Клуб знаменитых капитанов. Книга 1 - Минц Климентий Борисович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/57
• Следующая

— Гм… пардон, медам и месье, я как-то запамятовал… сколько это будет сто тысяч ли? — скрывая своё смущение, спросил Тартарен.

— Могу вам ответить точно — это 57 000 километров, — сообщил тарасконцу Артур Грэй.

— Но почему же столь выдающийся мореплаватель был забыт? — в задумчивости спросил Робинзон.

— В этом повинны китайский император и его приближённые, — пояснил Немо. — После смерти Чжэн Хэ они стали уничтожать его карты, чтобы предать забвению его имя. Так воздвигалась невидимая китайская стена на море, чтобы скрыть Срединную империю от проникновения чужеземцев.

Наступило молчание. Робинзон неторопливо выколачивал свою трубку, Дик Сэнд чинил гусиное перо. Гулливер большими шагами прохаживался по кают-компании и вдруг остановился возле старинных часов в футляре красного дерева.

— Достоуважаемые друзья… Всё это очень интересно, но не проливает никакого света на судьбу неизвестного нам Синицына. Я всё-таки полагаю, что такого знаменитого капитана нет.

— Такой капитан есть! — воскликнул Василий Фёдорович. — Вот его письмо! — с этими словами он достал из-за обшлага мундира сильно размытый водой листок бумаги.

— Что же занести в наш вахтенный журнал? — нетерпеливо переспросил пятнадцатилетний капитан.

— Пишите. Сего, седьмого сентября, перед закрытием библиотеки повесть писателя Станюковича «Вокруг света на «Коршуне», которую я имею честь здесь представлять, была выгружена из сумки одной школьницы и пришвартовалась к столику Марии Петровны. И вдруг я с немалым изумлением заметил, что между страницами главы пятой под названием «Спасение погибающих» лежит это письмо.

— Сударь, вы долго будете играть на моих нервах? — мрачно перебил капитана Тартарен, поправив съехавшую на затылок малиновую феску. — Весь Тараскон знает, как я страшен в гневе.

Командир «Коршуна» навёл большую лупу на неясные строки письма.

— Начало сильно размыто… Солёная вода выедает чернила… Можно разобрать только три буквы — «КАТ…»

— А что, если это начальные буквы слова «катастрофа»? — насупив брови, задумался Робинзон Крузо, высекая огонь для своей трубки.

— Возможно, — согласился с ним Василий Фёдорович. — Дальше уже довольно ясно: «Я никогда ей этого не прощу. Опозорить меня, знаменитого капитана… при всей команде!»

— О, медам и месье! — оживился Тартарен. — В этом деле замешана женщина.

Капитан корвета оставил эту догадку без внимания и снова навёл лупу на памятную страничку. С трудом он разобрал ещё одну строчку: «Внезапный ураган силой в два балла…» — а дальше красовалось поблёкшее чернильное пятно.

— Ураган силой в два балла! Но это вздор, — засмеялся Гулливер. — Он опасен только для лилипутов.

— Вы ошибаетесь, — возразил Немо, — этот капитан мог очутиться в центре тайфуна. Там бывает мёртвая зыбь.

— Вероятно, это так, — подтвердил капитан корвета, — потому что дальше можно разобрать… «я за бортом»…

— Неужели он погиб? Или, быть может, уцепившись за обломок реи, борется с бушующей стихией? А мы здесь греем кости в уютной кают-компании, — с тревогой произнёс Артур Грэй.

Дик Сэнд порывисто вскочил со своего места,

— Я готов, не теряя ни минуты, броситься на помощь. Но куда?

— Есть координаты, — раздался ровный голос Василия Фёдоровича. — Я наконец их разобрал.

Немо быстро развернул морскую карту, и все капитаны склонились над ней. Командир «Коршуна», сверяясь с загадочным письмом, отметил на карте синим карандашом место пересечения широты и долготы.

— Любезные друзья! Позвольте! Если не ошибаюсь, это координаты Москвы, — удивился Гулливер, — Какие же там штормы, в Москве?

— В самом городе штормов, конечно, не бывает, — сказал командир «Коршуна», — но неподалёку находится Московское море.

— Ну, какое это море, — перебил его Робинзон, — просто искусственное водохранилище.

Василий Фёдорович не согласился со знаменитым отшельником.

