Тайна старого Радуля - Голицын Сергей Михайлович - Страница 7
- Предыдущая
- 7/46
- Следующая
И он объяснил, что в городских больницах из-за гриппа сейчас карантин, значит, свидания категорически запрещены. И никакую передачу для больного, только что перенесшего операцию, конечно, не примут.
Словом, он сумел доказать ребятам, что идти в город в течение ближайших трех дней не было никакого смысла.
У всех потускнели и вытянулись лица.
– У-у-у, выдумают всякое!.. Вот еще какие порядки!.. Безобразие! – ворчали и негодовали многие.
Тут длиннолицая Галя, командирша отряда, выступила вперед и сказала:
– Спокойствие! Спокойствие! Через пять минут созывается заседание штаба похода.
И тотчас же все подтянулись, присмирели, сдерживая чувства.
Галя повернулась к Георгию Николаевичу.
– Благодарим вас за вашу заботу о нашем любимом начальнике похода, – произнесла она.
Георгий Николаевич понял, что выслушал сейчас очень вежливый намек: – дескать, спасибо вам за ваше внимание, но теперь вы свободны, на заседание штаба вас не приглашаем.
А собственно говоря, зачем ему сейчас оставаться на какое-то заседание штаба? Дисциплина у них, как выразился Миша, – во! В этом он успел убедиться дважды: как блестяще мальчик проводил купание и как быстро Галя-командирша затушила ребячий ропот. С утра Георгий Николаевич вместо творческой работы ездил в город – надо же теперь наверстать потерянные часы. Вот почему сейчас его больше всего тянуло в любимую светелочку.
– До сви-да-ни-я! Спа-си-бо! – провожали его звонкие голоса.
Он начал подниматься в гору, как вдруг услышал за собой топот ног. Догонял Миша в своих красных плавках. Его горящее лицо, его черные глаза выражали крайнее возбуждение.
– Товарищ писатель, можно вас на минутку?
Георгий Николаевич живо обернулся, ласково обнял мальчика:
– Ну, чего тебе?
– Пожалуйста, приходите к нам сегодня вечером, – попросил Миша. – Штаб похода будет судить Галю. Вы как свидетель. Очень вас прошу: защитите ее.
– Галю судить? Вашего командира отряда? – поразился Георгий Николаевич.
– Да нет, не эту длиннолицую верблюдицу, а ту беленькую, кудрявенькую. Ну какая у вас ночевала.
– За что же ее судить?
Миша опять расширил свои глаза-смородины и красноречивым шепотом объяснил:
– За измену дружбе. Вот за то, что она у вас ночевала да еще шоколадки лопала.
– А где сейчас ваша Галя-кудрявая?
– Под домашним арестом в палатке сидит.
– Это еще что за новости!
– Так штаб решил еще утром.
– Что это вы больно часто заседаете? Утром заседали, сейчас опять, а вечером снова? – удивился Георгий Николаевич.
– Дисциплину надо поддерживать, – ответил Миша.
Георгий Николаевич забеспокоился: это еще что за домашний арест? Может, зайти проведать наказанную девчонку? Но он уже размечтался, как сейчас укроется в своей светелочке, как возьмет авторучку…
«Нет-нет, не пойду… Еще слезы, а чего доброго, еще истерика, – сказал он самому себе. – Только расстроюсь и время зря потеряю».
– Так придете к нам вечером? – повторил свой вопрос Миша.
– Я вечером занят, лучше приду после обеда.
– Нет-нет, после обеда не надо, – настаивал Миша. – А вечером, пожалуйста, приходите.
В тот вечер Георгий Николаевич собирался читать Настасье Петровне две последние главы своей новой исторической повести и совсем не хотел откладывать чтение. Жена была его лучшей советчицей, а с этими главами у него никак не ладилось. Но чтобы отвязаться от Миши, он сказал:
– Хорошо, может быть, приду.
– Так пожалуйста, приходите, – еще раз попросил Миша и побежал к своим.
До обеда оставалось два часа. И Георгий Николаевич с папкой в руках отправился в свою светелочку.
Ему надо было успеть проверить те две главы, внести последние исправления, выполоть лишние словечки. Он начал читать рукопись, но понял, что читает невнимательно – шепчет, шепчет фразы, а сам думает: «А как там у них?.. А что это за суд над девочкой?»
