Юджиния - Минчин Александр - Страница 45

• Предыдущая
• 45/69
• Следующая

Александр согласился. Они привезли с собой лишь одну большую сумку, и греки, встречавшие их в аэропорту, все не могли понять, где же их чемоданы. Впрочем, они привыкли, что американцы — необычные люди. Не такие, как все.

— Здесь где-нибудь должен быть американский магазин одежды, — сказала Юджиния.

Александр скривился, как от кислого. Она улыбнулась:

— Хорошо, тогда европейский: итальянский или английский.

Теперь лицо его было таким, как будто в рот ему положили зефир в шоколаде.

— Ну, могу я покапризничать хоть один раз?

— Хоть десять, — рассмеялась она, — чем больше, тем лучше.

За два часа он одел Юджинию с ног до головы и купил какие-то вещи себе.

Им пришлось взять такси, чтобы доехать до того места, где стояла машина; название пересекающихся улиц, ближайших, Александр запомнил. Зрительно. Изобразив потом на бумаге шоферу «иероглифами».

У них оставался еще час до того времени, когда за ними заедут. И они провели его с пользой, едва потом успев одеться…

После пышного обеда у одного из друзей мистера Нилла их повезли в лучший греческий ночной клуб и развлекали до утра. Единственное, о чем его просили добрые греки: не говорить мистеру Ниллу, что Юджиния была в таком месте. Хотя место было респектабельное и приличное. Александр обещал, Юджиния смеялась.

В субботу они были приглашены к самому Коста-ки, с уговором, что проведут в его доме весь уик-энд. Следующие два дня они осматривали и обходили в городе все, что возможно, от галерей, музеев до магазинов и греческих кофеен.

В субботу они решили сделать перерыв и полдня купались в море. Стоял март, но купаться было уже можно. Несмотря на это, Александр закутывал потом Юджинию во все халаты, полотенца и во что только возможно, заставляя бегать вокруг него. И она бегала. Хотя смеялась и говорила, что американские дети вырастают закаленными. Их с детства приучают быть взрослыми и разрешают пить все со льдом. Он соглашался и говорил: быстрее. И она бежала.

Потом они вместе принимали горячий душ и согревали друг друга губами.

В шесть часов вечера за ними заехал торжественный Костаки в черном смокинге и белой бабочке. Он был еще забавней, и Юджиния поцеловала его в обе щеки.

Они приехали на какую-то специальную площадку, где их ждал новенький вертолет, и через минуту были уже в воздухе. Благо, что полет продолжался не больше пятнадцати минут, так как вертолеты Александр ненавидел не меньше самолетов. Он вообще ненавидел болтаться в воздухе, когда есть земля. И шастать под Богом, в небесах, нарушая божественный покой.

Их встретили как самых дорогих гостей. Собственно, это был не обед, а банкетный вечер в честь целого года — со дня свадьбы Юджинии. Она была любимицей здесь, и Александр удивился, что многие ее знали. Было человек пятьдесят гостей, их привезла яхта мистера Костаки. Гулянье должно было продолжаться до самого утра, с музыкой и аттракционами. Александр смотрел, ласково улыбаясь, на Юджинию, она не отрывала от него взгляда.

Ближе к полуночи владетельный Костаки позвал Юджинию к телефону. Через некоторое время она опять появилась в зале и позвала Александра: звонил мистер Нилл. Он сказал, что им придется пробыть в Греции еще пару недель и чтобы Александр не огорчался. Александр и не думал огорчаться: ему нравилась Греция, и Юджиния в Греции. Ее начинающие загорать руки, волосы, овеваемые морским воздухом, живой взгляд и полудетская радость тому, что она видела впервые. Попрощавшись, мистер Нилл передал ему привет от Клуиз. Александр сказал, что завтра они отправляют сувениры домой для него и Клуиз. Мистер Нилл поблагодарил, заверив, что не стоило беспокоиться. Они попрощались еще раз. До этого мистер Нилл напомнил, что у них уже, должно быть, около полуночи и Юджинии, наверно, пора спать.

Они вышли на балкон, опоясывающий весь второй этаж. Отсюда целый остров лежал как на ладони. И этот остров Александр сначала не видел, так как они приземлились прямо перед фасадом дома. Юджиния стояла рядом с ним.

