Обман - Джордж Элизабет - Страница 72

Неужели ты никогда в жизни ничего не боялась? Даже встречи с абби-джаном? Разумеется, боялась, ответила мать. Но она знала свои обязанности, и когда ей представили Акрама Малика, она разглядела в нем доброго человека, с которым она могла бы устроить свою жизнь.

К этому мы, женщины, должны стремиться, внушала ей Бардах в те тихие минуты, когда лежала рядом с дочерью на ее кровати перед тем, как Салах засыпала. Мы счастливы, исполняя желания наших мужей и детей, а также подбирая для детей спутников жизни, с которыми они в мире и радости проживут свой век.

Истинное счастье, Салах, возникает из соблюдения наших традиций. А традиции связывают нас воедино и делают народом.

Во время этих вечерних разговоров полумрак, царивший в комнате, скрывал их лица и располагал их сердца к откровенности. А теперь… Салах задумалась. Ей так хотелось поговорить с матерью, раскрыть свое сердце Вардах, получить желаемое успокоение, ощутить себя в безопасности — ведь так было всегда, когда мать находилась рядом. Но для этого ей необходимо рассказать правду, которая, без сомнения, навсегда уничтожит даже бесплотную надежду — надежду обрести покой.

И она тихо произнесла единственное, что могла сказать:

— Амми, сегодня полиция приходила на фабрику.

— Твой отец сообщил мне об этом по телефону, — ответила Вардах.

— И еще они прислали двух полисменов. Полисмены вызывают работников в комнату для совещаний и допрашивают. Всех: с производства, из экспедиции, со склада, из цеха подготовки сырья.

— А с тобой, Салах, они беседовали?

— Нет. Еще нет.

Казалось, Вардах услышала тревогу в голосе Салах, потому что на мгновение ее рука, расчесывающая волосы дочери, замерла.

— Ты боишься беседы с этими следователями? Тебе известно что-нибудь о смерти Хайтама? Что-нибудь, о чем ты еще не говорила?

— Нет. — Салах тут же убедила себя в том, что это не ложь. Ей и вправду ничего не известно. У нее нет ничего, кроме подозрений. Она выжидательно смотрела на мать, стараясь угадать, уловила та или нет колебание в ее голосе. — Но я боюсь, — продолжала Салах. Вот и вся правда, которую она могла доверить матери.

Вардах положила щетку для волос на комод. Подойдя к дочери, она мягкими пальцами взяла Салах за подбородок, подняла ее лицо и пристально посмотрела в глаза. Салах почувствовала, как заколотилось ее сердце, и поняла, что родимое пятно на щеке потемнело.

— Тебе нечего бояться, — сказала Вардах. — Отец и брат защитят тебя, Салах. Да и я не дам тебя в обиду. С тобой не случится ничего плохого. Отец не пожалеет жизни, чтобы обезопасить тебя. Ведь ты и сама это знаешь, верно?

— Плохое уже случилось со всеми нами, — прошептала Салах.

— То, что случилось с Хайтамом, затронуло и нашу жизнь, — согласилась Вардах. — Мы должны сделать выбор, а это значит, мы должны говорить правду. Только ложь и запирательство могут запятнать репутацию нашей семьи.

В этих словах не было ничего нового, чего Вардах не говорила прежде. Но сейчас сила этих слов поразила Салах. Она не смогла сдержать слез, и мать их заметила. Лицо Вардах смягчилось, она обняла дочь, прижала ее голову к груди.

— Ты в полной безопасности, мое солнышко, — сказала она. — Это говорю я, твоя мать.

Но Салах знала, что безопасность, о которой говорит мать, подобна туману, который скоро разгонит ветер.

Второй раз за день Барбара пробилась к Эмили сквозь плотное окружение ее помощников. Перед тем как впервые направить ее на встречу с представителями семьи Малика, Эмили затащила Барбару в раздевалку и снова поставила перед зеркалом, чтобы еще раз поколдовать над ее лицом: тональный крем, пудра, румяна, тушь для ресниц. Накладывая помаду, она приказала:

— Растяни губы, сержант. — А когда Барбара запротестовала, объявила: — Я хочу, чтобы на этой перепалке ты выглядела достойно. Это особенно важно в нашей работе. Только дурак не придает этому значения.

