Княжна Джаваха - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 7
- Предыдущая
- 7/40
- Следующая
— Бедная Барбалэ! Бедная старушка! — растроганно говорила я, гладя с любовью ее загорелые щеки.
— Бедная княжна, бедная джаным! Бедная сиротка! — вторила мне она, и мы обнимались крепко и горячо, как родные.
Как-то раз бабушка, всевидящая и вездесущая, услышала наши жалобы и прислала за мною Родам.
— Пожалуйте, княжна, княгиня просит, — лукаво улыбаясь, объявила мне она.
Я не любила Родам за ее чрезмерную привязанность к моему врагу Юлико, с которым она, взапуски с Андро, нянчилась, как с коронованным принцем. Я передернула плечами (эту привычку я переняла от отца) и стала медленно подниматься в комнаты бабушки.
Она меня встретила, красная, как пион, забыв в своем волнении все величие, достойное княгини, происходившей родом от самого Богдана IV, и, измерив всю меня враждебным взглядом, визгливо закричала:
— Так вот оно что, внучка! Вы бегаете жаловаться на меня судомойкам и кухаркам… на меня — на вашу бабушку, желающую вам только добра и пользы! Чем я вам не угодила, позвольте спросить, чем? Тем ли, что я прилагаю все мои старания, чтобы из скверного, необузданного мальчишки сделать хоть сколько-нибудь приличную барышню?.. Юлико сказал мне, что ты продолжаешь дразнить его, гадкая девчонка! Предупреждаю, если это будет продолжаться, я отниму у тебя лошадь и велю запрягать ее в фаэтон для Юлико, а ты будешь сидеть до тех пор дома, пока осенью я не отвезу тебя в институт!
Слова бабушки как громом меня поразили… Мне казалось, что земля уходит из-под моих ног!
Институт… возможность потерять Шалого и в конце концов жалобы, вечные жалобы этого противного Юлико…
— Нет… нет… ни за что не расстанусь с Шалым и не поеду в институт… Ведь не повезут же меня туда связанную в самом деле! А Юлико я ненавижу и никогда не перестану изводить его…
Так рассуждала я, и в голове моей зрели планы один другого замысловатее, как бы досадить ненавистному мальчишке.
Я вышла, шатаясь, из комнаты.
Моя злоба к Юлико разгоралась все сильнее и сильнее…
Мне живо стали представляться картины одна другой несообразнее, но полные огня и красок, на которые способно только пылкое воображение молоденькой южанки. Мне казалось, что я — могущественная из королев, веду непримиримую войну с моим родственником, тоже королем, Юлико. Мы бьемся долго, бьемся насмерть… Мои воины оказывают чудеса храбрости… Враги побеждены… Король их — мой пленник… Он стоит передо мною, весь закапанный кровью, со связанными за спиной руками, испуганный насмерть тем, что его ожидает. А его ожидает смерть. Этого требуют мои воины…
— Князь Юлико… то есть король (поправляю я себя мысленно), знаете ли вы, что будет с вами?
Он бледнеет, ноги его дрожат и подкашиваются… Он на коленях предо мною униженно молит о пощаде.
— Вы должны умереть, ваше величество, — говорю я (в такую минуту я не могу называть его иначе, и потом он, в моем воображении, был храбр и дрался, как лев).
Он поднимает ко мне бледное и прекрасное лицо… (Непременно прекрасное… Юлико, король моей фантазии, не может обладать длинным носом и мышиными глазками настоящего Юлико.) Я читаю в его лице смертельный ужас.
Тогда я сзываю моих воинов звуком серебряного рога, такого именно, какой бывает только у героев и вождей, и говорю им:
— Я, ваша королева, прошу у вас милости для этого царственного пленника… Я отдаю вам за его жизнь все мои сокровища! Вы должны, вопреки обычаю предков, пощадить его!
И вожди и воины, пораженные моим великодушием, высоко поднимают меня на щите, как это делалось у древних народов, и молодой пленный король склоняется к моим ногам, целуя мои одежды.
— Вот как я тебе отомстила, Юлико! — кричу я ему и, забыв действительность, бегу, как безумная, по чинаровой аллее.
Мои щеки горят… Разметавшиеся косы хлещут меня по спине… Я натыкаюсь на Абрека, седлающего Шалого…
— Скорей, скорей, едем, Абрек! — кричу я в исступлении.
