Лизочкино счастье - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 23

• Предыдущая
• 23/27
• Следующая

Лиза не скоро очнулась от своего обморока. Когда она открыла глаза, темная ночь уже стояла над нею. В крошечное оконце избушки, находившееся под самой крышей, ласково заглядывал луч месяца, позволяя девочке рассмотреть в полумраке все, что ее окружало.

Откуда-то из угла доносился могучий храп спящего человека. Лиза приподнялась на локте и увидела своего нового хозяина, растянувшегося на куче соломы. В другом углу на лавке спала его старуха-мать. На столе стоял большой ящик с ручкой и приделанными к нему кожаными завязками, в котором Лиза узнала шарманку странствующего музыканта. Рядом с Лизой на одной с нею связке соломы лежали виденные ею до обморока мальчик и девочка. Девочка спала, свернувшись калачиком, а мальчик лежал с открытыми глазами, вперенными в полумрак. Заметя, что Лиза пошевелилась и привстала, он быстро пододвинулся к ней и зашептал чуть внятно:

— Тише! Ради Бога тише! Не разбуди его. А то и мне и тебе будет худо.

— Он прибьет нас? — так же тихо прошептала Лиза.

— О, да! У меня уже нет ни одного здорового места на теле. Всюду следы его плетки. Он бьет меня как собаку, за дело и без дела ежедневно. Я устал и не могу работать больше! Но он забьет меня до полусмерти, если я откажусь ходить с ним по дворам и проделывать мои акробатические фокусы.

— Ты — итальянец? — спросила шепотом Лиза.

— О, нет… Я русский. Мое имя Степа, но он переиначил меня в Стефани. Ведь и он тоже русский или цыган, не знаю, а называет себя итальянцем Томазо и говорит, что у него есть детский театр в Милане. А кроме меня и Лючии у него нет никого.

— Кто это — Лючия?

— Лючия — девочка, которая пела до сих пор песенки, странствуя с нами по дворам. Но теперь она не будет больше петь, потому что сильно кашляет. Скоро ее закопают в могилку, а ты будешь петь вместо неё. Я слышал, как хозяин говорил матери: «У этой девочки золотые волосы и лицо ангела. Еще не раскрывая рта, она наберет столько денег, что нам некуда будет их класть. Люди любят такие лица, глядя на которые плачут от жалости». Вот что сказал хозяин.

— О, я не буду петь! Я не могу петь! Я умру с горя! — заливаясь слезами, прошептала Лиза.

— Тише, Христа ради! — испуганно прошептал Степа, зажимая ей рот рукою. — Он убьет нас, если услышит.

— Пусть убьет! Смерть легче, чем такая жизнь, — задыхаясь от слез, прошептала Лиза.

— Зачем смерть, когда можно еще поправить это! — снова произнес мальчик.

— Я спасу тебя, — помолчав с минуту, продолжал он. — Слушай только, что надо делать. Хозяин спит очень крепко. Я подкрадусь к нему и выну у него из-под подушки ключ от двери. Если он проснется, — мы пропали; если нет, то я дам тебе ключ, ты откроешь им двери и побежишь как можно скорее. Вьюга прошла и ты скоро достигнешь города… Только беги, не останавливаясь ни на минуту. Помни, что в этом твое спасение.

— А как же ты, Степа? — замирая от жалости к доброму мальчику, спросила Лиза.

— О, обо мне не беспокойся. Ни мне, ни Лючии, т. е. Лене (это её настоящее имя) некуда идти. Он украл нас с самого раннего детства от родителей и мы их теперь уже не помним. Да и потом, Лена не долго проживет на свете, а я ее не оставлю одну до последней минуты.

— Она сестра твоя?

— Нет! Но горе и побои хозяина нас очень сдружили. Я ее люблю больше, чем родную сестру. Ну, за дело однако! Через два часа хозяин проснется и мы должны будем тронуться в путь, так как после твоего исчезновения из города хозяину здесь оставаться опасно. — И, говоря это, Степа неслышно поднялся с соломенной подстилки и стал красться вдоль стены к тому углу, где храпел Томазо.

Лиза замерла от страха и ожидания. Вот Степа уже подле Томазо… Вот он опустился на колени… вот нагнулся, весь изгибаясь, как кошка… Вот просунул руку под соломенную подстилку, на которой покоилась голова его мучителя… Еще минута и… он вынет заветный ключ. Но в ту самую секунду, когда мальчик уж нащупывал его под рукою, старуха, мать хозяина, громко застонала во сне.