Подправляя то, что испортила жара, она давала Барбаре наставления по поводу предстоящей встречи. Она обозначила темы, которые Барбаре предстояло обсудить с пакистанцами, напомнив ей об опасностях минного поля, по которому они сейчас пробирались.

Назидательный монолог она закончила словами:

— Меньше всего мне хочется дать Муханнаду Малику хоть малейшую возможность использовать эту встречу для известных нам целей, понимаешь? И не спускай глаз с братьев. Следи за этой парой, как ястреб. За всем следи. Если понадоблюсь, я буду со своей группой в комнате для совещаний.

Барбара не собиралась обращаться за помощью. Не думала она и о том, чтобы показать себя с лучшей стороны, дабы укрепить веру руководителя следственной группы в ее силы и способности. И как только она увидела Муханнада Малика и Таймуллу Ажара, сидящих за столом, который в викторианские времена был обеденным, она мысленно подтвердила оба эти решения.

Мужчинам пришлось дожидаться ее примерно четверть часа. За это время кто-то принес им кувшин с водой и стаканы, которые стояли в центре стола на голубом картонном подносе. Но они ни к чему не притронулись. Когда Барбара вошла, Ажар встал, Муханнад остался сидеть.

— Простите, что заставила вас ждать, — обратилась к ним Барбара. — Необходимо было прояснить кое-какие подробности, ставшие известными в последние минуты.

По лицу Муханнада было видно, что его не убедили ее слова. Очевидно, он и сам успешно пользовался уловками, к которым прибегает уверенный в своих силах противник. Ажар смотрел на Барбару изучающим взглядом, словно старался разглядеть истину, которую она пыталась скрыть. Когда она посмотрела на него таким же пристальным взглядом, он опустил глаза.

— Мы тоже не прочь узнать подробности, — сказал Муханнад.

Барбара про себя похвалила его за то, что хотя бы в начале встречи он пытается быть вежливым.

— Понятно. Ну так начнем.

Она разложила на столе папки, принесенные скорее для внешнего эффекта, чем по необходимости. Поверх папок она поместила книгу в желтом переплете, найденную в номере Кураши, пачку сигарет. После этого она выдвинула стул, жестом предложила Ажару садиться и, устроившись, закурила.

Температура здесь была чуть пониже, чем в кабинете Эмили Барлоу, но там был вентилятор, создающий хоть какое-то движение воздуха. Покрытый испариной лоб Муханнада блестел, а Ажар, как обычно, выглядел так, словно за мгновение до ее прихода вылез из-под ледяного душа.

Сигаретой, зажатой между пальцами левой руки, Барбара указала на книгу:

— Я хотела бы начать с этого. Вы можете сказать, что это за книга?

Ажар привстал над столом. Он перевернул книгу и прочитал надпись на странице, которую Барбара считала последней.

— Это священный Коран, сержант. А откуда он у вас?

— Из номера Кураши.

— Что ж удивительного, ведь он же был мусульманином, — поучительным тоном произнес Муханнад.

Барбара взяла книгу у Ажара, открыла на странице, которая была заложена атласной ленточкой, и показала Ажару строки, выделенные скобками.

— Вы наверняка читаете по-арабски, — обратилась она к нему, — так будьте любезны, переведите выделенный текст. Мы послали копию этой страницы одному арабисту в Лондонский университет, но если вы поможете с переводом, то его услуги нам не потребуются.

От глаз Барбары не укрылась чуть заметная гримаса раздражения, на мгновение появившаяся на лице Ажара. Предупреждение о том, что они уже отправили текст в Лондон, лишило его возможности исказить перевод или придать ему иной смысл. Отлично получилось, не без удовольствия подумала она. Когда-никогда следовало показать Таймулле Ажару, что их знакомство никоим образом не может повлиять на ход расследования, порученного сержанту Хейверс. Не менее важно было дать понять обоим мужчинам, что они имеют дело с профессионалом.

Ажар начал читать. Пауза тянулась не меньше минуты; Барбара слышала голоса, доносившиеся снизу, из комнаты совещаний, слышала, как хлопает дверь за входящими туда людьми. Она взглянула на Муханнада, но по его лицу ничего нельзя было понять: скучает, готовится к бою, разомлел от жары, напряженно обдумывает что-то? Его глаза неотрывно следили за кузеном. В руке он сжимал карандаш и постукивал по столу.