Преисподняя - Гоник Владимир - Страница 71

• Предыдущая
• 71/79
• Следующая

— Помогите!

Мёртвая тишина висела над толпой, никто слова не проронил.

— Надо ей помочь, — неожиданно предложила Джуди.

Она сказала это по-английски, но все поняли, даже те, кто не знал языка.

— Сбрендила? — повернулась к ней Вера. — Не тебя ли она больше всех мордовала? Мало тебе? Ещё хочешь?

— Мы должны ей помочь, — повторила Джуди по-английски и добавила по-русски. — Помогать.

— Это с какой же стати?! — возмутился кто-то в толпе. — Уж тогда она нас точно к стенке своими руками!

— Ты сумасшедшая! — объявила Маша американке.

— Я не есть крейзи, — отказалась по-русски от диагноза Джуди и продолжала по-английски.

Она говорила, что это большой грех, она не может допустить, чтобы человека утопили в дерьме.

— Кто человек?! — рассердилась Вера. — Где человек?! Она человек?!

Голос из-под земли все реже просил о помощи. И вой слабел и прорезался иногда жалобным скулением; понятно было, что охранница теряет последние силы.

— Любой человек, даже очень плохой, есть живая душа. Бог говорит: не убивай! Мы не имеем права лишать человека жизни, — сказала Джуди и прибавила по-русски, чтобы её поняли. — Это не есть христус.

— Какого черта?! — взорвалась одна из пленниц. — Что вы, американцы, всюду лезете со своими порядками?! Здесь Россия, понятно?! Здесь все можно!

— Мы должны ей помочь, — твердила своё Джуди, и никто не мог её переубедить.

Все это время Маша молчала, пребывала в задумчивости, и похоже, прислушивалась к голосам, которые звучали где-то вдали. Лишь иногда переводила какие-то слова, когда считала нужным.

— Если ты её сейчас спасёшь, потом будешь очень сожалеть, — предостерегла Джуди пожилая пленница, а Маша перевела.

— Я знаю, — кивнула Джуди. — Я готова. Иначе нельзя.

Она попыталась в одиночку растащить завал, но была слишком слаба. Пленницы схватили её, чтобы помешать, но она вырвалась, побежала к выходу из штрека и привела молодого охранника, напарника Сталены; вдвоём они принялись растаскивать доски под осуждающее молчание остальных.

Никто не шевельнулся, никто слова не проронил, одна Маша вздохнула тяжело и стала оттаскивать доски в сторону. Густой смрад заполнил тесное пространство штрека.

Вскоре у ног открылась зияющая пустота, охранник посветил фонарём; толпа подалась вперёд, среди досок все увидели торчащую из пузырчатой, похожей на жидкий торф гущи голову с безумными выпученными глазами. Иногда охранница уходила вниз, исчезала, и плотная зыбучая поверхность смыкалась над её головой; потом охранница появлялась, тяжело и обессилено дыша.

Альбинос спустил в яму длинную доску, Сталена уцепилась за неё двумя руками, охранник и Джуди стали тащить её наверх. Никто им не помогал, ни один человек, Маша помедлила и стала к ним третьей.

Напрягаясь, они втроём с трудом тянули доску с охранницей, страдая от нестерпимой вони, которая крепла и не давала дышать.

Выбравшись наверх, Сталена бездыханно распласталась у ног толпы, долго отдувалась, распространяя вокруг себя одуряющий смрад. Отдышавшись, она села, странно хихикнула, размазывая по себе грязь, потом засмеялась и принялась хохотать. Непонятно было, что её рассмешило, все опешили, потом поняли и уже смотрели на неё без злости, даже с некоторым состраданием; лица пленниц стали одинаково задумчивыми, словно все сообща задумались об одном.

— Свихнулась, — ни к кому не обращаясь, известила в пространство Вера.

Больше Сталену не видели, молодой охранник сказал, что она больна и находится в госпитале.

Как ни странно, вскоре Джуди обвинили в диверсии. Суд состоял из трех человек, следователь, который допрашивал Джуди был одним из трех.

Молодой охранник привёл пленниц в тихое помещение, украшенное портретами вождей; над столом, покрытым красной тканью, висел портрет Дзержинского и транспарант со словами «Наш суд — самый справедливый суд в мире».

