Вторая Нина - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 28

• Предыдущая
• 28/41
• Следующая

Потом все как-то разом поплыло перед моими глазами — и небо, и Терек, и длинная, узкая, как змея, дорога…

Почва уходит из-под ног, небо падает на землю, земля разверзается подо мной, и я падаю навзничь, сильно ударившись головой о кузов коляски…

Упруго покачиваясь на рессорах, карета подкатила к подъезду большого, неприветливого петербургского дома. Длинная аллея, идущая вдоль вытянутого серого фасада, освещалась лишь двумя-тремя фонарями, горящими вполнакала. Швейцар в красной ливрее помог нам выйти из кареты, — мне и Люде.

— Барышня Влассовская! Наконец-то! — искренне обрадовался он.

— Узнали, Петр? — ласково кивая ему, спросила моя названная сестра.

— Как не узнать, как не узнать! — заторопился он. — Совсем не переменились, барышня. Если бы мне даже и не сказали, что вы приедете — узнал бы. Как же! Ведь про вас, барышня, и до сих пор в нашем институте все разговоры идут, вспоминают вас часто. Вас, да покойную княжну Нину Джаваху — царство ей небесное!.. Никого так долго не помнят, как вас… Спросите любую барышню в институте — все знают по рассказам барышню Влассовскую… И не видно, что шестнадцать лет прошло с тех пор, как от нас уехали. Такие же, как в день выпуска, остались… Право!.. Новенькую барышню нам привезли? — приветливо глядя на меня, поинтересовался Петр.

— Да, новенькую. Можно к баронессе? — Коротко отозвалась Люда, снимая пальто и шляпу. По-видимому, ей не хотелось поощрять словоохотливость собеседника…

— Как же, как же, сию минуту. Их превосходительство ждали вас уже утром. Телеграмма вчера от вас получена. Пожалуйста, я вас проведу к баронессе.

И, сделав нам знак следовать за ним, пошел вперед, неслышно ступая по гладко отполированному паркету.

Миновав узкую, длинную комнату с деревянными скамьями и роялем у окна, мы вошли в зеленую приемную с мягкой мебелью и высокими зеркалами, и, наконец, с таинственной доверительностью кивнув нам головой, Петр приоткрыл массивную дверь, завешенную тяжелой бархатной портьерой.

— Люда, mon adoree![14] — послышался тотчас же низкий бархатный голос, и высокая, полная дама с красивым строгим лицом раскрыла объятия.

Ей одной свойственным, необычайно мягким движением Люда скользнула вперед и упала в эти объятия.

Баронесса Нольден, начальница института, знала Люду еще шестнадцать лет тому назад, когда, состоя фрейлиной одной из августейших покровительниц института, приезжала туда каждую неделю. Люда Влассовская пользовалась исключительным расположением баронессы.

И теперь, возглавив институт, баронесса с распростертыми объятиями принимала свою любимицу.

— Очень, очень рада видеть вас, дорогая Люда! — восклицала она, целуя мою названную сестру.

Когда радостное оживление первых минут встречи поутихло, Люда взяла меня за руку, чтобы подвести к начальнице.

— Вот моя воспитанница Нина, баронесса. Прошу любить и жаловать… Нина, — обратилась она ко мне, поцелуй же ручку maman.

Я стояла, не двигаясь, и во все глаза смотрела на баронессу. Смешная тихоня Люда…

Целовать руки? Я? Княжна Джаваха Нина бек-Израэл, я буду целовать руку какой-то остзейской баронессе, потому только, что она имеет счастье быть начальницей учебного заведения, куда я поступаю на год, — благодаря хлопотам той же Люды! Нет, это уж слишком!

— Нина! Нина! — шепчет между тем Люда испуганно, — ты мне погубишь все дело! Полно, Нина, дорогая моя, хорошая! Ведь тебя приняли по доброте баронессы, ведь это против правил — принимать в старший, выпускной класс. Пойми же, Нина, пойми! — волнуясь, продолжает шептать Люда.

— Меня не даром приняли! — отвечаю я запальчивым шепотом, — и ты это отлично знаешь. А если это такое благодеяние, как ты говоришь, — неожиданно проявляю я покладистость, моя бедная Люда бледнеет от ужаса, предчувствуя какую-нибудь неблагонравную выходку с моей стороны, — изволь, я готова поблагодарить баронессу, только иначе, чем ты рекомендуешь.

