Без выстрела - Клещенко Анатолий Дмитриевич - Страница 21

• Предыдущая
• 21/33
• Следующая

Мир купался в тепле и свете щедрого солнца. Гудели пчёлы, торопясь собрать последнюю дань с запоздалых цветов. В листве берёз кое-где просвечивала первая желтизна, очень робкая, еле заметная. Но людям было не до любования миром. Для них существовали в нём только неплотно притворенные двери сенного сарая. Туда надлежало войти, может быть, для того, чтобы никогда больше не увидеть солнечного света, работящих пчёл и листвы берез.

Дверь распахнулась легко, без скрипа. В темный сенник хлынул солнечный свет. Кто-то, не видимый снизу, зашуршал сеном, спрашивая весело и беспечно:

— Что, заспался? Чувствую, чувствую, Сергей Михайлович! Я сейчас, только вот сапоги надену.

Сено продолжало шелестеть. Наконец над краем сеновала показались подошвы сапог и, помедлив мгновение, заскользили вниз.

Лица съехавшего по сену человека сначала нельзя было разглядеть — так искажал черты бесконечно-долгий, блаженный зевок. Человек зевал и потягивался, расправляя стиснутые в кулаки руки, точно демонстрировал их мощь. Но Семёну не нужно было видеть лицо, — и без того понял, что Скурихин провел их.

— Нас интересует человек с полевой сумкой, слышите! — крикнул ему студент. — Где он?

Тот, что зевал и потягивался, смотрел безбоязненно, продолжая щуриться после сна. Он ответил вместо гидролога.

— Я к вашим услугам, товарищи. Прошу прощения за свой вид, конечно…

— Вы? — ожидая подвоха, удивился Семён.

Между ними упала тень, кто-то остановился у двери, Но Семен даже не успел обернуться.

— Вы? — это спрашивала Люда, и студента поразил тон вопроса. Оглянувшись, он перехватил её взгляд — растерянный и вместе с тем радостный. — Значит, это вы, а не Василий?…

— Простите, я не совсем понимаю. Я безусловно не Василий, а Владимир…

— Но это же вы… прыгнули с поезда?

Человек молчал. Всем казалось, что молчанию этому никогда не будет конца.

В зале ожидания Чита-1 было по обыкновению людно. Следовало прикусить языки, чтобы не обращать на себя внимание досужей публики. Впрочем, особенной охоты к разговорам никто не проявлял — понурые головы да усталые, без искры оживления, глаза объясняли главное.

— Вот так, значит, — печально вздохнул Пряхин, пожимая руку Семёну. — Не повезло, знаете…

— Нам тоже, — в тон ему ответил Гостинцев, осматриваясь по сторонам: можно ли добавить несколько слов?

Но горный инспектор его предупредил:

— То есть, вам-то ещё повезло. На нет и суда нет. А вот мы, — он покосился на Костю Моргунова, нервно крутившего в пальцах незажжённую папиросу, — мы прохлопали. В самый ответственный момент оплошали. Да, именно так. Только так! И никак больше!

В голосе прорывались раздражение и гнев. Моргунов смял папиросу и швырнул мимо урны.

— Иван Александрович, можно подумать, что виноват один я. Но ведь с голыми руками…

— Мы виноваты, — оборвал его Пряхин. — Мы. Я так и сказал, кажется. И вообще здесь не совеем уместно разговаривать. Вы давно нас ждёте, Люда?

— Да нет. Не очень…

— Со вчерашнего вечера, Иван Александрович, — уточнил Гостинцев.

— Ясно. Ну что ж… Может, пойдём перекусим где-нибудь и поговорим?

— Так тут в ресторан можно…

— Гм… Разговоры-то у нас такие…

— Разговаривать пойдём в сквер. Там пусто.

Иван Александрович согласно кивнул.

— Добро. Мы перекусить потом успеем, а у вас время для этого было. Пойдёмте.

В сквере и в самом деле почти все скамейки пустовали. Пряхин облюбовал стоявшую на отлёте и тяжело на неё опустился.