Они сидели в ожидании судей, те запаздывали, видно, добирались издалека, либо были заняты важным делом; молодой охранник, не отрываясь смотрел на Джуди.

— Слушай, что он на тебя пялится? — обратила внимание Маша. — По-моему, он в тебя влюбился. Все дни глазеет. Смотри, как вперился. А он ничего мужик. Нет, он точно на тебя глаз положил.

— Он следит, чтобы я не сбежала, — улыбнулась Джуди, но она и сама заметила, что альбинос смотрит на неё постоянно.

Появились судьи, три старика: все трое были в старых комбинезонах, как пилоты из одного экипажа. Один из них приказал охраннику открыть окна.

«Какие окна?» — поразилась Вера и стала с недоумением озираться.

Одна из стен оказалась зашторенной, можно было подумать, что за шторами скрыты окна. Так оно и оказалось. Охранник раздвинул шторы, за ними и впрямь обнаружились окна, три окна, все как полагается — рамы, стекла…

Окна на самом деле были устроены в стене, но с той лишь разницей, что за стёклами висели старые плакаты: в одном окне — сельский пейзаж, колхозная страда, в другом — большой дымный завод, но, видно, из давних, когда дым над трубами выражал прогресс, в третьем окне открылась Красная площадь, по которой строем шли пионеры.

Это была комната суда, здесь же располагался красный уголок, окна были устроены, чтобы посетитель не чувствовал себя взаперти и мог отдохнуть душой.

Суд был коротким и скорым. Следователь, он же один из судей, рассматривал происшествие как диверсию враждебной страны. Американская разведка для того и послала Джуди, чтобы та разрушила важный объект и нанесла гарнизону потери в живой силе и технике. Имелся ввиду утонувший автомат. Маша хотела перевести Джуди обвинение, но судьи её остановили и сказали, что необходимости нет.

Другой судья сказал несколько слов о важности бдительности, третий призвал всех выполнять служебные инструкции и крепить могущество подземного бункера — оплота мира и социализма во всем мире.

Джуди непонимающе прислушивалась, растерянно поглядывала на Машу, но та обескураженно разводила руками: её останавливали всякий раз, когда она хотела дать перевод.

После судей слово предоставили обвиняемой. Джуди сказала, что произошёл несчастный случай, и она помогла спасти охранницу. Её внимательно слушали, не перебивая, но к переводу так и не прибегли, сказали, нет необходимости, суду и так все ясно.

Тем и обошлось. Следователь, он же судья, прочитал написанный заранее приговор: к высшей мере наказания.

— Что? — непонимающе вертела головой Джуди. — Что они сказали?

— Вы спятили! — загалдели пленницы. — Она её спасла!

— Заседание окончено, — объявил один из судей.

— Да вы что?! — вскинулась Вера. — Если б не эта американка, ваша охранница захлебнулась бы в говне!

— Что они сказали? — растерянно спрашивала Джуди, чувствуя, что происходит что-то ужасное.

— Вы должны были опросить свидетелей. Меня! Его! — Вера показала на молодого альбиноса. — Спросите! Мы там были! Мы все видели!

— Нет необходимости, — ответил один из судей, другой приказал охраннику закрыть окна, и тот одну за другой задёрнул шторы.

— Что?! Что?! Что они сказали?! Что происходит?! — чуть не плача, спрашивала Джуди, уже догадываясь, но ещё не веря.

— Где защита?! Где свидетели?! — кричала Вера.

— Это буржуазные предрассудки, мы в них не нуждаемся, — ответил один из судей и объявил, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

С присущим ей даром Маша застенчиво поведала, что она думает о суде и о каждом судье в отдельности, как она к ним относится и что их ждёт впереди.

— Карцер! — объявил один из стариков. — На месяц! За неуважение к суду!

Мягко, не повышая голоса, хрупкая женщина известила суд о своём отношении к карцеру — на английский это было непереводимо, как, впрочем, и на любой другой язык; Маша намекнула на мужские достоинства судей, при этом она утверждала, что между ног у них так пусто и печально, словно она сама в этом убедилась или, по крайней мере, ей это доподлинно известно.

Суд удалился, охранник повёл узниц в тюрьму.

• Предыдущая
• 71/79
• Следующая