Но вдруг взгляд мой замечает ненавистную маленькую фигуру, приютившуюся в тени каштана, и я бросаю новое оскорбление Юлико — не королю воображаемой сказки, а настоящему Юлико с длинным носом и мышиными глазками:
— Слушай, князь-девчонка, если ты еще раз осмелишься сплетничать на меня бабушке, то я затопчу тебя копытами моего Шалого! Слышишь?
И вихрем уношусь в горы…
Глава IV
Бэлла. Неожиданная радость
— Нина! княжна-джаным! Сердце мое!
— Бэлла-радость!
— Золотая Нина!
— Бэлла! Бэллочка! Драгоценная.
Весь этот поток нежных имен вылился сразу с бурными поцелуями и горячими объятиями у ворот нашего сада, где стояли две чистокровные горные лошадки и два джигита в праздничных нарядах. В одном я узнала дедушку Магомета; другой, молоденький, быстроглазый, оказался моей хорошенькой теткой, сестрой покойной деды, Бэллой, дочерью Хаджи-Магомета-Брека. Хотя моя тетка была старше меня лет на 6 или на 7, но мы были с нею закадычными друзьями. Бэлла редко бывала в Гори, и потому ее громадные черные глаза так и сияли жадным любопытством.
— Золотая моя джаным, хорошенькая, изумрудная моя, яхонтовая… — тянула она своим певучим голоском, и смеялась и целовала меня, и звенела запястьями под голубым, золотом шитым бешметом.
— А мы ехали… долго… ехали… все горами… горами… останавливались только у духанов,[18] а ночевали в аулах… — рассказывала она, поминутно пересыпая свою речь веселым, детски-беспечным смехом.
— Как же ты без чадры, Бэлла? — удивилась я, зная, что дед Магомет строго придерживается обычаев горцев.
— Тсс! — лукаво погрозила она пальцем и покосилась на отца, дружески обнимающегося с подоспевшим папой. — Чадра под бешметом… Здесь урусы, а ваши женщины не прячутся под чадрою… Я в гостях у урусов.
— Молодец Бэлла! Ай да дикая козочка, — рассмеялся мой отец и повел дорогих гостей к дому.
— А у нас новость, — шепотом сообщала я моему другу. — Приехала чужая бабушка… такая важная и сердитая… А с нею брат… двоюродный… Такой кудрявый… вот увидишь, и злющий, как голодный волчонок.
— Голодный волчонок! — подхватила Бэлла и громко, раскатисто рассмеялась.
На крыльце нежданных гостей встретила бабушка со своим неизменным Юлико.
— Здравствуй, Хаджи-Магомет, добро пожаловать, — насколько могла любезнее, приветствовала она деда, своего давнишнего врага.
— Здравствуй, княгиня, — сурово, без улыбки ответил старик, не любивший ее за ее чрезвычайную кичливость.
— Здравствуй, госпожа! — прозвучал звонко голосок Бэллы, и смеющееся, полное своеобразной прелести личике предстало перед старухой.
— Эта хорошенькая девушка — твоя дочь ага-Магомет? — обратилась бабушка к гостю.
Тот молча кивнул головою.
— Ты счастлив должен быть, ага, имея такую прекрасную дочь!.. — желая довершить любезность, продолжала бабушка.
— Будь благословенна Аллахом, госпожа, за твою доброту, — сурово произнес старик и остановил ласковый и грустный взгляд на дочери.
«Верно, он вспомнил деду», — подумала я и не ошиблась.
— У меня была и другая дочь, такая же прекрасная и добрая, но волею Аллаха она в раю… — тихо произнес он.
Всем стало грустно… Всем вспомнилась моя милая, незабвенная красавица-мать.
— А вот это внук мой, княжич Юлико, — не без тайной гордости произнесла бабушка, выдвигая вперед своего любимца.
И вдруг веселое личико моей молоденькой тетки сморщилось от спеха, и задрожали, и запрыгали на ее груди звонкие золотые монисты и ожерелья.
Она без церемонии трогала пальцами бархатный костюмчик моего кузена, его отложной воротничок, его длинные, как у девочки, кудри и хохотала до упаду.
— Косы девушки… шальвары мальчика… ай да джигит! — кричала она, не стесняясь, между бешеными приступами хохота.
Мы с отцом не могли не улыбнуться, смотря на эту веселую и живую дикарку.
— Перестань, Бэлла! — строго прикрикнул дед, видя, что старая княгиня начинает краснеть от приступа досады и сам виновник этого смеха не знает, куда деться от смущения.
18
Духан — кабачок, харчевня.
- Предыдущая
- 7/40
- Следующая