Джаваховское гнездо - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/37
• Следующая

— Джигиты, вперед!

Толпа гостей отхлынула к ограде сада. Всадники строятся в линию.

Два молодых хорунжих, два юнкера, трое мальчиков из «гнезда» и Аршак. Селтонет вьется подле.

— Селим! Селим! Помни, если ты первый — бирюзовый пояс и моя вечная дружба в придачу! Рабой тебе служить буду! Да! Клянусь Кабардой! Клянусь!

Сандро сидит, как выкованный, на пляшущем Эльбрусе. Князь Андрей подходит к нему.

— Если ты не уверен в коне, мой мальчик, бери другого.

— Никогда, батоно, никогда! Сколько в этом «никогда» отваги.

— Ах, Сандро. Зачем? Зачем? — шепчет Гема, но мальчик глух и нем к мольбам сестры.

Даня, непривычная к такому зрелищу, заинтересовывается им.

К ней подходит Маруся.

— Я хотела бы, чтобы Сандро, чтобы именно он вышел победителем.

— Все равно, только бы кто-нибудь из наших, — подхватывает Гема, — это будет приятно «другу», тете Люде, нам всем.

А в душе ее стонет молитва: — «Святая Нина! Благоверная царица Тамара! Помогите моему брату, розану души моей, Сандро, чтобы не быть ему сброшенным конем!»

Маруся берет под руку Даню.

— Взгляни на агу Керима. Как горят у него глаза! Как вздрагивают ноздри! О, он прекраснее всех понимает джигитовку! Он лучший джигит Дагестана. И, ты знаешь, он бывший разбойник — Керим!

— Что?!

— Да. Он грабил в горах тех, кто наживал богатства недобрым путем, притесняя бедных. У него была своя шайка. Потом их поймали. Судили. Он сидел в тюрьме. Говорят, он сам отдался в руки, спасая «друга», нашу княжну Нину. Теперь он мирный джигит…

Маруся не доканчивает своей речи. Внезапно лицо ее озаряется восторгом. Она хлопает в ладоши и кричит:

— Смотрите! Они скачут! Скачут!

Они действительно скачут. Впереди чужие: хорунжий и юнкер, потом Селим. Валь спокойно погоняет своего Ворона, который почему-то не хочет прибавить ходу. Сандро позади всех. Дикий Эльбрус под ним по-прежнему кружится и пляшет. Сандро волнуется. Если так продолжится, он не прилетит первым и не получит из рук «друга» желанного венка.

О, как ему, Сандро, дорога каждая похвала «друга», каждая улыбка одобрения на устах Нины. Он, Сандро, помнит свою мать. Она умерла два года назад. Но «друг» заменил ему ее. Заменил всецело. И нет, кажется, ничего, чего бы не сделал для «друга» Сандро.

А Эльбрус все беснуется, все мечется под ним. С таким конем далеко не ускачешь. Что, если Селим получит венок от «друга»? Что скажет тогда его учитель джигитовки, князь Андрей, и тот, другой, могучий джигит всего Дагестана, герой и отчаянный смельчак, ага Керим?

Пламя вспыхивает и разливается по груди Сандро.

Что бы ни было, он должен опередить всех.

Не помня себя, юноша стискивает ногами крутые бока коня.

Эльбрус вздрагивает под ним. Делает прыжок, скачок и летит. Летит, как вихрь, гонимый бурей.

Хорунжий и юнкер, Валь и Аршак далеко позади. Впереди — Селим. Один Селим. Татарин почти лежит, припав плечами и грудью к седлу. Характерное гиканье срывается с его губ:

— Айда! Гоп! Айда! Гоп! Гоп! Айда!

Венок, очевидно, достанется Селиму.

— Нет! Нет! Ни за что на свете! — мелькает в мыслях Сандро.

Раз! Нагайка изо всей силы ударяет Эльбруса по золотистой шерсти.

Скачок. Еще скачок. Сандро у барьера… Раз! Два! Три!

— Выноси, сердце мое! Выноси!

Теперь Эльбрус смирен, как ягненок. Сила Сандро передается ему. Смуглые, не большие, но крепкие руки юного всадника умеют держать поводья.

Юный всадник обладает властью — это понимает и подчиняется Эльбрус.

Барьер в пяти саженях перед ним.

— Вперед! — Сандро поднимается в стременах, затем быстро опускается всем туловищем, хватает с земли платок и уже почти у самого барьера вскрикивает:

— Гопля! Айда! Айда! Эльбрус!

Конь храпит при виде препятствия, колеблется. Пар валит из его ноздрей.

Сзади слышится характерное горское вскрикивание Селима. Сейчас он настигнет, сейчас! Вот он ближе, ближе…

— Не получить тебе венка! Не получить!