— Вы не правы, капитан Крузо. Московское море занимает триста двадцать семь квадратных километров. Тут раздолье и для кораблей и для чаек.

— Но что за шторм на искусственном море! При всём глубочайшем уважении к вам, капитан корвета, в это очень трудно поверить, — возразил Гулливер..

Артур Грэй с укоризной посмотрел на героя романа Свифта.

— Там бывают даже бури. Мне вспоминается один случай. На Сормовском заводе, который, как всем известно, находится возле города Горького, на берегу Волги, строились речные суда для Енисейского пароходства.

— Позвольте, медам и месье, — перебил его Тартарен. — Но как же эти суда из Сормова могут попасть на Енисей? По железной дороге?

— Нет, водным путём. Они прошли по Волге в Рыбинское море… кстати, там их встретил свирепый шторм. Море было искусственное, а шторм — самый настоящий! Потом по Беломорскому каналу речные суда прошли в Белое море, пересекли Баренцево и Карское… Переход до устья Енисея в порт Игарку составил шесть тысяч километров.

Во время этого рассказа Дик Сэнд завладел таинственным письмом и стал его тщательно разглядывать.

— Прошу внимания!.. Мне удалось разобрать ещё одну размытую строчку: «…налетел на риф у самого порта… О…» И подпись — «Знаменитый капитан Синицын».

Немо, оторвавшись от карты, поднял украшенную белой чалмой голову:

— Но ведь Московское море — в Калининской области и у него другие координаты. А здесь речь идёт именно о Москве. Видимо, капитан Синицын потерпел кораблекрушение возле Московского порта… Но какого? Ведь в Москве три порта: Северный в Химках, Западный в Филях и Южный при выходе в Окский бассейн.

Общие сомнения рассеял Тартарен.

— Пардон, под кляксой можно разобрать ещё две буквы — «Хи…» Держу пари, что это Химки — московский порт пяти морей. Но, увы, никто там не видал рифов.

— Вчера они не торчали, а сегодня могли появиться. Всякое бывает на море, — рассудительно возразил Робинзон.

— Я не понимаю. — Дик Сэнд с треском захлопнул вахтенный журнал. — Моряк терпит бедствие. Налетел на риф. Попал в катастрофу. А мы…

Неизвестно, что ответили бы капитаны, но на улице раздался звук почтового рожка и грохот подъезжающего экипажа. Все бросились к окнам.

У подъезда школы остановился старинный почтовый дилижанс, запряжённый шестёркой лошадей. На козлах приветственно размахивал бичом барон Мюнхаузен.

— Это я! — весело воскликнул он, задрав голову к окнам третьего этажа, откуда выглядывали его друзья по клубу. — Самый известный на земле, на воде и под водой, на Луне и окрестных планетах — путешественник, мореплаватель и поборник истины! Из скромности я даже не упоминаю о своих научных заслугах.

— Какая удача! Мы на почтовом дилижансе помчимся в Химки, — обрадовался Артур Грэй.

Капитан корвета что-то пометил в своей записной книжке, вырвал страничку, аккуратно её сложил и спрятал под большой глобус, стоявший на круглом столе в кают-компании.

— Я оставляю записку вахтенному начальнику моего «Коршуна». Он должен знать, куда отправился его командир.

Тем временем Дик Сэнд спустил в открытое окно верёвочную лестницу, и капитаны в вечернем сумраке стали поспешно спускаться вниз.

Гулливер и Робинзон с трудом поддерживали Тартарена, нагружённого походным багажом — рюкзаки, ружья, гамаки, одеяла, кастрюли и многое другое.

Первым на землю соскочил Немо. Его привёл в изумление жалкий вид Мюнхаузена — рваный камзол, дырявый плащ, на одной ноге потрескавшийся ботфорт со шпорой, а на другой — одно голенище. И только нарядная шляпа с плюмажем и позолоченная шпага напоминали о его прежнем величии.

— Колоссальный успех! — с достоинством заявил барон, поворачиваясь во все стороны. — Меня зачитали до дыр! Все хотят прочитать «Приключения Мюнхаузена»… Я буквально нарасхват… И даже один восторженный мальчик вырвал из моей книги несколько страниц с картинками… На память, разумеется.

Следующим на землю соскочил Дик Сэнд.

— Дорогой Мюнхаузен, вы приехали с Луны?

— Что вы! Я из переплётной. С Арбата.

• Предыдущая
• 3/57
• Следующая