Зеленые листы из красной книги - Пальман Вячеслав Иванович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/74
• Следующая

— Если отыщем клад с драгоценностями Войска Кубанского…

— Вот именно. Шутка шуткой, а ты понятия не имеешь, где сегодня Семен Чебурнов живет-пропадает.

— Где же?

— Семен набрал шайку таких, как он сам, и все лето шарил по горам за Горячим Ключом. Этот самый клад ранил его в сердце. Такое богатство — и в камнях! Зима, а он все не показывается… Впрочем, не о кладоискателях Разговор. Давай все же объявим об аренде, а? Насчет оплаты в казну запамятуем, не вечная эта рада, без России она не продержится. А мы хоть охрану наладим.

Прошла неделя, вторая, третья… Шапошников успел побывать в четырех станицах, список арендаторов вырос у него до сотни, но собрать удалось жалких четыреста рублей. Однако и они пригодились: выплатили своим егерям, которые уже годами не получали никакого жалованья.

Дни летели чередой, зима стояла, и мне все более хотелось поехать к Телеусову, Кожевникову, Задорову, посидеть у печки на кордонах, походить по звериным тропам, попугать врагов. Беспокоили зубры. Снегу много. Это для зверя тяжело. Время бескормицы.

Данута учила псебайских детей. Ей платили натурой — мукой, яйцами. Тоже подспорье. Иной раз в школу, которую устроили в бывшем княжеском доме, ходил и Мишанька, хотя ему по возрасту и рановато было. Он уже знал буквы, хвастался перед дедушкой, складывал простые слова, считал на палочках до десяти. Но когда в январе девятнадцатого я стал собираться в горы, он ударился в такой рев, что поразил нас всех. Хочу с папой — и все! Так запало в его детскую душу минувшее лето, проведенное на Кише! Дедушка покачал головой, изрек:

— Ну, быть в нашем роду еще одному лесничему. Что мать, что отец…

Я уехал надолго, до весны. Была в том и другая необходимость: дважды приходили повестки, чтобы явился в Лабинскую. Но служить в армии рады я не хотел. Перебыть это время в горах. Все внимание Кише и Умпырю, где зимовали самые большие стада зубров, несчетные пока олени, серны, туры.

Мы много ходили на самодельных лыжах с Борисом Артамоновичем, который обрел жизнерадостность, свойственную его возрасту, и всей душой привязался к делу. Он любил природу и почти так же поклонялся красоте ее, как Алексей Власович. Нам удалось пробиться с Кожевниковым по опасным тропам на Умпырь, и там, в просторном и теплом доме, мы сидели по вечерам в компании с Теле-усовым и его племянником, готовили капканы на волков, расплодившихся в горах до опасного предела, и пели песни старых егерей. В погожие дни уходили на охоту, стреляли волков, иной раз и кабана, чтобы не сидеть голодными. Зубров не выпускали из поля зрения, тем более что все они сбились на зиму в долину, что довольно близко от кордона. Они не особенно боялись нас, признали, хоть и не подпускали близко.

Человеческих следов мы нигде не встретили. К счастью для зверя.

Беда нагрянула позже…

Сперва о зубрах.

К весне 1919 года нам удалось сохранить почти полностью всех зубров, попавших под перепись полтора года назад. Это вовсе не означает, что браконьерство пошло на убыль. Мы считали, что за прошедший год убито и пропало не менее сорока голов. Но приплод покрыл даже такую большую убыль. В умпырском и кишинском стадах молодняка стало заметно больше. Телеусов насчитал там четырнадцать зубрят в трех стадах. Кое-что сохранилось и на Загдане. Правда, настораживало одно обстоятельство: в стадах оказалось девять бычков. Что-то многовато при четырех зубрицах и всего одной молодой телке. Ждать серьезного прибавления на Загдане не приходилось.

В Гузерипль за зиму мы не пробрались. Слову Кухаре-вича я верил. Контроль над Армянским и другими перевалами в его руках.

Я просил Дануту сохранять все газеты и журналы, какие удастся заполучить в Лабинской, в Майкопе и по станицам. Дважды за зиму Телеусов посылал своего хлопца в Хамышки, тот наведывался и в Псебай. И вот в марте 1919 года он привез от Дануты увесистую сумку с журналами и газетами.

