Троя. Грозовой щит - Геммел Дэвид - Страница 7
- Предыдущая
- 7/108
- Следующая
Только после этого девушка почувствовала настоящий страх. Когда она оказалась одна на этом унылом острове, ее храбрость испарилась. Пирия убежала в скалистую часть острова и упала на землю за горным выступом. И зарыдала. Ее ноги и руки дрожали, она лежала на твердой земле, притянув колени к животу и закрыв лицо руками, словно готовясь к новому нападению. В полном отчаянии она услышала слова Первой жрицы, которые когда-то ранили ее: «Высокомерная девчонка! Ты хвастаешься силой, которая никогда не подвергалась проверке. Ты насмехаешься над слабостью других женщин, хотя не знакома с их бедами. Ты – дочь царя, и под его защитой проходит твоя жизнь. Ты – сестра великого воина, меч которого снесет голову любому, кто посмеет тебя обидеть. Как ты смеешь осуждать сельских женщин, жизнь которых зависит от капризов жестоких мужчин?»
– Прости, – прошептала она, прижавшись лицом к скале, хотя это были не те слова, которые вырвались у Пирии, когда Главная жрица отчитывала ее. Она не могла теперь точно вспомнить, что именно сказала тогда, но это были гордые и дерзкие слова.
Пока она лежала среди скал, остатки гордости покинули ее.
В конце концов, усталая, она ненадолго уснула, но боль ее измученного тела разбудила ее. Как раз вовремя, потому что девушка услышала шаги на горном склоне.
И, спасая свою жизнь, Пирия побежала из последних сил в маленькую рощу. Она думала, что там ее ждет смерть. Вместо этого двое мужчин защитили ее, а затем помогли ей подняться в пещеру высоко в горах.
Они не стали ее насиловать и не представляли для нее никакой опасности. Постепенно ее страх пропал. Она посмотрела на воина по имени Банокл. Он был мускулистым, с грубыми крупными чертами лица. Его голубые глаза не могли скрыть похоть, которую он испытывал при взгляде на нее. У нее не было защиты от него, кроме стены презрения, которую она воздвигла между ними. Маленький кинжал, подаренный ей Каллиадесом, был бесполезен против такого человека. Великан с легкостью мог бы выбить его из ее рук и наброситься на нее, как пираты на корабле.
Она тяжело сглотнула, отогнав от себя ужасные воспоминания. Но отгородиться от ран, синяков и порезов, от ударов и пощечин, пронзительной боли было выше ее сил.
Большой воин смотрел не на нее, он не сводил глаз с высокого худого юноши, стоящего в отдалении у изогнутого дерева. Она вспомнила его обещание сражаться за нее, и ее снова охватил гнев.
«Он – пират. Он предаст тебя. Все мужчины – предатели. Жестокие, похотливые и лишенные жалости», – сказала она себе.
Но он дал обещание защищать ее.
Обещание мужчины похоже на журчание бегущего ручья. Его можно услышать, но это бессмысленный звук. Вот что Главная жрица имела в виду.
Огромный воин подошел к реке и наклонился, чтобы набрать руками воды и напиться. Его движения не были грациозными, как у его товарища, но девушка внезапно поняла, что, должно быть, нелегко наклоняться в таких тяжелых доспехах. Доспехи были сделаны искусно: множество бронзовых дисков держала вместе медная проволока. Банокл умыл лицо водой, затем пригладил толстыми пальцами свои длинные светлые волосы. Только тогда Пирия увидела, что у него нет верхней части правого уха, а длинный белый шрам шел от оставшейся части уха и спускался вниз к подбородку мужчины. Банокл сел и помассировал правое плечо. Пирия увидела там еще один шрам, свежий, красный, полученный всего несколько месяцев назад.
Он заметил, что она смотрит на него, и его холодные голубые глаза встретились с ее глазами. Поспешив первой начать разговор, девушка спросила:
– Рана от удара копьем?
– Нет. Это меч. Прямо сюда, – объяснил воин, поворачиваясь и показывая ей тыльную сторону руки. – Он бы меня покалечил, но меня хорошо вылечили.
– Должно быть, это был сильный мужчина, раз он смог вонзить меч так глубоко.
– Да, – согласился Банокл с гордостью в голосе. – Не кто иной, как Аргуриос. Самый великий микенский воин из всех. Его меч прошел бы через мое горло, если бы я не увернулся. И его удар пришелся по моей руке.
