Змей - Хайтов Николай - Страница 4

• Предыдущая
• 4/22
• Следующая

Хотя уже смеркалось, никто не думал уходить. Только женщин отослали домой, а мужчины остались поджидатъ вестей с поля брани. Даже боярин по-прежнему стоял на башне в окружении свиты и ждал, что будет дальше.

Пока Калота глазел на дорогу, что вела к пещере, а крестьяне у крепостных ворот думали-гадали, как там дела у пастухов, в крепости лихорадочно готовились к бою: копьеносцы проверяли копья и доспехи, стрелки отбирали самые толстые стрелы, секироносцы точили свои секиры, алебардщики — алебарды. Все понимали, что Калота неспроста целый день торчит на башне — видно, опасается за свою твердыню.

Время шло, а вестей не было никаких. Калота приказал одному стражнику влезть на крышу сторожевой башни, да только и оттуда ничего не удалось разглядеть. Окрестные леса посинели, потом почернели, а гонца все не было. Боярин уже собрался послать к пещере Стелуда на коне, как вдруг из ущелья донесся страшный рев. Рев повторился еще и еще раз, да с такой силой, что боевой барабан на башне сам по себе дрогнул и загудел.

Колун, Зверобой, купец, который принес весть о змее, Козел, Двухбородый и все, кто сидел в ожидании у ворот крепости, как один вскочили на ноги, насторожились.

— Пойти, что ли, на подмогу? — сказал, наконец, Козел.

— Еще чего! — напустился на него Зверобой. — Чтобы пастух Гаки потом бахвалился, будто это он одолел чудище?

— Нет! — поддержал его Колун. — Никакой подмоги. Пускай пастухи уразумеют, что без дровосеков им грош цена!

Не успел главный дровосек договорить, как раздался рев громче прежнего.

— Ну что там? — спросил Калота.

— Ничего не видать, — отозвался дозорный с крыши.

— О господи! — взмолился боярин. — Ниспошли им победу над змеем. Не то мои мельницы у реки все до одной опустеют, пропадут пропадом...

— Ниспошли, господи! — хором вторили боярину старейшины и военачальники.

— Мы жизни лишиться можем, а у него о мельницах забота, — проворчал кто-то, только в темноте было не разобрать, кто.

Немного погодя тот же голос выкрикнул:

— Послал бы своих стражников, боярин, пастухам на выручку!

— А кто крепость охранять будет? — гаркнул сверху Калота. — Отвечай, болван!

Но ответа так и не последовало. И рева тоже больше не было слышно. Наступила гнетущая тишина.

Что же это был за рев? Предсмертный или победный? Что стало с удалыми пастухами? Крестьяне, старейшины, боярские военачальники, простые ратники, даже женщины и дети, которые без сна лежали дома под овечьими шкурами, — все ломали себе над этим голову, но никто, ни один человек не мог догадаться, что случилось на самом деле. А случилось вот что.

Сначала все шло как по маслу. Пастух Гаки храбро шагал во главе своей дружины, в одной руке дубина, в другой — меч. И даже мурлыкал себе под нос боевой марш деревни Петухи.

Когда впереди показалась пещера, срубленное священное дерево да белые щепки вокруг, пастухи сжали покрепче свои дубины и дальше пошли на цыпочках, чтобы не шуметь. Из пещеры на них дохнуло — нет, не дохнуло, в нос шибанул тяжкий смрад и уши заложило от оглушительного храпа.

— С нами бог! — зашептал Гаки. — Змей храпит, это нам на руку: кто так храпит, тот ничего не слышит. Мы подкрадемся поближе и захватим чудище врасплох. Как я подам знак: «У-ух!» — пускайте в ход дубины, только чтобы все разом. Дубасьте его до тех пор, пока не расплющится в лепешку. За мной!

Гаки первым нырнул в пещеру, с мечом в одной руке, с дубиной — в другой.

