Мир приключений 1961 г. №6 - Платов Леонид Дмитриевич - Страница 67

• Предыдущая
• 67/150
• Следующая

Я испугался, что там начнется пожар, и поэтому выбежал на крыльцо и обогнул дом, чтобы посмотреть, не угрожает ли электростанции какая-либо опасность. Но на крыше главного здания, которая была мне хорошо видна из сада, не замечалось никаких признаков огня. Повсюду было тихо. Косые линии дождя продолжали хлестать по траве и по деревьям. Простояв с полминуты у стены дома и промокнув, я вернулся в кабинет.

Было уже поздно. Я лег спать, и после этого, утром, началось то, о чем я буду рассказывать.

Проснулся я около восьми часов и удивился тому, что спал так долго. Обычно у нас встают в шесть.

Гроза ночью кончилась. В окно мне был виден кусочек голубого неба и ветка липы, стоящей в саду у самого дома. Глядя на нее, я порадовался тому, что день был безветренный — листья висели совершенно неподвижно.

Вскоре я ощутил, что во всей обстановке комнаты было что-то необычное. Прежде всего до моего слуха постоянно доносились какие-то странные звуки. Как будто неподалеку кто-то перекладывал с места на место большие листы бумаги.

Прерывистый шорох, который временами становился тише, а затем опять усиливался.

Потом я понял, что не слышу привычного отчетливого тиканья больших старинных часов, доставшихся мне от деда. Часы эти ни разу на моей памяти не останавливались, и мысль о том, что они испортились, была для меня очень неприятной.

Я вскочил с постели и, как был в пижаме подошел к окну, которое в спальне выходит не в сад, а на залив.

Отдернув штору, я бросил мимолетный взгляд на берег и асфальтированное шоссе, повернулся и пошел к часам. От этого короткого взгляда в окно у меня осталось какое-то тревожное впечатление. Волна, набегающая на песчаный пляж, два пешехода на обочине дороги, мотоцикл, мчавшийся по асфальту, — все было, как обычно, и в тоже время во всем ощущалась какая-то странность.

Подойдя к часам — это был старинный швейцарский механизм, заключенный в резной дубовый шкафчик, — я открыл дверцу, посмотреть, что же с ними стряслось.

Я открыл дверцу… и замер.

Вы понимаете, что я увидел. Маятник на длинном и толстом бронзовом стержне не висел вертикально. Он был отклонен влево, то есть находился в наиболее удаленном от равновесия положении!

Помню, что в детстве, двенадцатилетним мальчишкой, я часто мечтал о том, чтобы сделать какое-нибудь чудо. Например, подпрыгнуть и не опуститься сразу на землю, а повиснуть в воздухе. Или поднять камешек, отпустить его и увидеть, что он не падает, а останавливается в воздухе. И я прыгал десятки раз, прыгал до изнеможения, но сразу же исправно падал на землю в полном соответствии с законом всемирного тяготения. Но неудачи не мешали мне мечтать. Я представлял себе, что, если не сегодня, так завтра я вдруг сумею избавиться от сковывающей меня силы тяжести и тогда… Тогда фантазия разыгрывалась совершенно безудержно. Я уже парил над землей, перелетал границы, помогал арабским повстанцам бороться с французскими пулеметами, освобождал из тюрем узников капитала и вообще совершенно переделывал мир.

Каждый из нас в детстве мечтал о каких-нибудь чудесных крыльях, либо о шапке-невидимке, либо еще о чем-нибудь таком же.

И вот теперь я увидел осуществившимся мое мальчишеское чудо. Маятник наших часов был освобожден от силы тяжести. Его не притягивала масса земли. Он парил в воздухе.

Не знаю, как вел бы себя на моем месте кто-нибудь другой. Я же был совершенно ошарашен, подавлен и с полминуты, наверное, продолжал смотреть на маятник. Потом я встряхнул головой и протер глаза.

Часы не шли, а маятник находился в крайнем левом положении. Это было невероятно, но это было так.

Я рассеянно глянул в окно, и то, что я там увидел, заставило меня вздрогнуть.

Пейзаж ни на йоту не изменился за то время, пока я смотрел на маятник. Все та же волна катила на берег — я запомнил ее по кипящему, завернувшемуся вниз гребню — два пешехода были на дороге в том положении, в каком их оставил тогда мой мимолетный взгляд, и мотоциклист оставался на том же самом месте.