Он повернулся и показал на Каллиадеса.
– Вот, – сказал воин, показав на бронзовое оружие, висящее сбоку у молодого микенца. – От удара того же самого меча у Каллиадеса шрам на лице. Он очень гордится этим мечом.
– Аргуриос? Человек, который удержал мост у Партхи?
– Тот самый. Великий человек.
– И ты пытался убить его?
– Конечно, я пытался убить его. Он сражался на стороне врага. По воле богов, я бы хотел стать известным как человек, который убил Аргуриоса. Но этого не случилось. Коланос выстрелил в него из лука. Стрелой! Это оружие трусов. При мысли об этом у меня крутит желудок. Они победили благодаря Аргуриосу. Вне всяких сомнений. Мы познали вкус поражения, но эту битву выиграл микенец.
– Что это была за битва?
– В Трое. Она должна была сделать меня богатым. Нам бы досталось все это троянское золото. О, мне всегда не везет, – отклонившись назад, он потер свой пах. – Моему желудку начинает казаться, что я погиб. Я надеюсь, что Каллиадес вскоре вернется с планом.
– С планом как победить две команды пиратов?
– Он что-нибудь придумает. Каллиадес много думает. У него действительно это хорошо получается. Он вывел нас из земель микенцев, несмотря на сотни людей, которые охотились за нами. Перехитрил их всех. Ну… некоторых пришлось убить. Но в основном Каллиадес все хорошо спланировал.
– Почему за вами охотились? – спросила женщина; на самом деле ее не интересовал ответ, но она старалась поддерживать разговор до возвращения Каллиадеса.
– В основном потому, что мы потерпели поражение в Трое. Царь Агамемнон не любит неудачников. К тому же мы убили его полководца, Коланоса. Он был бесполезным куском козлиного дерьма. По мне – так мы оказали Агамемнону огромную услугу. Но убийство Коланоса, которое казалось в свое время хорошей идеей и, должен признаться, доставило мне удовольствие, на родине приняли тяжело. Их волновало только то, что мы отправились на войну, проиграли, а затем убили нашего полководца. Что, конечно, было совершенной правдой. То, что этот полководец – бесполезный кусок козлиного дерьма, как-то оставили без внимания. Через три дня после нашего возвращения царь Агамемнон послал к нам убийц. Много хороших людей погибло той ночью. Нам все же удалось сбежать.
– Каллиадес рассказал мне, что ты спас его. Он кивнул.
– Я сделал много глупых вещей в своей жизни.
– Ты сожалеешь об этом? Банокл засмеялся.
– О том, что я сижу здесь, на горе, и жду, пока на нас нападут пираты? О да, я сожалею об этом. Если бы здесь был Эрутрос, наш собрат по мечу! Он умел смеяться и рассказывать забавные истории. Он был хорошим товарищем. Каллиадес нечасто смеется в эти дни. Как и всегда. Я полагаю, обдумывает все случившееся. Это не естественно – думать все время. Лучше оставить это старикам. Им нужно думать. Им только это и осталось.
– Ты сказал, что вы приготовились умереть в Трое. Как вы сбежали?
Банокл пожал плечами.
– Я не знаю. Это правда. Троянский царь начал говорить, но я не слушал. Рука горела огнем, и я готовился к бою. Затем нас всех вывели из мегарона и проводили до кораблей. Это как-то было связано с тем, что Аргуриос – великий герой. Я не понял. Спроси у Каллиадеса. Вот он идет.
Пирия с облегчением увидела, что молодой воин шагает прямо к ним.
– Придумал план? – спросил великан. Каллиадес угрюмо кивнул.
– Мы вернемся в поселок, убьем всех ублюдков, которые выступят против нас, и найдем какую-нибудь еду.
– Вот, – радостно воскликнул Банокл. – Я говорил тебе, что он что-нибудь придумает.
Для Пирии короткое путешествие до поселка было ужасным. Темный голос ее страхов шептал ей, что Каллиадес солгал, что он хочет заключить перемирие с Арелосом, предводителем пиратов. Зачем ему еще идти в этот поселок? Ей хотелось убежать, снова скрыться в холмах, но ее тело было измучено болью, ее ноги слишком устали, а силы были на исходе. Если бы она попыталась сбежать, Каллиадес или Банокл поймали бы ее и сломили сопротивление.
- Предыдущая
- 7/108
- Следующая
