Серебряное дерево (с иллюстрациями Н. Гольц) - Красовская Галина - Страница 12

• Предыдущая
• 12/41
• Следующая

Убедившись, что опыт над сто первым орешком удался на славу, Гранат роздал Чинарию и Хвойке пакеты с порошками и склянки с жидкостями.

— По семь раз в день, — сказал он, — посыпайте росточки порошками и поливайте эликсиром роста.

И с той поры, как Чинарий и Хвойка стали подкармливать побеги серебряных деревьев эликсиром «Р», они припустились расти так быстро, что за ними было уже не угнаться их лесным соседям.

Скоро среди свирельского леса поднялась роща серебряных деревьев. Они были прекраснее всех деревьев в лесу, зимой и летом блистали они в своих серебряных одеждах, а кругом стояли тополя и стерегли их.

От эликсира на деревцах вырастало такое множество ветвей, что им трудно дышалось. Чинарий и Хвойка осторожно срезали с деревьев лишние веточки и всем раздавали их. А плотник Плошка учил свирельцев вырезать из них шкатулки и разные фигурки.

Весело гуляли по дереву Плошкины руки, сыпался на дерево Плошкин хохоток, брызгали из его глаз весёлые слёзы. А по следу Плошкиных рук вырисовывались всякие цветы, зверьки и человечки. И выходили они до того смешными, что каждый, кто смотрел на них, тоже начинал хохотать.

Много нашлось охотников перенять у Плошки его искусство. Даже старички с Макового лужка, что только грелись на солнышке и слушали жужжание пчёл, начали записываться в Плошкин кружок юных резчиков по дереву. И что удивительно: твёрдая, твёрже железа, древесина серебряных деревьев в добрых руках свирельцев становилась послушной и мягкой, как пластилин.

Лесничий Чинарий, который до сих пор мучился угрызениями совести, день и ночь пропадал в лесу. Он завёл строгий порядок: каждый, кому нужно было срубить спелое дерево, чтобы построить дом, смастерить стол и стул, или срезать веточку для свирели, должен был посадить три дерева и ухаживать за ними, пока они вырастут.

Оттого ещё пышнее и прекраснее стал свирельский лес. Весной в лесу прятался снег, потихоньку таял и пробирался подземными ручейками к реке Свирельке. Много воды стало в Свирельке, всласть поила она огороды и сады, луга и поля. Деревья в садах Свирелии прямо-таки ломились от сочных фруктов, хлеба на полях вызревали ещё сдобнее — масло с колосьев каплями падало на землю, и даже на камнях Свирелии вырастали цветы.

Под щедрыми дождями, в прохладе, зацвели серебряные деревья душистыми белыми цветами. Листья деревьев от прикосновения ветерка начинали хлопать в ладоши, серебристо звенеть и заливаться песнями.

Наслушавшись этих песен, птицы Свирелии стали ещё голосистее. А белоснежные цветы серебряных деревьев изливали такой аромат, что к ним слетались пчёлы со всего света. На здешних цветах они становились величиной с доброго воробья.

Ещё чаще, чем прежде, в стране стали устраивать весёлые карнавалы. По-прежнему не задумывались свирельцы о серьёзных вещах. Ещё сильнее приохотились они к Грушкиным коктейлям, тянучкам и всяким сладостям. Они имели все, что только могли пожелать, и считали себя счастливыми.

Правда, кое-кто из свирельцев был чем-то недоволен. Пятьюпять, например, никак не мог смириться с привычкой свирельцев при виде зла закрывать глаза, поэтому то и дело дымился и умножал. На Гарпуна иногда находило, и он начинал хандрить и тосковать по морю, которого никогда не видел. Чинарий не мог себе простить погубленных серебряных орешков. И, может быть, было в стране ещё несколько таких чудаков, которые не могли спокойно жить и радоваться и не любили сладких тянучек.

Кажется, чего ещё надо было Фитильку! Он оправдал надежды Минуса и успел прославиться своими изобретениями на всю Свирелию. Фитилёк придумал-таки необыкновенный прожектор, чтоб собирать и отражать звёздный свет. Теперь в домах свирельцев зажигалось голубовато-зелёное сияние, как будто в каждом домике было своё небо. Но не успев порадоваться своему изобретению, Фитилёк тут же задумал сделать его ещё лучше. Ему хотелось, чтобы прожектор собирал солнечные лучи и чтобы зимой свирельцы обогревали свои дома не печками, а солнечными лучами из чудесного прожектора. Конструкция никак не давалась, и Фитилька не радовал белый свет.