— Я не знал, что мы на острове.

— Да, — улыбнулась Юджиния, — и со всех сторон море.

— Что, целый остров его?

— Да.

— Живут же люди.

— Папе принадлежат два острова, только он никогда не говорит. Кажется, один он собирается подарить мне, когда я…

— Совсем неплохо иметь остров, — засмеялся Александр. — Прости, я не дослушал…

— Тебе не интересно…

— Что ты, ластонька! Когда ты что?..

— Когда я… когда мы… я не хочу говорить первая, до тебя.

— Что, Юджиния?

— Когда у нас будет… наследник.

Он обнял ее и зацеловал ее губы. Потом отклонился:

— Ты уверена, что твой папа захочет этого?

— Это можешь хотеть только ты. А моему папе будет хорошо так, как хорошо мне и тебе.

— Это что-то новое в большой политике Семьи, — улыбнулся Александр.

Юджиния наклонилась к его уху:

— Да, но я хочу малыша. Александр прошептал ей в ответ:

— Ты сама еще ребенок.

— Но дети всегда хотят детей… Их губы слились.

Они вернулись в зал, веселье было в полном разгаре. К ним подходили, протягивали бокалы, целовали руку Юджинии и дарили какие-то подарки, которые мистер Костаки потом вежливо брал у них и клал на каминную полку.

Позже, когда ночь уже совсем догорала и зажигалась заря, едва положившая новый свет на море, высвечивая его чуть-чуть из темноты, их отвели в другой конец дома, в большую комнату с инкрустированной дверью в спальню. Завтра в двенадцать дня они выходили в море.

Через час после любви на его плече и груди Юджиния заснула.

На яхте мистера Костаки были те же гости, только многие еще окончательно не проснулись и дремали в шезлонгах на палубе.

Греческое море в этот день не штормило, и Александру отвязали глиссер, который был на яхте. В этот раз он не взял Юджинию с собой, и она только сжимала руку хозяина, глядя, как Александр носился вокруг, поднимая стеной морскую воду на резких виражах. Александр действительно гонялся как сумасшедший, он выжимал максимум из глиссера. Какой-то момент самозабвения. И скорости. Пока наконец яхта не дала два долгих гудка, сообщая, что уходит: мистер Костаки не мог больше смотреть на вздрагивания Юджинии. Александр нехотя возвращался, подходя боком к яхте. Только потом Юджиния рассказала ему, что сын мистера Костаки — тоже Александр — разбился на спортивном самолете. Александр не мог понять выражения лица господина Костаки, когда он поднялся на палубу. Грек только сказал ему:

— Ты хорошо ездишь. Но это еще не все…

А потом ушел в бар и долго не выходил оттуда. К вечеру был большой рыбный обед в кают-компании, а Юджиния все смотрела встревоженно на мужа, не понимая дневной поездки. И тогда он напился с Костаки до синих чертиков так, что они направились спать в одну каюту. Пока стюард мягко и вежливо не развел их в разные, предназначенные для них. Что-то давило, мешало Александру в этот день, что-то стягивало изнутри и сжимало, — было непонятно. Может, воспоминания, может, память, а может, прошлое. Он не говорил.

Юджиния только смотрела на мужа и прикладывала лед к его вискам. Господи, как она любила его, так, наверно, не любили на этой земле.

Обычно у американцев не принято опохмеляться, у них даже нет такого слова (какой бедный словарь!), есть подобное — hangover, однако это существительное. Но ровно в десять утра они встретились с греком в баре и приняли по первой порции. Глаза их оживились, сердца застучали, и жизнь показалась не такой серой, как во время пробуждения.

— Ты хороший парень, — сказал Костаки, положив ему руку на плечо.

— Вы тоже, — ответил он. — Американцы так пить не умеют.

— Американцы вообще пить не умеют, они все разбавляют — тоником, содой или льдом. Им надо приехать в Грецию, чтобы поучиться пить. Или в Россию, — улыбнулся мистер Костаки. Потом подумал и сказал: — Пожалуй, Россия будет лучший учитель, чем Греция. Как ты думаешь?!

Александр рассмеялся.

• Предыдущая
• 45/69
• Следующая