Волчья звезда - Малинин Евгений Николаевич - Страница 9

Тетка Сидоха медленно выпрямилась и, поднеся пальцы правой руки к губам, совсем тихо переспросила:

– А волхву-то мальчишка зачем понадобился?

– Он хочет узнать его... судьбу... – так же тихо ответил дружинник. – Говорит, вдруг он нашей стае пригодится!

Толстуха покачала головой и едва слышно вздохнула. Затем, коротко приказав: «Ждите!», ушла во внутренние помещения.

Минут через десять тетка Сидоха вместе с двумя своими помощницами, молоденькими извергинями, принесла несколько рубашек, две пары портов, полотна на портянки, маленькие невысокие сапожки. Вся одежда была не новой, ношеной, но чистой и ухоженной – было ясно, что у кастелянши замка все хранится в надлежащем порядке. Часа через два Вотша был одет во все новое, пригнанное по его маленькой фигурке. Даже сапожки оказались ему только чуть-чуть великоваты.

До обеда Скал успел еще показать маленькому извергу замок и вид, открывающийся с южной стены – той, за которой не было городских построек. Крутой склон, начинавшийся прямо за стеной замка, заканчивался песчаным обрывом, под которым поблескивала быстрая река, а за рекой до самого горизонта, иззубренного невысокими горами, простиралась волнующаяся ковылем степь. И только две-три небольшие дубовые рощицы нарушали это протяженное, волнующееся под ветром однообразие.

Вотша долго смотрел на степь с высоты замковой стены, а затем, взглянув на дружинника огромными голубыми глазами, тихо спросил:

– Дядя Скал, а что там, за этим... – и он повел перед собой рукой, не умея подобрать имени открывающемуся перед ним пространству.

Скал неловко ухмыльнулся и покачал головой.

– Это степь. Вся эта степь – наша! Она принадлежит нашей стае! А за ней начинаются горы. Вон они видны на самом горизонте. Волку до них бежать четверо суток! В горах живет другая стая – снежные барсы, ирбисы. – Дружинник на мгновение замолчал, словно припомнил нечто давнее. – Опасные, сильные бойцы! Они не строят замков, сами горы для них – замки. Я ходил туда с... твоим прадедом!

– С Ватом?! – немедленно вскинулся малец.

– С ним, – кивнул Скал и помрачнел.

Положив на белую голову мальчика свою большую, тяжелую ладонь, он вздохнул и совсем другим тоном проговорил:

– Пойдем, Вотша, обедать! А то еще опоздаем к волхву, он тогда мне задаст!

Обед поразил мальчика еще больше, чем завтрак. Изумленно оглядев заставленный закусками стол, он прошептал:

– Нам с дедом и за месяц столько не съесть!

Тем не менее, он отведал и борща с только что испеченными пышками, и горячего оленьего окорока с полбой, и распаренной в меду репы... Однако Скал зорко следил, чтобы мальчишка не переел – осоловеет, а ему ведь к волхву идти!

Через полчаса после обеда они отправились к Ратмиру.

У дверей гостевых покоев их встретила молоденькая служанка и, поклонившись дружиннику, произнесла:

– Господин Ратмир велел мне проводить вас к нему.

Затем, внимательно посмотрев на мальчика, она повернулась и направилась через анфиладу комнат к главному залу. Здесь она остановилась и, еще раз поклонившись Скалу, сказала:

– Господин Скал может обождать своего подопечного здесь. К господину волхву мальчик войдет один!

Дружинник пожал плечами и тихонько подтолкнул Вотшу в сторону девушки:

– Ступай с Милой, дружок, и ничего не бойся!

Мальчик шагнул к служанке. Та, бросив удивленный взгляд на дружинника, взяла его за руку и направилась к левой из двух бывших в зале дверей. Когда они скрылись, Скал посмотрел тяжелым взглядом на закрывшуюся за ними дверь и уселся в одно из кресел, стоявших в простенках между окнами зала.

Мила провела Вотшу коротким коридором до тяжелой, плотно прикрытой двери, с усилием приоткрыла ее и легонько втолкнула мальчика в образовавшуюся щель.

