Триумф Анжелики - Голон Анн - Страница 2

• Предыдущая
• 2/113
• Следующая

— Кстати, удалось ли вам навестить чету Кастель-Моржа во время пребывания в Квебеке?

Анжелика вздрогнула и ответила немного сухо:

— Каким образом? Вам прекрасно известно, что они два года назад вернулись во Францию.

— Я забыл. У вас есть от них известия?

— Нет… Уж если ничего нельзя узнать о тех, кто остался здесь, то возможно ли что-то выяснить об уехавших? Квебек опустел. Все сражаются. Я никого не видела в этот раз. К тому же вас не было рядом, и это было самым ужасным.

Он обхватил ее сильными руками. От него не скрылась ее нервозность, которую он заметил сразу же после ее прибытия. Ее причиной могла быть только Онорина. Анжелику что-то огорчало или тревожило, он это почувствовал в первый же вечер. Он знал, что она все расскажет, позже, как только это будет необходимо.

Она склонила голову на его плечо.

— Без вас жизнь потеряла бы очарование. Я вспоминаю наше прибытие в Квебек. Сейчас мне непонятен мой страх перед теми рамками, в которые поставило меня положение супруги графа де Пейрак. Я вновь задумалась об этом, вспомнив о маленьком домике в Виль д'Аврэ. Почему мне так нужно было уединиться, чувствовать себя свободной?

— Я думаю, что вы боялись сделаться королевой целого народа авантюристов, который в темных лесах и на страшных речных прогорах требовал от вас внимания день и ночь, народ, которому вы преданы душей и телом; зимой и летом вы лечили больных, перевязывали раненых, поддерживали павших духом… Я это понимаю и склоняю голову перед вашей силой и вашей слабостью. По приезде в Квебек вы могли бы вести более приятную жизнь. Перед вами была иная важная цель. Вы приняли решение, которое было необходимым, и о котором я бы и не подумал, будучи не осведомлен о том, что от вас требуется. Возвращение к соотечественникам значило для вас как вызов, так и необходимость покорить их сердца. Для этого вам требовалось восстановить силы и отдохнуть. И, наконец, вас пугало, возможно, то, что ревнивый супруг взвалит на вашу шейку ярмо своей жестокости.

— Нет, я, напротив, хотела, чтобы вы принадлежали мне еще больше, и чтобы мы оставались наедине не только среди боев или политических столкновений, как это было последнее время.

— Вы стократ правы, и это прекрасно. Нас разделяло столько досадных мелочей, к тому же мне очень не нравилось ваше стремление к свободе, моя прекрасная дикая птичка. А вы с вашей тонкой натурой угадали, что ни вы, ни я не из тех, кого можно заключить в рамки условностей, существующих в светском обществе. Это общество посягало на нашу любовь, его нужно было покорить; и вот вы предоставляете мне свободу, тем самым показывая, как мной дорожите и испытывая мою верность.

— А вы воспользовались данной свободой, месье?

— Не больше чем вы, мой ангел! — ответил он с небольшой усмешкой.

И с этими словами он наклонился и приник губами к ее шее, возле самого плеча.

Дыхание Жоффрея, его властный, нежный и алчный поцелуй изгнали из сердца Анжелики ту горечь обиды, что время от времени и без причин возникала между ними. После стольких лет счастья час правды не означал более ничего. Она не могла этому сопротивляться. Все плохое рушилось и рассыпалось в прах. Чудо желания, которое никогда не затухало, этот божий дар, который они хранили и который не раз спасал их от разрыва, еще раз напомнил им, что во всех бурях, которые одолевали их, стараясь сбить с пути, оставалось лишь одно чувство. Они знали, что он без нее и она без него не смогут выжить. Для нее он был всем. Она для него была недосягаемой звездой и предметом стремлений.

И вот так, скрытые во мраке ночи на реке, среди тумана, поцеловавшись лишь один раз и потерявшись в его очаровании, то тайном, то жадном, выражавшем тысячи невыразимых; необъяснимых вещей, доверительные беседы и крики, или любовные мольбы или самозабвенные признания. Встав на этот путь, более изысканный и более правдивый, чем любое произнесенное слово, они покинули этот мир с его мелочными интригами и жалкими сражениями гордости и уязвленной добродетели, которые привлекают скорее побежденных, чем победителей и наносят раны скорее неизлечимые, чем легкие.