И я с подобающей торжественностью выступила вперед, придерживая кончиками пальцев складки траурного платья и низко приседая перед начальницей института, произнесла самым высокопарным тоном, какой только сумела изобразить, подражая бабушке и светским дамам нашего горийского общества:

— Честь имею поблагодарить вас, баронесса.

Что-то неуловимое, как проблеск зарницы, возникло в заискрившихся юмором умных глазах баронессы и придало новое выражение ее энергичному лицу. Вот это «что-то» и разрушило преграду между нами, прирожденной столичной аристократкой и вольной, свободной от условностей этикета горянкой-княжной.

— Но она прелестна, твоя воспитанница, chere[15] Люда! Такая непосредственность! — обратилась баронесса к смущенной Люде, одобрительно улыбаясь.

— Нет! Вы — прелесть! Вы, а не я! — воскликнула я, — и если весь институт таков, как его начальница, то я очень раскаиваюсь, что не поступила сюда на семь лет раньше. Руку, баронесса! Дайте мне руку! Я не сомневаюсь, что мы станем друзьями на всю жизнь.

Я подбежала к баронессе и протянула ей руку, смело и твердо глядя ей прямо в лицо.

Люда помертвела. Потом ее бледное лицо пошло пятнами багрового румянца.

— Нина! Нина! — прошептала она в священном ужасе, кажется, готовая упасть в обморок.

Но мне сейчас одно только было важно: откликнется баронесса на мой призыв или нет? И баронесса откликнулась. Она взяла мою загорелую и загрубевшую от конской упряжи руку своей холеной благоухающей ручкой, крепко пожала и серьезно сказала:

— Да, Нина бек-Израэл, мы с вами будем друзьями! Я в этом уверена.

— Ага! Что, взяла? — не преминула я поддеть названную сестру, — а ты: ручки целуй, в благодарностях рассыпайся… Как же! Никому в жизни я рук не целовала, кроме покойного папы, и целовать не буду. Да, не буду! Баронесса — прелесть, а не какое-нибудь чучело и отлично поймет мои душевные побуждения! Молодец, баронесса!

С этими словами я обняла начальницу и крепко, звучно чмокнула ее в губы.

Если за минуту до этого Люда была только близка к обмороку, то сейчас она непременно упала бы без чувств, если бы баронесса Нольден не поспешила покончить с этой оригинальной сценой, сказав, что пора отвести молоденькую бек-Израэл, то есть меня, к подругам, которые уже поднялись в дортуар.

— А вы, душа моя, — предложила начальница Люде, — пойдите тотчас же к вашим малюткам, чтобы сразу приступить к исполнению новых обязанностей, а то у них, в отсутствие классной дамы, дежурит пепиньерка.[16] В моей рекомендации вы не нуждаетесь. За эти шестнадцать лет не угасла память о примернейшей и лучшей ученице нашего института Людмиле Влассовской. С Богом, дитя мое, — прибавила баронесса. — Вам предстоит нелегкий путь. На протяжении семи лет вы будете жить, вникать во все подробности воспитания тридцати пяти воспитанниц, чтобы вырастить из нынешних крошек честных и хороших тружениц-гражданок. Это далеко не простая задача. Но вы — Людмила Влассовская, а не кто-нибудь другой, и я спокойно вверяю вам мое стадо. С Богом, Люда!

Перекрестив мою названную сестру, баронесса поцеловала ее в лоб и обратилась ко мне:

— Ну, а теперь пойдем и мы!

И, взяв меня за руку, вывела из приемной.

Длинный, бесконечный коридор, скупо освещенный редкими газовыми рожками, расстилался перед нами. Миновав его, мы поднялись по широкой, роскошной лестнице мимо двух таких же коридоров и вошли в четвертый этаж здания. Здесь коридор шел вправо от широкой площадки с дверями домашней церкви института.

— Классы уже разошлись по дортуарам, — нашла нужным сообщить мне начальница и отворила какую-то дверь.

• Предыдущая
• 28/41
• Следующая