Мальчишка оказался в большой комнате с окнами, плотно закрытыми шторами. Мрак, царивший в комнате, едва рассеивался пламенем одинокой свечи, бросавшим трепещущие блики на темные резные дверцы больших стенных шкафов, янтарную полированную поверхность стола, установленного в центре комнаты, и большое черное, удивительно глубокое зеркало в странной, темного металла, оправе. Зеркало это не отражало комнаты, в его черной глубине проскальзывали голубовато-синие всполохи, словно некое утробное пламя пыталось выплеснуться и бессильно гасло у самой поверхности бездонной, черной пропасти. И мальчик испугался этой черной бездны, этих бесшумных, непонятно чем рождаемых всполохов, испугался впервые с момента своего появления в замке.

– Разденься и ложись на стол!

Холодный, равнодушный голос прозвучал из темного угла. Мальчик стремительно обернулся в сторону говорившего, и вперед выступила закутанная в темную мантию фигура. Голова фигуры пряталась под капюшоном, а лицо было прикрыто грубо вырезанной из толстой, жесткой кожи маской.

– Ничего не бойся, разденься и ложись на стол! – повторил волхв и повелительным жестом указал на янтарно отблескивающую поверхность столешницы.

Вотша, не отрывая глаз от высокой, темной фигуры, медленно разулся, развязал пояс портов, и они упали на пол. Переступив через них, мальчик едва заметно вздрогнул и начал стягивать рубашку.

– Быстрее, – поторопил его равнодушный голос.

Мальчик снял рубашку и опустил ее на порты. Затем, бросив взгляд на корявую маску, прикрывавшую лицо волхва, он взобрался на стол, вытянулся вверх лицом на прохладном полированном дереве, так, что свеча оказалась у него в изголовье, и закрыл глаза.

Волхв шагнул к столу и сквозь прорези в маске взглянул в лицо мальчику. Потом из складок своей мантии он достал два небольших холщовых мешочка и высыпал их содержимое по обеим сторонам от головы мальчика. Две крошечные горки похожего на мелкий песок порошка тускло засветились в полумраке комнаты, и было непонятно, то ли песок отражает свет свечи, то ли мерцает собственным светом. Но в это момент волхв быстро наклонился и задул свечу.

Песок продолжал мерцать чуть переливающимся желтоватым сиянием.

– Открой глаза... – глухим, безразличным, отрешенным ото всего голосом проговорил волхв.

Мальчик открыл глаза, и они вдруг замерцали голубоватым отсветом, словно отвечая на свечение песка.

На миг в комнате повисла странная неживая тишина, словно человек и изверг вдруг перестали дышать... перестали жить. Но, спустя мгновение, над головой мальчика поднялась темная рука с длинными тонкими пальцами, и все тот же неживой голос произнес странное, непонятное, невозможное для человеческого уха слово. Затем рука медленно опустилась и поочередно клюнула длинным указательным пальцем обе светящиеся горки – сначала справа, потом слева от головы мальчика. Вотша услышал, как длинный заостренный ноготь дважды сухо щелкнул в столешницу, и этот тупой звук было последнее, что он услышал въяве!

Настоящее для мальчика кончилось!

Песчаные горки от тычка преобразовались в крошечные кратеры, и из их середины вдруг отчетливо потянуло дымком. Этот дым почти сразу же стал виден, словно крошечные желтоватые облачка поднялись над столешницей, над головой ребенка. Подпитываемые все новыми и новыми струйками, вырывавшимися из середины кратеров, эти облачка разрастались, густели, окутывали голову Вотши, но его открытые глаза продолжали смотреть сквозь клубящийся дым в далекий невидимый потолок.

И тут новое изысканно-корявое, нечеловечье слово невнятным призывом сорвалось с уст волхва, и в ответ на этот призыв глубокая, черная поверхность зеркала засеребрилась, всполохи в его глубине засияли ярче, а затем из его глубины всплыло... отображение!.. Но это было отображение не той темной комнаты, в которой оно стояло, это было отображение какого-то другого, чужого Мира!

Мальчик лежал спокойно, бездвижно, но с губ его неожиданно сорвался едва слышный, слабый стон. И в ту же секунду волхв произнес третье гортанно-грозное слово, похожее на воинственный клич или приказ. В ответ на него в глубине дымивших песчаных кратеров полыхнуло крошечным оранжево-золотистым пламенем, а в темном провале зеркала, оплетая едва проступавшее изображение, забегали извилистые разноцветно-огненные зигзаги. Вначале едва заметные, они быстро набрали силу, и скоро уже вся комната полыхала стремительными беззвучными, разноцветными вспышками!