Так они и стояли, зная, что не нужно ничего объяснять, и ни в чем извиняться.

Где-то внизу на воде раздался плеск весел; это заставило их очнуться от задумчивости. Луч фонаря приближался, пронзал мрак, и они увидели смутный силуэт лодки на шесть весел; она то появлялась, то исчезала в тумане.

— Кажется, я заметил человека в монашеской рясе. Возможно, это посланцы господина де Фронтенака.

— О Господи, ну почему мы не подняли парус немного раньше? — простонала она. — Хоть бы он на этот раз не позвал вас к себе на помощь. Теперь, когда моя жертва для Онорины совершена, мне хочется поскорее увидеть наших и наш чудесный дом в Вапассу.

Они слушали и различали в тумане, который надвигающаяся ночь окрашивала в голубой цвет, отзвуки голосов, скрип снастей и уключин. Отсветы рождались и тотчас же исчезали, словно им было не под силу сохраниться в этом мраке; все, казалось, хотело погрузиться в темноту умирающего летнего дня, по-ноябрьски грустного.

— Что нам шлют из Квебека? Еще один «пакет с неприятностями»?

Наконец очертания стали более четкими, и из тумана проступили силуэты, которые неуверенно переступали через борт лодки и всходили на первую палубу.

Внезапно, Жоффрей сжал Анжелику в объятиях, крепко-крепко, как только мог, и поцеловал в губы так, что она чуть не задохнулась. Затем он ее выпустил и отступил с молчаливой улыбкой.

Возможно он мстил этим надоедливым людям, которые, наверное, причинят им много хлопот и послужат причиной для новых стычек. Или, быть может, он хотел ее подбодрить? Жоффрей тотчас же принял свой обычный небрежный и сдержанный вид капитана корабля.

Но Анжелика, с трудом сдерживая взрыв смеха, пыталась время от времени изобразить чопорность. Затем она откинула со лба непокорную прядь, которая все время развевалась в порывах летнего ветра. Потом она, кашлянув, приняла наконец подобающий серьезный вид и решилась пойти взглянуть на вновь прибывших.

При свете фонарей, которые держали матросы, перед их глазами предстал граф де Ломенье-Шамбор. Анжелика смотрела только на него. В Монреале она стремилась с ним встретиться, узнав от Маргариты Буржуа, что его ранили в ходе военной кампании Фронтенака против ирокезов. Но она тщетно справлялась о нем в госпиталях Жанны Манс и святого Сульпиция. В конце концов она стала подозревать, что шевалье специально уклоняется от встречи.

Едва испытав радость от неожиданного появления графа в числе других гостей, она устремилась ему на встречу с любезной улыбкой. Затем поприветствовала господина д'Авренсона, майора из Квебека, который привез пакет от де Фронтенака и собирался возвратиться в Квебек. Господин Топен в сопровождении своих двух сыновей доставил обоих офицеров в своей большой парусной лодке.

Монахом, который прибыл вместе со всеми, оказался некий Реколле, миссионер из Рестигуша, что на заливе Сен-Лоран.

Граф де Пейрак проводил их в кабинет с картами на стенах, где они могли привести себя в порядок и передохнуть перед обедом.

Анжелика хотела опереться на руку графа де Ломенье-Шамбор, чтобы спуститься в его сопровождении в кабинет вслед за всеми.

Но он стоял неподвижно, словно застыл, и ее жест остался без ответа. Первое впечатление Анжелики было тягостным. Его походка присущая всем, кто сражается с индейцами, не была такой уверенной и легкой как прежде. Теперь он двигался немного тяжелее и медленнее, так что она не сразу его узнала в постаревшем, похудевшем и немного сутулом господине. «Его рана, без сомнения…»

Она остановилась возле него и застыла, пока остальные удалялись.

— Расскажите мне о вашей ране, — произнесла она.

Он вздрогнул и поднял голову. Его лицо бледное и похудевшее, которое смутно виднелось в темноте, свидетельствовало о том, что Анжелика была права в своих опасениях. Она попыталась снова добиться от него ответа, но он прервал ее решительным жестом.

• Предыдущая
• 2/113
• Следующая