Случай из практики - Измайлова Кира Алиевна - Страница 13
- Предыдущая
- 13/171
- Следующая
Итак, этой зимой, казалось, жители столицы разом обрели редкостное законопослушание: не было слышно ни о дерзких ограблениях, ни о разбое, не было даже слухов, что какая-то знатная дама наставила мужу рога, не говоря уж о том, чтобы прикончить супруга на пару с любовником. Что происходило в других городах, сказать затрудняюсь, но, судя по тому, что ни одного гонца на взмыленной лошади в столице за всю зиму так и не появилось, то и там не происходило ничего настолько из ряда вон выходящего, что могло бы потребовать вмешательства судебного мага.
С одной стороны, приятно осознавать, что в стране все спокойно, но с другой стороны… мне было просто скучно. От нечего делать я взялась приводить в порядок свои записи о наиболее интересных делах, которые мне доводилось расследовать, но дело сильно не продвинулось. По моему глубокому убеждению, начинать писать мемуары мне было рановато, а просто так в очередной раз переписывать свои куцые заметки не хотелось. Все, что было действительно важно, я помнила и так, а несущественные мелочи и записывать не стоило.
Некоторое время я уделила знакомству с новинками магической науки, для чего несколько дней провела в богатой загородной усадьбе, принадлежащей Коллегии магов. Новинки меня не порадовали: никакого практического применения заклинаниям, помогающим ускорить рост серого лишайника и вылечить чесотку у крупного рогатого скота, я найти не могла. Конечно, кому-то важно и такое: серый лишайник в переработанном виде используется в медицине, а стоит весьма дорого, так что вовремя получивший патент на заклинание маг-медик, несомненно, быстро обогатится; ну а за второе заклинание щедро заплатят скотоводы. Увы, пристегнуть эти две, вне всякого сомнения, замечательные находки к расследованию преступлений было невозможно. Подавив легкое разочарование, я вернулась домой.
Один из темных зимних вечеров я коротала, сидя с книгой у камина - от нечего делать я взялась за чтение, очень удачно наткнувшись в одной книжной лавке на сочинения какого-то ловкого пройдохи. Шустрый писака рассказывал о похождениях некого аристократа, от безделья занимавшегося расследованием преступлений в компании со своим ушлым слугой. Врал автор, конечно, напропалую, щедро населяя страницы романов роковыми красотками, невероятными чудовищами, наводняя повествование леденящими душу тайнами и прочими непременными атрибутами подобного рода сочинений, но делал это настолько непринужденно и, не побоюсь этого слова, талантливо, что оторваться от книг было решительно невозможно. Вдобавок быстро набирающий популярность автор обладал на редкость живым и образным языком и очень узнаваемым, немного ироничным стилем. "Это все враки, я и сам не верю в то, что сочиняю, - угадывалось за каждым словом, - но только попробуйте сказать, что эти враки вам не по душе!"
Так вот, я как раз приканчивала второй роман, дело катилось к развязке, таинственный заговорщик в маске вот-вот должен был продемонстрировать истинное свое лицо, а очаровательная дама - перестать колебаться и, наконец, упасть в объятия спасителя, то бишь главного героя, когда Рима пришла сказать, что меня дожидается дед. Я с сожалением отложила книгу - давно мне не попадалось ничего столь занимательного! - и спустилась вниз, в свой кабинет, приказав Риме подать нам чего-нибудь согревающего.
Дед, как вскоре выяснилось, тоже банально заскучал. В отличие от меня, он собирается написать мемуары, и уже не единожды приступал к работе, но всякий раз ему что-то мешало. Сперва обширная практика, затем, после гибели моих родителей, необходимость воспитывать малолетнюю внучку (меня, то бишь) и обучать ее всевозможным премудростям, которые необходимо знать хорошему судебному магу, а теперь, я полагаю, исключительно отсутствие литературного дарования. Увы, опусы моего деда более всего напоминали отчеты о вскрытии мертвого тела: тот же сухой наукообразный язык, внимание к мельчайшим деталям и полное отсутствие какой бы то ни было интриги. Читать это смогли бы разве что подлинные энтузиасты сыскного дела, и дед не мог этого не понимать, потому регулярно и бросал свои писательские экзерсисы, впадая в мизантропические настроения.
- А где твоя рыжая? - спросил он, когда Рима подала на стол и ушла, шаркая ногами по полу и тяжело вздыхая. - Или ты решила, наконец, уважить мою просьбу и велела ей не попадаться мне на глаза?