Чего только не писали тогда! Газета «Кубанская земля» вовсю славословила войсковое правительство рады и ее деятелей, пестрела объявлениями об английских и французских союзниках и концессионерах. Все, что относилось к Добровольческой армии Деникина, подавалось в сдержанных тонах. Из станиц в Екатеринодар шли верноподданические реляции и короткие сообщения о казацких воинских формированиях рады, которые не торопились к Деникину. Армии Советской власти крепко держали Царицын, активно воевали в районе Пятигорска, в горах Кабарды и Осетии. Изредка появлялись сообщения о стычках с красными партизанами возле Туапсе, Сочи и Адлера.

Крайне интересными для меня были старые журналы «Природа», «Известия Кавказского отдела Географического общества». Ученые России не забывали о зубрах!

В «Природе» за 1916 год сообщалось, что с речью об охране природы выступили профессор Шокальский и академик Бородин. Они требовали назначения в области Российской империи правительственных комиссаров по охране природы. Московское общество охраны природы в конце 1917 года опубликовало доклады нашего знакомого зоолога Филатова о Кавказском заповеднике и Фальц-Фейна об Аскании-Нова. Судьба зубров занимала в докладах этих ученых много места.

Там же я прочитал хронику 1917 года: «Уже несколько лет тому назад начаты переговоры об устройстве заповедника на Кавказе, в Кубанской области, где еще сохранились зубры. В настоящее время, когда заповедник Беловежской пущи подвергся военному опустошению, необходимость сохранить, по крайней мере, тех зубров, которые имеются на Кавказе, особенно настоятельна. Между тем, вследствие аграрных движений, связанных с революцией, и высокой ценности мяса и кож, опасность истребления зубров чрезвычайно повысилась. Академия наук ходатайствует перед Временным правительством о скорейшем принятии необходимых мер для охраны».

Егеря слушали задумчиво, с ощущением собственной значимости.

И тут я вспомнил разговор о зубрах с комиссаром Постниковым, когда ездил за мандатами в Кубано-Черно-морский Совет. Тот разговор был продолжением только что прочитанного. Временное правительство ничего не успело сделать в этой области. А Совет Народных Комиссаров РСФСР, едва получив власть, нашел время прислушаться к ученым.

К сожалению, власть эта пока не распространялась на Кубань.

Чтобы помочь своим семьям справиться с весенними работами, мы по очереди съездили домой — кто на пять, кто на семь дней. Я пробыл в Псебае восемь дней, и, когда уезжал в горы, Мишанька прямо изошелся — так просился со мной. Но Данута сказала решительное «нет».

Кажется, в мае мы узнали, что Деникин пошел на север, а его авангард — дивизии фанатичных Шкуро и Улагая — уже возле Курска и Воронежа. Газеты Кубанской рады торжествовали вдвойне. Прежде всего потому, что Советскую власть теснили. И потому, что по мере приближения Деникина к Москве положение рады обретало устойчивость. Не обходилось ни одной статьи без упоминания о самостийной Кубанской республике.

Обсуждая все эти крупные события, мы не подозревали о беде, которая уже вошла в заповедник.

Первым забил тревогу Борис Артамонович.

Задоров вообще проявлял исключительную наблюдательность. Он мог часами лежать в укрытии, не спуская глаз с зубров. Вся их скрытная жизнь оказалась записанной у него в тетради. Как едят, спят, играют. Для удобства он дал имя многим быкам и зубрицам, так и писал о них: «Задира», «Руслан», «Чудо», «Рыжий», «Бойкая», «Мамаша», «Лабица». Он знал все их солонцы по Кише, любимые чесальные горки и деревья, мог сказать, кто поранился или приболел и почему.

Явившись от границы зубрового парка у истоков реки Ходзь, Борис с тревогой сказал мне и Кожевникову:

— В стаде больные. Руслан всегда первым выходил на луг, ловчее его ни один зубр траву не стрижет, а тут, смотрю, плетется позади всех, вышел на луг, схватил лопухи раз, другой, пена изо рта, и все головой туда-сюда, будто больно ему жевать. Так и простоял, свесив голову, пока в лес не вернулись. И почему-то хромает, Мамаша без аппетита. Больные, эт-уж точно.

• Предыдущая
• 18/74
• Следующая