Сначала пастухи хоть что-то различали, а потом уже шага без ощупи не могли ступить — чем глубже в пещеру, тем гуще становилась тьма. Летучие мыши зашмыгали у них над головой, заухал, захохотал филин. Но сытый змей продолжал спать. Не проснулся он даже тогда, когда пастухи наткнулись на его тушу. По знаку вожака отряд разделился и стал обходить чудище с двух сторон. Вот тут-то и стряслась беда: один из пастухов споткнулся и нечаянно охнул. Кое-кто принял это «ох» за сигнал «у-ух» и кинулся в атаку, а другие только пялились в темноту. Одним словом, вместо того, чтобы разом оглушить чудище, пастухи себе на беду разбудили его.

Змей почуял опасность и взревел. Рванулся было к выходу, но не тут-то было, брюхо мешало, как-никак десяток овец проглотил целиком, с рогами и копытами, да осла с верблюдом впридачу. Тогда чудище забило хвостом, и пастухам пришлось худо. Одним махом змей отшвыривал дюжину пастухов. С грохотом посыпались камни, раздались предсмертные стоны. Уцелевшие не сдавались. С боевым кличем смельчаки продолжали молотить змея, но их увесистые дубины раскалывались в щепы.

Гаки смекнул, что сражаться с таким чудищем дубинками, пускай даже окованными, — пропащее дело и взялся за меч. Но и меч, уж на что крепкий, только слегка царапнул змея и переломился. От этой царапины змей взревел во второй раз, а когда кто-то из пастухов саданул его по уху, — в третий. На этом удачи нападающих и кончились. Чудище совсем осатанело, оно металось так, что крушило и давило все подчистую.

Уцелели только трое пастухов — их спасли трещины в стенах пещеры. Этим троим удалось живыми выбраться наружу. Но один испустил дух у самого выхода из пещеры, другой — по дороге в деревню, а третий, единственный из ста трех храбрецов, которые двинулись во главе с Гаки на змея, весь израненный, дотащился до боярской крепости и принес страшную весть.

Да, страшнее и не придумаешь. Погибли сто два пастуха — цвет и гордость деревни Петухи.

— Хорошо еще, что в пещере тесно и он не мог разинуть пасть вовсю, — объяснял раненый любопытным, — а не то бы и мне нипочем не уцелеть. Чешуя у него — что броня. Я пырнул ножом, лезвие враз погнулось. Во, глядите! — И он показывал свой нож, не переставая стонать да охать. — Ох, настала погибель наша!

— Вот что бывает, когда верховодит пастух! — Воскликнул главный дровосек Колун. — Виданное ли дело? Загнать в пещеру весь отряд! Кабы этот Гаки остался в живых, его бы за такое повесить мало! Я бы на его месте...

— А кто тебе мешает? Бери своих дровосеков и отправляйся! — подзадорил его Зверобой. — Или, небось, страшно?

— Это кому страшно? — раскипятился Колун.

— Пока у меня в руках топор, мне ничего не страшно!

— Змей-то о трех головах! — предостерегающе сказал раненый пастух.

— Тебе это, небось, со страху померещилось. Да коли и так — что с того? Голова на шее сидит, а шею и отрубить можно! — храбрился Колун.

— Да чешуя-то на нем непробиваемая! — Возразил раненый еле слышно — он очень ослабел. — Держи ухо востро.

Но у Колуна другое было на уме.

— Ты мне лучше вот что скажи, — спросил он пастуха, — глаза у змея есть или нет?

— Я только один глаз видел, — из последних сил проговорил раненый. — Сверкает, будто раскаленный уголь, потому его и видно было.

— Это все, что я хотел узнать! — Колун повернулся к односельчанам и решительным тоном произнес: — Люди! Ступайте теперь спать, а назавтра, чуть свет, чтобы все дровосеки, до одного, с топорами были на этом самом месте. И кто-нибудь пусть захватит тростинку и меру горького перца. Все понятно?

— Понятно! — ответили дровосеки.

— Тогда — по домам! — Колун поклонился боярину, потом народу и громко, чтобы все слышали, повторил: — По домам! И помните, завтра, еще до того, как солнце выглянет из-за гор, змеева туша будет лежать на этом самом месте! Или пусть разразит меня гром!

• Предыдущая
• 4/22
• Следующая