- Ее здесь больше нет, - сухо ответила я.
- Ты все-таки послушалась доброго совета и продала ее? - расплылся в улыбке дед. - И кого ты осчастливила, если не секрет?
- Понятия не имею, - хмыкнула я. - Ее продали по моей просьбе, кому - не знаю. Кому-то сильно повезло. Или не повезло, это как посмотреть…
Дед выжидательно смотрел на меня, склонив голову набок - ни дать, ни взять, старый ворон. Я кое-что припомнила и решила спросить:
- Скажи, почему ты так ее невзлюбил? С самого начала, не так ли?
Дед негромко фыркнул, с шумом отхлебнул горячего травяного отвара и, довольный, откинулся в кресле, сложив руки на животе.
- Неужели тебе, наконец, стало интересно, - иронически спросил он, - отчего это выживший из ума старик так дурно отнесся к очаровательной девочке с достойной сожаления судьбой?
- Ты скажешь или нет? - вскинула я брови. Дед может быть совершенно невыносимым, если ему того захочется. Я, впрочем, тоже, это у нас семейное.
- Скажу, скажу… - Дед снова посмотрел на меня одним глазом. Он уверяет, что вторым просто плохо видит, но, скорее всего, прикидывается. Будь это действительно так, дед давно обратился бы к хорошему магу-медику. - Я пытался сказать тебе уже давно, только ты слушать не желала. Эта твоя рыжая шлюха… Не кривись, Флошша, на меня твои гримасы не действуют! Так вот, эта рыжая… - Дед вздохнул. - Можешь считать меня ненормальным стариком, Флошша, но более лживой и двуличной твари я в жизни своей не встречал, а прожил я достаточно… Ты чересчур беспечна, Флошша, и ты ни разу не дала себе труда взглянуть хотя бы в зеркало, чтобы узнать, как на тебя смотрит эта рыжая, когда думает, что ты ее не видишь. Я неоднократно пытался обратить на это твое внимание, но разве ты слушаешь меня? - Дед фыркнул. - Нет, ты ведь уже достаточно взрослая, чтобы жить своим умом!
- Признаю, в этом случае я действительно была непозволительно беспечна, - медленно проговорила я, чем, надо думать, пролила бальзам на сердце деда.
- Что все-таки произошло? - так и подался он вперед.
Я на секунду задумалась. Рассказать все от и до? А почему бы и нет? Дед намного более сведущ во всевозможных великосветских тайнах, чем я. Каюсь, я не всегда уделяю достаточное внимание происходящему при дворе, мне это интересно только в той мере, что необходима для проведения очередного расследования. Очень может быть, что я опрометчиво пренебрегаю всеми этими хитросплетениями взаимоотношений… Но, увы, у меня нет ни склонности, ни желания впутываться в эти бесконечные интриги! Но вот дед - дед всегда с преогромным удовольствием варился в придворном котле, и, хотя последних новостей мог и не знать, опытом все равно обладал колоссальным. Кому и рассказывать, если не ему…
Таким образом, я все же поведала деду о своих злоключениях, почти ничего не утаив. Мне не слишком хотелось афишировать участие лейтенанта Лауриня в этой истории, сама не знаю, почему. Но замолчать этого не удалось, иначе бы дед непременно заметил зияющую в моей истории дыру.
- Во-от оно что… - протянул он, дослушав до конца. - Однако эта рыжая неплохо начала! Ни много, ни мало, отправить хозяйку на верную смерть! Далеко пойдет девочка… А тебе везет со служанками, Флошша…
- Не доканывай, - мрачно сказала я. - Лучше скажи, что ты обо всем этом думаешь.
- Думаю? - Дед уставился на меня своим знаменитым пронзительным взглядом, будто вспомнил молодость и лично проводимые допросы. - Я скажу тебе, что думаю по этому поводу, когда ты расскажешь мне правду о принцессе Майлин. Ведь что-то эти олухи хотели от тебя узнать, не так ли?…
Вот уж верно, вымолвив первое слово, придется сказать и второе, а там и спеть всю балладу от начала до конца, со всеми припевами и лирическими отступлениями. Вздохнув, я выложила все, что знала, все, что рассказал мне дракон по имени Гарреш, а еще те выводы, до которых я дошла своим умом. Наградой мне было замечательное зрелище: медленно округляющиеся глаза деда. К концу моего монолога он стал напоминать уже не ворона, а седого филина.
- Предыдущая
- 13/171
- Следующая