Невский проспект - Вересов Дмитрий - Страница 44
- Предыдущая
- 44/63
- Следующая
– Мы встречались на вашей свадьбе, – пояснила следователь и назвала фамилию своего супруга – эмвэдэшной шишки.
Переплет притворился, будто вспомнил ее, и еще несколько минут они разговаривали об общих исполкомовских знакомых. Остальные почтительно ждали – и рабочие, и медэксперт с фотографом, и сопровождавшие Акентьева чиновники, которые остались у своих машин. Следачка кивнула на гроб и поведала историю про то, как в одной из квартир в Питере нашли труп мужчины, скончавшегося от инсульта. Там же обнаружили паспорт, по которому установили личность. Фотография была похожа, возраст совпадал. Сожительница покойного – такая же, как и он, алкашка, вроде бы друга сердечного признала. Опознанного похоронили, а через два дня владелец найденного паспорта как ни в чем не бывало пришел к себе домой. Кто лежал в этой могиле, теперь предстояло выяснить.
– Мерзкая история! – закончила она и улыбнулась.
Переплет кивнул, предложил ей сигарету, но женщина отказалась. Переплет еще раз посмотрел на гроб, с которого щеткой сметали песок. И, повернувшись, пошел назад. Было три часа дня: по плану небольшой обед за счет пригласившего его директора, а потом домой – готовиться к вечеру.
Возле могил стоял тощий пес, смотрел уныло на приехавших исполкомовцев. Один из рабочих прикрикнул на него, и пес потрусил прочь.
Альбина поднималась по лестнице старого дома. Шла в гости к Моисею Наппельбауму. Впервые в жизни. Все было именно так, как она и представляла по его рассказам, – этот дом, двор, лестница. Шаги раздавались гулким эхом, отражались в мутных стеклах. На перилах лестницы последнего этажа кто-то очень чистоплотный прицепил пустую консервную банку – для окурков. Альбина курила редко и всегда тайком, как школьница. Отец не одобрял как врач, Олег Швецов – как спортсмен. Да и сама Альбина не пристрастилась к табаку – сейчас это был скорее вызов всему миру, чем средство успокоиться. Рядом с Наппельбаумом не осталось никого, кроме нее.
Из рассказа следователя Альбина уже знала механизм аферы, к которой старик оказался причастен. Причем следователь из ГУВД давал понять, что уверен – механизм этот ей прекрасно известен. С одной из питерских швейных фабрик в течение последних двух лет регулярно происходил вывоз материа-лов, списанных на брак и производственные отходы. Предметом проверки ОБХСС было не ателье Наппельбаума, а одна из питерских швейных фабрик. Проверка выявила систематическую утечку материала. Виновные из дирекции уже находились под следствием, которое продолжало распутывать полученные ниточки. Некоторые из ниточек рвались, другие вели слишком далеко. Моисею Наппельбауму просто не повезло – как известно, очень мелкая рыба проходит через сети, а крупная иногда их рвет. Моисей был той самой рыбой, которой ни то, ни другое было не под силу. И теперь оставалось надеяться на чудо.
Альбина вчера дожидалась его в коридоре ГУВД. Два часа. «Как они смеют так его мучить?!» – думала она. Наконец Моисей вышел, осунувшийся, с посеревшим лицом. «Форменное гестапо», – подумала Альбина. Она еле сдерживалась, чтобы не ворваться в кабинет к следователю и не высказать все, что она думает.
– Боже мой, боже мой, – бормотал старик.
На его лице застыло мучительно-растерянное выражение.
– Все в порядке, Альбиночка, – сказал Наппельбаум, когда она подбежала, чтобы поддержать его, – не нужно так расстраиваться. Все будет хорошо!
В голосе его, однако, не было никакой уверенности, и Альбина только покачала головой. Раньше ей казались забавными все эти истории из серии «Следствие ведут знатоки». С каким серьезным видом рассуждали герои сериала о хищениях на заводе пряностей – что-то вроде «в каждой баночке аджики не хватает двух граммов» – и вот вам дело! В условиях советской действительности, где погони и перестрелки существовали лишь в редких фильмах, преимущественно французского производства, подобные дела и правда были предметом следствия.