— Лжешь, кабардинец! Лжешь!

И новый взмах нагайки ударяет Эльбруса.

Скачок с места. Скачок перед самым барьером. Ужасный скачок!

Один миг, и Эльбрус стоит по ту сторону, дрожа всем своим гибким телом. Сандро лежит на земле, потеряв сознание на одно мгновение.

Только на одно мгновение!

Вот он опять на ногах. Холодный пот катится по его лицу. Удар о землю ошеломил его. Но глаза горят восторгом, когда он, быстро встав на ноги, подходит к Нине.

— О, «друг»! — говорит он, захлебываясь от счастья, — твой Сандро…

— Мой Сандро заслужил эти лавры и розы, — отвечает гортанный голос. — Ты не ушибся, мой мальчик милый? Не стукнулся? Нет?

Гема стоит тут же, подле, полная гордости за него.

— Ты не больно ушибся? Скажи, не больно?

— Нет. Успокойся, голубка, нет.

Ага Керим подходит к мальчику, кладет руку ему на голову.

— Если бы Творец наградил меня и Гуль-Гуль таким сыном, я не искал бы большего счастья на земле. Обними меня, джигит!

Чуть живой от восторга, Сандро исполняет его приказание.

Потом он подходит к князю Андрею.

— Батоно, ты доволен мной?

— Молодчина!

Селим прискакал вторым.

Его лицо смущенно. Он не слышит ни похвал, ни рукоплесканий. Зависть к Сандро Данадзе гложет мальчика. А тут еще Селтонет стоит перед ним, как ведьма.

— Посрамил Кабарду, Селим, посрамил Кабарду! — шипит злая девчонка.

— Да что же прикажешь делать, когда у того, у Эльбруса, ноги, как у шайтана!

— Молчи! Уж молчи! Не видать тебе пояса Селтонет.

Остальные участники джигитовки подскакали тоже.

— Где же Валь? Я его не вижу, — волнуясь, спрашивает трепетный голос.

— Я здесь, тетя Люда. Пожалуйста, не беспокойся, я здесь.

Валь сидит в сторонке на траве. Подле него, мирно пощипывая траву, пасется Ворон.

— Девочки, на кровлю! Михако привел музыкантов. Идите танцевать! — раздается голос тети Люды, которая вслед за тем обращается к Дане:

— А ты, моя малютка, посмотришь на танцы. Не грусти.

И тетя Люда ведет Даню по лестнице наверх, на крышу сакли.

Впечатлительная натура Дани охватывает всю картину сразу.

На плоской крыше Джаваховского гнезда разостланы пестрые ковры. Восточные, крытые яркими кусками шелковых тканей диваны стоят по краям ее. Между ними — столики с прохладительным питьем. Вдоль парапета — другие, для игры в карты старшим гостям. Музыканты приютились на невысокой башне. Их несколько человек. У них духовые инструменты для бала. Отдельно, в стороне, неизбежные для аккомпанемента зурна, домра и чиангури.

А над кровлей бархатный купол кавказского неба.

Душа Даши пробуждается для восторга. Ах, как хочется Дане нарушить эту торжественную тишину. Нарушить звуками в честь и славу дивной ночи. Хочется песнями зачаровать еще больше эту волшебную ночь.

Со смерти матери Даня не прикасалась к струнам арфы.

Как бы в ответ на ее желание грянул оркестр. Нарушилась дивная, кроткая тишина ночи. Кровля ожила.

Тоненькая Лина Марголина, дочь полкового командира, первая с молоденьким адъютантом открыла бал. Звуки модного вальса полетели к звездам.

О, как Дане тяжело! Одна среди этих чуждых людей, чужого веселья.

Она, забалованная матерью, подругами, привыкшая к поклонению, всеобщему вниманию в юности, к восторгам толпы, она, такая необыкновенная, талантливая, не как все здесь, не ценится всеми этими людьми, забывшими, казалось, о ее существовании. Какое им до нее дело! Разве они ее понимают? Хороша тетя Люда тоже, эта «святая», какой ее считают здесь все! Привезла ее сюда и бросила, точно она просила ее об этом. А «друг»?

Друг ли ей, Дане, та странная, властолюбивая княжна, чересчур уж прямолинейная и как будто резкая? Что она спасла их в ту роковую ночь — так это сделал бы каждый на ее месте. Что приютила, ее, Данину мать, в тяжелую минуту — так это закон человеческой любви к ближнему. Что ее, Даню, взяла к себе, одевает, кормит и поит — так разве она, Даня, этого желала?

• Предыдущая
• 11/37
• Следующая