Через Кордильеры - Ганзелка Иржи - Страница 5

• Предыдущая
• 5/94
• Следующая

С трудом отогрев окоченевшую, продрогшую на ночном морозе «татру», мы выехали из Мендосы. Каких-нибудь 200 километров отделяло нас от северного двойника виноградной столицы — от Сан-Хуана. Не так давно при одном только упоминании названия «Сан-Хуан» у людей, живущих в Андах, мороз проходил по коже и улыбки застывали на губах. Из Мендосы мы направились туда, где еще недавно был город и где, возможно, вырастет новый, как только руины Сан-Хуана оправятся от кошмара последнего землетрясения.

Дорога до Сан-Хуана все время усиливает в нас чувство подавленности, вызванное воображаемыми картинами уничтоженного города. Недолго провожает нас вялая зелень эвкалиптов и фруктовых садов — до тех мест, где высыхают последние канавки оросительной системы. А потом нас опять поглощает пустыня — сразу, без перехода. Лишь изредка к востоку от дороги появляются одинокие островочки зелени. А на западе громоздятся грозные, мертвые гребни Анд. Впервые мы оказались лицом к лицу с ними — одни, вдали от всего живого. Жуткая встреча. Во время долгих странствий по аргентинским равнинам мы страстно ждали этой минуты. И вот исчез мираж зеленых склонов и снежного сияния вершин.

Этот огромный массив, который закрывает от нас половину горизонта, сейчас совершенно иной. Сказочные хрустальные пики лишь на мгновение показываются из-за тяжелой пелены туч где-то на невероятной высоте и тут же исчезают, как фата-моргана. Зато предгорья Анд так близки, что подавляют своими громадами мертвой тверди. На желто-бурых склонах нет ни травинки, ни кустика. Только чудовищный массив голых скал, песка и камня все ближе подвигается к дороге, пока угрожающе не нависает над ней. И, как бы удовлетворясь первым произведенным впечатлением, начинает понемногу отступать, но так, чтобы уже больше не теряться из виду.

Местность по другую сторону от дороги оживляется рядами виноградников; среди них то там, то здесь мелькают одинокие жилища — ранчо, сколоченные из досок и покрытые гофрированным железом. А в них люди, осужденные на вечную борьбу за каплю воды. Худые, изможденные люди, на пергаментных лицах которых борьба с пустыней оставила неизгладимые следы.

— Si, senor, — скажут они горестно, если остановиться около их поля, — вот уже пять лет, как здесь не выпало ни капли. Мы забыли, что такое дождь. Каждую каплю воды нам приходится доставлять на поля по оросительным каналам.

Но пустыня — это еще не самый страшный враг этих людей, которые привыкли к повседневной изнурительной борьбе с природой. Весь край живет в вечном страхе перед куда более страшной опасностью, коварной и неожиданной, как сама смерть. Ей можно взглянуть прямо в глаза, как только вступишь на улицы Сан-Хуана.

Вторая половина дня.

Солнце, вчера так расточительно разбрасывавшее пригоршни сверкающих рубинов по ледяным башням Кордильер над Мендосой, сегодня прочесывает утомленными лучами наносы пыли, которая здесь, на окраине Сан-Хуана, клубами поднимается за каждой машиной. Тучи размельченной глины от необожженного кирпича медленно оседают на улицы, на развалины и пепелища, на пустые глазницы окон, на лица людей.

Целые кварталы домов лежат в развалинах. На секунду нам показалось, что мы слышим ужасный рев моторов и тревожный вой сирен, от которого кровь стынет в жилах. Вспомнилось, как обезумевшие люди потеряв голову бежали от смерти, чтобы тут же попасть в ее объятия. Невольно ищем глазами воронки от авиабомб…

Но нигде нет знакомых следов налета. Ведь смерть пришла в Сан-Хуан не с неба: город не испытал ужаса войны, как испытало его множество городов на другом конце света. И все же Сан-Хуан с трудом поднимается из руин.