Сердце перестало, казалось, биться в груди на смерть перепуганной Лизы. Она сжала руки и подняла глаза к небу, шепча молитву. Хозяин на минуту перестал храпеть и, пробурчав себе что-то под нос, перевернулся на другой бок и через миг захрапел снова сильнее прежнего.

Через две-три секунды Лиза увидела приближавшегося к её углу Степу. В руке мальчик держал ключ, решавший судьбу Лизы.

— Ну, теперь все зависит от тебя, — зашептал он снова, — сунь ключ в скважинку, не производя шума, открой дверь и беги, беги без оглядки!

Лиза отлично и сама понимала, что медлить было нельзя. Она крепко сжала руку своего спасителя, шепнув ему чуть слышно: «Спасибо, Степа! Я сделаю для тебя все, что могу», и бесшумно скользнула к двери. Добравшись до неё, она со страхом приставила ключ к замочной скважинке.

«А вдруг не подойдет? Вдруг Степа ошибся, и ключ этот не от двери! Господи, помоги мне!»— с тоскою думала девочка.

Но горячая молитва ребенка была услышана и ключ без труда вошел в замок и поддался слабым пальчикам Лизы. Дверь слегка скрипнула и растворилась. Морозная ночь разом охватила трепещущую Лизу. Вьюга стихла. На небе сияла полная луна. Лиза перекрестилась и бегом пустилась по направлению города.

Ноги Лизы подкашивались, все тело дрожало мелкой дрожью от холода, голова горела, но она все бежала и бежала, не останавливаясь ни на минутку. Вот уже и тусклые огоньки замелькали в городе… Вот возвышается в полумраке высокая каланча… Вот еще немного — и Лиза добежит до самой крайней городской улицы… Но ей все труднее и труднее передвигать ноги, пальцы закоченели так, что ей больно ступать на них… Она уже не боится погони и начинает бежать тише, потому что к усталости примешивается еще и какая-то непрошенная сонливость.

«Вот бы упасть в мягкий сугроб, — думается Лизе, — и уснуть хорошенько… А потом, отдохнувши, снова бежать…»

Но она знает, что если остановится и присядет хоть на минутку, то наверное уже не в силах будет двинуться дальше и замерзнет среди поля. И девочка через силу передвигает отяжелевшие ноги.

Еще одно последнее усилие — и она достигает города и идет уже по улицам, пустым, словно вымершим в эту Рождественскую ночь. Высоко над головою Лизы на темном небе горит крупная Вифлеемская звезда.

«Это та звезда, — с трудом припоминает девочка, — которая появилась на небе в ночь Рождения Спасителя! Она привела к яслям родившегося Младенца вифлеемских пастухов. Может быть, и меня она приведет домой к доброму Павлу Ивановичу и к моим маленьким друзьям!»

И, собрав все свои силенки, девочка прибавила шагу, стараясь бежать, не ступая на закоченевшие пальцы.

Вот уже близко… Почти дома… Вот темная театральная площадь с громадным зданием театра посредине. Вот и дом г. Сатина. Все окна темны… Там спят, давно уже спят… Только в одном окошке свет… Лиза знает, что это комната Павла Ивановича… Она делает последнее усилие, с трудом добирается до крыльца и хочет подняться на его ступени. Но страшная слабость сковывает все члены Лизы, её ноги не повинуются ей больше. Девочка присаживается на ступеньку крыльца и впадает в какое-то тихое и сладкое забытье…

Павел Иванович долго не ложился спать в эту Рождественскую ночь. Поступок Лизы не давал ему покоя. Он полюбил девочку почти наравне со своим Павликом, а она отплатила ему такою черной неблагодарностью. К этой мысли никак не мог привыкнуть добрый директор. Сердце его сжималось от тоски, сон бежал от глаз, слезы поминутно подступали к горлу и душили его… Чтобы хоть немножко освежиться, бедный старик подошел к окну и открыл форточку.

В туже минуту легкий стон донесся со стороны крыльца. Павел Иванович высунул голову на воздух и посмотрел по тому направлению, откуда несся стон.

Что-то темное лежало на ступенях крыльца.

• Предыдущая
• 23/27
• Следующая