Но сейчас было не до смеха. Следователь – весьма напоминавший внешне одного из «знатоков» – намекал настойчиво на то, что и сама Альбина каким-то образом могла быть причастна к этому делу. Но, мол, будем пока делать вид, что вы, гражданка Швецова, ничего не подозревали… К счастью, Альбина перед визитом к нему тщательно проконсультировалась с кем только можно было, да и сама прекрасно понимала, что никаких серьезных обвинений ей предъявить не могут.
Но все равно было страшно. Никогда еще Альбину Вихореву не обвиняли ни в чем противозаконном. Потому что никогда она сама не позволяла себе ничего дурного. Помнила о своих благородных польских кровях.
И следователь, который обвинял ее, пусть и не напрямую, в воровстве, сразу перестал казаться ей героем сериала. Она решила, что ей просто крупно не повезло, а главное, не повезло Моисею Наппельбауму, раз их «дело» взялся вести этот негодяй. Наверняка он карьерист и подлец. Следователь же, который и не подозревал о своем молниеносном падении в глазах Альбины, продолжал гнуть свою линию:
– Я не хочу на вас давить, – сказал он, стремясь воспользоваться моментом и «дожать» потенциальную свидетельницу, – но обстоятельства складываются таким образом, что вы можете попасть в число подозреваемых! Подумайте, вам это нужно?! Вы, – он задвигал папки с бумагами, перекладывая их на манер бабушкиного пасьянса, – дочь известного медицинского работника, а значит, речь идет не только о вашей репутации…
Альбина сжала губы. Ситуация напомнила что-то из сталинских времен – признайтесь, что вы шпион пятнадцати разведок, или может пострадать ваша семья. Только времена все-таки были другими.
– А о презумпции невиновности вы не слышали? – спросила она в ответ, еле сдерживая гнев.
На устах следователя была усталая улыбка а-ля Понтий Пилат.
– Я вас прошу, давайте не будем тратить время на ликбез по юриспруденции! Есть факты, и я вам их уже изложил! Будем сотрудничать?
– Не будем! – лицо Альбины стало жестким. – Я непременно расскажу отцу, что вы меня запуги-ваете!
Вышло, наверное, по-детски. Маленькая девочка грозится рассказать папе о проделках дворового мальчишки. Но следователь – «следак», как выражался Швецов, который время от времени щеголял жаргоном, действительно задумался.
– Жаль, – вздохнул он наконец, – жаль, что вы не хотите внять разуму! Что ж, проконсультируйтесь, если так можно выразиться, с отцом – уверен, что он подтвердит вам все, что я уже сказал.
К ее ужасу, из «чистосердечного», как сказал бы мерзкий следователь, признания Моисея, повторенного ей по пути из ГУВД, следовало, что о происхождении материала он знал.
– Ах, Альбиночка, – горестно вздыхал он, по поводу и их незавидного положения, и ее «несоветской» наивности, – это ведь обычное дело. – Но почему, почему именно Моисей Наппельбаум ока-зался тем несчастным, который должен отвечать за все?!
Олег в сложившейся ситуации показал себя верным мужем, но был абсолютно несостоятелен в юридических вопросах, да и сокрушался все больше из-за собственных дел. Самым оригинальным его предложением было наплевать на все предписания и выехать куда-нибудь на Крайний Север. Поскольку Альбина не была даже обвиняемой, искать ее особенно не будут. Проживут там годик-другой, а там, глядишь, все и рассосется.
Альбина не могла не рассмеяться, чем, кажется, даже задела Олега.
– Извини, милый! – Она прижималась к мужу – ей сейчас нужна была как никогда его поддержка. – Никаких побегов! Я не умею ловить рыбу и ходить за оленями!
Все это было накануне вечером. Утром Альбина машинально засобиралась на работу, потом вспомнила, что ателье закрыто на время следствия, и решила заехать к Моисею. Телефона на квартире у Наппельбаума не было, а ее беспокоило состояние старика.
Бросив сигарету в банку, она позвонила в дверь, обитую дерматином. За дверью долго стояла тишина. Через минуту девушка уже не отпускала кнопку звонка, а другой рукой без устали барабанила в дверь кулачком. Сердце бешено стучало. Наконец за дверью послышался шум отодвигаемого засова, снимаемой цепочки – длилось это долго, Альбине показалось, что Моисей возился целую вечность. Наконец дверь открылась. Лицо Наппельбаума было бледно, как мел.
- Предыдущая
- 44/63
- Следующая