Но на таких чудаков свирельцы не обращали внимания и плясали себе в своё удовольствие.

Многие поспешили обзавестись новыми свирелями, и маэстро Тромбус из веточек семи серебряных деревьев смастерил взамен поломанной тромбины новую. Для удобства маэстро устроил в трубе два переключения, как бы два горла — слабое и сильное. Если дунуть как следует в сильное горло, звук полетит через поля и леса, через горы и моря, в дальние страны. Но и звуки, вылетавшие из слабого горла, были слышны на всю Свирелию.

Как раз в это время у маэстро Тромбуса родилась дочь, а у художника Карало — сын, красивый мальчик, с длинными, в пол-лица, ресницами. Карало назвал его Караликом, мечтая о том, что он тоже вырастет художником. А маэстро Тромбус назвал дочь Виолой — в честь своего любимого инструмента виолончели. А ещё, по совету Граната, он дал девочке второе имя — Фортуна — в честь Арбор Фортунэ — дерева счастья.

Гранат, Минус, Гематоген и Карало по-прежнему собирались у маэстро, который теперь всё время мастерил из серебряных веточек флейты, виолончели и скрипки.

Если уж говорить о тех, кто в счастливой и процветающей Свирелии не чувствовал себя до конца счастливым, так это были Гранат и его друзья. В отличие от свирельцев, не любящих думать ни о чём мудрёном, друзья толковали о самых серьёзных и самых важных вещах.

— Клянусь, у этих деревьев на редкость музыкальная душа! — восклицал маэстро. — А каковы новые свирели, флейты и скрипки! Разве можно их сравнить с прежними?! Какие дивные, неслыханные звуки! Но — подумать только! — слушатели опять спят на моих концертах! А я так надеялся на серебряные деревья... Я просто в отчаянии! — И Тромбус по привычке хватался за виски.

— Не огорчайтесь, — успокаивал его Минус. — Мне тоже не легко воспитывать ребят, особенно в последнее время: всё чаще они пропускают уроки труда, а на занятиях принимаются жевать тянучки... Это нелепое пристрастие к сладостям прямо-таки лишает меня покоя! Я всё чаще задумываюсь: хорошо ли, что мы живём слишком легко и беззаботно?

— Что ж в этом хорошего? — вступал в разговор Гематоген. — Недавно мы с Витаминчиком и Ампулкой провели обследование населения страны. И что бы вы думали? Оказалось, почти у всех кровь бежит по жилам вяло, а мозг слегка подёрнут жирком... Только у нескольких свирельцев, которые не умеют спокойно жить и не злоупотребляют тянучками, всё в норме...

Художник Карало сидел в углу с маленьким Караликом на руках — он очень привязался к своему малышу и не расставался с ним ни на минуту. К этому времени Карало перестал писать портреты свирельцев. Все розовые и голубые краски он израсходовал, а другие цвета свирельцы не любили, и портреты у Карало не выходили. По лицу художника было видно, что он раздумывает над чем-то серьёзным. Но Карало, как всегда, молчал и только крепче прижимал к себе этюдник и Каралика.

— Вот и выросли у нас серебряные деревья, — в задумчивости, не слушая, что говорят друзья, произнёс Гранат. — Но это полдела. Теперь надо отгадать их тайны... Как стать непобедимыми? И правда ли, что долголетие заключено в орешках? Доктор, как дела с тем орешком, что я вам дал? Помог он вылечить Гнилушку?

— Увы, нисколько! — мрачно отвечал Гематоген, протирая носовым платком очки. — Я провёл курс лечения порошком из вашего сотого орешка, но состояние больного не улучшилось. Сердце его всё больше каменеет... Как видно, целебность вовсе не в орешках... Скажу вам по секрету, — смущённо добавлял Гем, — я даже давал больному пожевать серебряные листья, но и они не помогли...

Повздыхав, друзья расходились по домам.

Шло время. Тайны серебряного дерева не давали Гранату покоя ни днём, ни ночью.

— Пошли танцевать, Гранат, — частенько звали его свирельцы.

Нарядные и довольные, жуя тянучки, они спешили мимо дома мудреца к поляне «Ёлочка», откуда слышалась праздничная музыка.

• Предыдущая
• 12/41
• Следующая