Помню, что больше всего меня поразил мотоцикл. Это был «ИЖ-49», и шел он на скорости не меньше, чем пятьдесят километров — я видел это по синеватому выхлопному дымку, отброшенному на порядочное расстояние от глушителя. Мотоцикл мчался и в то же время стоял. Стоял и не падал набок опять-таки в полном несогласии с законами равновесия.

Я тогда решил, что я сплю и все это мне просто снится. Как всегда делается в романах, ущипнул себе левую руку и вскрикнул от боли. Нет, я не спал.

— Забавно, — сказал я себе, хотя мне было совсем не забавно, а даже страшно.

Я еще раз оглядел комнату и посмотрел в окно.

— Я инженер Коростылев, — сказал я вслух. — Меня зовут Василий Петрович, мне тридцать пять лет, и сегодня воскресенье двадцать пятого июня.

Нет, я не сошел с ума. Я был в здравом рассудке.

С замирающим от страха сердцем я вышел из комнаты, повернул в передней ключ и толкнул дверь, выходящую в сад. Она не поддавалась. Тогда я толкнул сильнее и нажал плечом.

Раздался треск, и сорванная с петель дверь упала на веранду.

Я остолбенело посмотрел на нее. И дверь вела себя не так, как прежде.

Кстати, этот треск был первым нормальным звуком, дошедшим до моего слуха в то утро. Я понял, что, пока я находился в комнате, меня все время окутывало какое-то странное молчание, прерывавшееся только шорохом.

Не найдя никакого объяснения тому, что случилось с дверью, я пошел по дорожке к низенькому редкому забору, отделяющему наш сад от дороги. И тут опять началось странное. Когда я уже почти дошел до калитки, я почувствовал, что мне сейчас трудно будет остановиться. Было такое впечатление, будто меня несут вперед инерционные силы, какие испытываешь, например, когда сбегаешь по крутой лестнице.

Я с трудом «затормозил» у забора и вышел на улицу.

Мирно стояли дачи нашего поселка. За заборчиками сушилось детское белье. От огромного царственного тополя в шатре светло-зеленых глянцевитых листьев, стоявшего возле дома Мохова, лился сильный свежий аромат. В чистом послегрозовом небе ярко светило утреннее солнце.

Судя по наклону травы и по тому, как гнулись ветви тополя, можно было предположить, что дует довольно сильный ветер. Да и волна на заливе тоже говорила о свежей погоде. Но я этого ветра не чувствовал. Мне было жарко.

Постояв некоторое время у калитки, я подошел к мотоциклисту.

Помню, что в то время, когда я приближался к нему, я начал слышать выхлопы мотора. Но не такие, как обычно, а в более низком тоне. Что-то вроде отдаленных раскатов грома. Но как только я остановился, эти звуки превратились в тот самый шорох, который меня озадачил в комнате.

Мотоциклист — загорелый скуластый парень — сидел в седле, чуть подавшись вперед и глядя на дорогу с тем сосредоточенным вниманием, которое вообще свойственно водителям транспорта. Меня он не замечал.

С ним все было в порядке, за исключением того, что он не двигался.

Я зачем-то дотронулся до цилиндра мотора и отдернул руку, потому что цилиндр был горячий.

Потом я сделал еще большую глупость: я попытался свалить мотоциклиста. Не знаю, почему мне это пришло в голову, — по-видимому, я считал, что раз он не двигается, он должен упасть, а не стоять вопреки всем законам физики. Обеими руками я уперся в заднее седло и не очень крепко нажал. Но, к счастью, из этой попытки ничего не вышло. Какая-то сила удерживала машину в том положении, в котором она была.

Впрочем, я особенно и не старался. Я был слишком растерян и подавлен.

Наверное, несколько минут прошло, прежде чем я заметил, что мотоцикл не совсем стоит на месте, а все же двигается, хотя и очень медленно. Я увидел это по заднему колесу.

К покрышке пристал кусочек смолы, а к нему прилипла спичка. Пока я вертелся возле мотоцикла, эта спичка медленно переместилась снизу вверх.

Я присел на корточки и стал смотреть на колесо. Оно и сейчас стоит у меня перед глазами. Зеленый, густо покрытый пылью обод, чуть заржавевшие спицы, старая, потрескавшаяся покрышка.

• Предыдущая
• 67/150
• Следующая