В тех двух главах описывалось, как в двенадцатом столетии жил на Руси знаменитый князь Андрей Боголюбский – повелитель Владимирский, Суздальский, Ростовский и других городов и земель северо-востока Руси.
Захотелось ему прославить имя свое, и позвал он зодчих и строителей, как говорит летопись, «со всех земель».
Повелел он строить во Владимире на высоком берегу Клязьмы сразу два белокаменных храма и окружить город рубленой деревянной стеной с белокаменными надвратными башнями. Сам он поселился в недальнем селе Боголюбове, где на холме над Клязьмой повелел строить еще один храм из белого камня, а рядом белокаменный дворец и опоясать тот холм белокаменной стеной.
Сказал про Андрея летописец: «Створи град камен».
В стародавние времена зодчих звали «хитрецами». Георгию Николаевичу очень нравилось такое название искусных мастеров, которые умели воздвигать здания необыкновенной красоты и стройности.
Заканчивалась глава исполненным горечью замечанием: как мало сохранилось от того белокаменного великолепия, безжалостно уничтоженного и триста лет назад, и сравнительно недавно. Георгий Николаевич настойчиво призывал своих будущих юных читателей беречь оставшуюся старину, относиться к ней с уважением, советовал ездить и ходить пешком по старым русским городам.
В другой главе он рассказывал, как продолжалось белокаменное строительство^ когда во Владимире, Суздале и Ростове стал править младший брат Андрея, Всеволод, за свое многочисленное потомство прозванный Большим Гнездом.
Могучим и богатым княжеством владел Всеволод, недаром создатель «Слова о полку Игореве» говорил о нем: «Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти…»
Пожелал Всеволод, чтобы слава его превзошла славу старшего брата. И повелел он строить храмы, дворец и крепостные башни такие, чтобы красой и высотою своею они затмили бы все то, что строилось раньше.
Но не позвал он зодчих-хитрецов с иных земель. Местные уроженцы, русские ученики, сумели перенять камнесечное и строительное искусство у иноземных мастеров и сами стали строить из белого камня, который княжеские холопы добывали на берегах Москвы-реки, на ладьях доставляли его вверх по течению, волоком переправляли в Клязьму и далее во Владимир.
В те времена печатных книг не было, а писали и переписывали их от руки не на бумаге, а на пергаменте, выделанном из телячьей и козьей кожи. Тонкими гусиными и лебедиными перьями выводили писцы буквы, а на полях нередко рисовали картинки, раскрашивали их красками, разведенными на яичном желтке. На тех картинках изображались разные диковинные треххвостые чудища, четвероногие орлы-грифоны и другие сказочные звери и птицы; все изображения обрамлялись вьющимися стеблями растений, неизвестными цветами и листьями.
Ценились те книги наравне с серебряными сосудами.
Разослал Всеволод гонцов по многим странам покупать книги. Из Греции, из Грузии, с Балканского полуострова, из Киева приносили их во Владимир.
И стали камнесечцьг разглядывать картинки в тех книгах и на плоскости камней перерисовывать углем тех диковинных зверей, птиц и цветы и высекать их своими долотьями.
Так каждый камень умелыми руками мастеров превращался в подлинное произведение искусства.
А строители под руководством главного зодчего-хитреца воздвигали из тех резных камней храм или терем, высокий и стройный, устремленный к небу. И стены его напоминали четыре страницы мудрой и прекрасной белокаменной книги.
Прочел Георгий Николаевич эти две главы, но остался ими недоволен. Он чувствовал, что отдельные события – например, как строились белокаменные города, какими великолепными они выглядели – им не показаны достаточно убедительно. Но какими словами описать ту красоту, он пока не находил.
Тут Машунька застучала в дверцу светелочки:
– Дедушка, бабушка обедать зовет!
После обеда Георгий Николаевич, как обычно, отправился гулять со своей внучкой. Взяли они сачок и пошли ловить бабочек. Начали спускаться к Клязьме вдоль бровки оврага. В палатках было совсем тихо. Возле Клязьмы они тоже никого не увидели.
- Предыдущая
- 7/46
- Следующая