— Нехорошо получилось. Обидно. Помогал очень хороший и дельный товарищ, и всё-таки… Одним словом, на подробностях останавливаться не стану, некогда. Выследили, догнали, но… Собака спутала след. Вернее, пошла в самый ответственный момент по другому. По Медвежьему. Понимаете, — охотничья собака, не служебная. Ну и… хозяин её, столкнувшись со зверем, оступился и сломал ногу. Медведя он сумел застрелить, но выстрелы ввели нас, повторяю, нас, — Иван Александрович значительно посмотрел на Костю, — в заблуждение. Решили, что он стрелял по преступнику, задержал или… убил его. Потеряв осторожность, пошли на выстрелы и неожиданно нарвались на этого… ну, «геолога»…

— Я нарвался, — глядя в землю, буркнул Костя.

— Нарвались на «геолога», — повторил горный инспектор. — Неожиданно. Конечно, трудно что-нибудь сделать в таких неравных условиях. Почти невозможно. Кулаки против пистолета. Естественно, преступник ушёл…

— Стрелял? — испуганно заглядывая в глаза Пряхину, спросила Люда.

— Нет, по счастью, — покачал тот головой. — Но мы потеряли возможность продолжать преследование.

— Я виноват, — продолжая прятать лицо, сказал Моргунов. — Нечего вам себя путать.

Пряхин махнул рукой:

— Э-з, бросьте!.. Никто, конечно, не виноват. Судьба. Случай. Мы не имели права бросить в тайге переломившего ногу товарища, да и собака его не пошла бы с нами. А без собаки как найдёшь? В общем, пока мы доставляли к лодке Степных — это тот бакенщик, что убил медведя, — «геолог», безусловно, не терял времени… Мне кажется, что следует пойти в МВД и рассказать там. Пойти не откладывая, сейчас же. Надеюсь, что возражать не будет никто? Предупреждаю, что возражения не изменят лично моего решения.

— Решение правильное, — согласился Семён.

Люда кивнула, а Костя промолчал — Пряхин знал о его согласии.

— Тогда… — горный инспектор извлек часы и, глядя на них, продолжил: — Тогда так: я отправлюсь в МВД. Думаю, что со всеми сразу там говорить не станут. А вы… ну, скажем, часа через два подходите сюда же. Согласны?

— Договорились, — за всех ответил Семён.

Пряхин поднялся, застегнул плащ.

— Значит, через два часа. Если опоздаю, — подождите. Ну, а… в случае непредвиденных обстоятельств… Если, например, меня задержат почему-либо… Тогда действуйте по собственному усмотрению.

— Не беспокойтесь, — сказал Костя. — От ответственности никто уклоняться не станет.

— Ну, я пошёл. — Горный инспектор повернулся рывком и зашагал к боковой аллейке.

Трое оставшихся молча провожали его взглядами. Внезапный порыв ветра швырнул вслед Пряхину скомканную конфетную бумажку и обтянул сзади складки плаща. Он словно подталкивал, заставляя прибавить шагу.

— Нечего вешать голову, Костя! — попытался ободрить скучного товарища Гостинцев. — Честно говоря, иного результата и ожидать было нельзя. Сглупили мы все. Одно дело — неожиданно схватить за руку даже вооруженного преступника, другое — преследовать его, не имея оружия. Смешно. Сам подумай.

— Можно… и без оружия. Понимаешь, получилось как-то по-идиотски! Нелепо!

— А у нас, думаешь, не по-идиотски? Гнались за честным человеком, хороших людей заставили чёрт знает что думать.

Костя взглянул на Люду и заговорил, словно именно перед ней оправдываясь в чём-то. Словно она знала, что ему следует оправдываться — в самоуверенности, в той лицедейной скромности, с которой он намеревался рассказывать о своих подвигах в тайге. И всё-таки он не мог заставить себя быть до конца откровенным.

— Сначала, вроде, нам повезло. Сразу почти нашли след, пришли к человеку, который дал тому типу моторку. Когда узнал, кому и зачем дал, растерялся. Перевез к другому бакенщику, к этому Степных. Деловой парень, бывший разведчик. На его моторке мы почти догнали «геолога», но тот напоролся на камни, бросил лодку и пошёл тайгой. Собака потеряла было в ручье след, но потом нашла. Лезли, понимаете, через такой бурелом и горельник, по скалам, чёрт знает где. Чуть опоздали захватить того у костра, где он ночевал. На каких-нибудь полчаса раньше — и всё! Никуда бы он не ушёл, тем более у Степных винтовка. Да и так не ушел бы, но тут, понимаете, его след пересёк медведь. И эта чёртова Ведьма, собака Степных, повернула на медвежий след. А кто знал? Как я мог знать? Как?

• Предыдущая
• 21/33
• Следующая