Чтобы покосившиеся остатки стен не обвалились и не засыпали улиц, их подперли бревнами. Рухнувшие крыши до сих пор лежат на земле; груды кирпича, сломанных бревен и балок, оплетенных обрывками телефонного провода, мертво вздымаются вокруг. В стенах домов, уцелевших при катастрофе, зияют широкие трещины, а за окнами их пусто и тоскливо. С привычным равнодушием ходят люди мимо домов без фасада, мимо дверей без домов. Робко и боязливо прокрадывается жизнь в те места, где стоял Сан-Хуан.

Разве могут санхуанцы забыть ту трагическую ночь? Разве могут они без страха возвращаться к жизни? Пусть даже исчезнут все следы землетрясения, все равно земля предостерегает. Незначительные колебания почвы, связанные с отдаленным гулом в недрах, в этом краю не редкость.

— Мы уже привыкли к этому, — махнув рукой, говорит рабочий на расчистке развалин. — Сколько раз в году у нас над головой раскачивается лампа и прыгает стакан на столе! Тогда было тоже так. Кому же придет в голову выбегать на улицу?

И вот постепенно мы узнаем подробности от людей, чудом избежавших того ада, который разверзся под Сан-Хуаном поздним вечером 15 января 1944 года. Тридцать две тысячи жителей столицы провинции Сан-Хуан проводили тот вечер так же, как и многие другие вечера. На столиках кафе щелкали кости, в городских кинотеатрах только что кончились вечерние сеансы, в домах люди отдыхали после душного летнего дня.

Потом чуть заметно закачались уличные фонари и заплясали стаканы на столиках кафе. Из недр земли донесся знакомый гул, как и много раз до того. Он продолжался с минуту. Люди оборвали себя на полуслове, насторожились, посмотрели друг на друга — и снова вернулись к беспечному отдыху. А в темных залах кинотеатров, вероятно, даже и не заметили, что земля предупреждает.

Но во второй раз стихия ударила со страшной силой, внезапно, как молния. Оглушительный грохот под землей смещался с грохотом обрушивающихся домов и с отчаянными воплями ужаса. Большего вам не скажет никто из переживших эти страшные минуты. Те, кого не засыпало падающими стенами, кого не поглотила разверзающаяся земля, бежали, обезумев, на открытую местность. А все конкретные связные воспоминания вытравил у них из памяти ужас.

— Я выбежал из дому и налетел на человека, который мчался к машине, чтобы отъехать на ней подальше от зданий. Вот и все, что я успел понять. Третьего дня мы вытащили его останки из-под развалин. Он был буквально вмят рухнувшим домом в автомобиль, который он хотел спасти…

— Только утром мы увидели это опустошение, — с отсутствующим взглядом говорит старая женщина, потерявшая под развалинами мужа и двоих детей.

Большинство улиц было завалено; под грудами обломков виднелись изуродованные конечности людей и животных. Целые улицы исчезли в руинах. Большая часть города превратилась в нагромождения битого камня, искореженных балок и разбитых в щепки бревен, под которыми остались тысячи людей. Многие из последних сил звали на помощь, но о спасательных работах не могло быть и речи. Новые подземные толчки довершили уничтожение города, избавив от страданий тех, кто несколько часов назад еще беззаботно отдыхал после трудового дня.

Прошли долгие годы, но даже их не хватило для того, чтобы залечить раны, нанесенные Сан-Хуану последним землетрясением. Сейчас в городе уже действуют канализация, водопровод, снова горит электрический свет. По улицам опять можно ездить. Многие дома восстановлены, а на площади поднялось из руин несколько новых зданий. Но в значительной части кварталов еще и по сей день лежат груды развалин.

Ужасную картину представляет до сих пор кладбище. В Сан-Хуане не хватало рабочих рук для расчистки города живых. А уважение к умершим было слишком слабым поводом, чтобы вновь поставить развалившиеся надгробья, снова предать земле черепа и кости, торчащие из разбитых гробов, и заново отстроить обители мертвых, пока живые не имели крова над головой.

Хотя люди, пережившие в Сан-Хуане катастрофу, и вернулись к будничной жизни, все же они и днем и ночью пребывают в постоянном страхе.

Они не знают, когда и как снова разыграется грозная стихия.

• Предыдущая
• 5/94
• Следующая