Невский проспект - Вересов Дмитрий - Страница 37

• Предыдущая
• 37/63
• Следующая

Прощание со старым Федором Матвеевичем, для которого уход Переплета стал весьма неприятной неожиданностью, было по-своему трогательным.

– Я понимаю, – вздохнул тот, выслушав Акентьева, – семья – это главное. А в ваше время деньги стали нужнее… Мы-то о них и не думали!

Акентьев крепко пожал ему на прощание руку, старик и не подозревал, сколь многим Саша ему обязан. А сам Переплет до сих пор не осознавал, насколько привязался к этому месту. Представить себе, что он никогда больше не окажется здесь, среди старых книг, никогда больше не услышит ворчливо-добродушных наставлений старика, было трудно. В этот момент его сердце вздрогнуло, но только на мгновение. «Нужно двигаться вперед», – напомнил он себе.

В здание на канале он, само собой, не стал заходить на прощание. Оставалось только гадать, кто теперь станет подбирать книги для Совмина. Может быть, Зоя? Переплет на прощание вручил ей коробку шоколадных конфет и поцеловал ручку. Зоя вздыхала – теперь не с кем будет и словом перекинуться. Со «стратегом» Раковым после той памятной охоты Переплет не виделся. Продолжать отслеживать для Ракова книги по магии и прочей эзотерике и одновременно трудиться в исполкоме было просто физически невозможно. Напоследок он получил напоминание о необходимости молчать о том, что ему приходилось выполнять. Раков назвал это «деликатными поручениями».

Акентьев уже самостоятельно нашел одну библиотеку: оставалось убедить Дину приобрести ее – чем-то нужно было заполнять книжные полки.

А Переплету нужно было заполнять вечера в ожидании перемен. Вся его жизнь превращалась в ожидание, а то, что происходило с ним, включая этот брак и место в исполкоме, было лишь ступенями, ведущими к цели. Старую квартиру – давний подарок отца – он решил продать. Две квартиры для одного – слишком большая роскошь для советского человека, тем более для чиновника. Акентьев еще не успел окончательно утвердиться в своем новом статусе, и возбуждать нежелательные слухи не хотелось. Иногда он с тоской вспоминал о том времени, которое провел там. «Рано ностальгировать начали, товарищ Акентьев», – одергивал он сам себя строгим «партийным» тоном, который так удачно получалось имитировать на вечерах у отца.

Квартира на набережной была роскошной даже по сравнению с московскими апартаментами Орловых. Странно было бродить по полупустым комнатам, в которые только начали ввозить мебель. Одна из комнат была отведена под его кабинет.

– Сможешь тут переплетать книги на досуге! – Дина постоянно старалась уколоть его, но у нее не очень получалось.

Информации не хватало, если Орлов и знал что-то, то не стал делиться с дочерью. «Что ж, правильно», – думал Акентьев. Как было сказано в «Домострое», с которым он тоже успел познакомиться на прежней работе, «жена да убоится мужа своего». Правда, заставить Дину бояться у него вряд ли получится, это Переплет хорошо понимал.

Вечера он теперь проводил за изучением книг. Дина должна была быть довольна – золото, а не супруг. Однако новоиспеченная мадам Акентьева довольна не была. Дине казалось, что он не уделяет должного внимания ей и будущему ребенку. Когда же Акентьев попытался напомнить ей о том, что его отцовство – факт далеко не очевидный, Дина назвала его скотиной и параноиком.

– Я просто шутила, прикалывалась! – сказала она, но прозвучало это не слишком уверенно. – Твой ребенок, твой, я знаю!

Акентьев чувствовал, когда она врет. Он быстро научился распознавать ложь, угадывал, когда следовало ожидать просьбу или истерику. Это поначалу озадачивало ее, затем начало раздражать. А дело было не в каких-то исключительных особенностях Переплета – просто она была на редкость однообразна и предсказуема.

Спорили из-за всего, Дина когтями вцеплялась в каждую мелочь, которая связывала ее с прежней жизнью. Сколько споров было только из-за одной фамилии. Отец считал, что она должна стать Акентьевой – «как положено».

– Куда положено? – спрашивала зло Дина. – Я журналист – у меня фамилия имеет значение.

– Возьми двойную, – предлагал Переплет, которого все это лишь забавляло, – Орлова-Акентьева!

Супруга мысленно примерила предложенный вариант, но потом категорически затрясла головой – слишком длинно!

– С беременными так всегда бывает! – объясняла Марья Григорьевна эти припадки раздражительности и непременно при этом брала его за руку, словно боялась, что он сейчас исчезнет, наплевав на все угрозы и подарки.

Переплет встречал тещу подчеркнуто радушно: ему нужен был благоприятный отзыв – от этого зависели взаимоотношения с маршалом. Еще на свадьбе пьяный Орлов пообещал, что если он обидит Дину, то перспектива его поездки в Афган, в гости к душманам, превратится в реальность. А о духах по Союзу ходили разные ужасные слухи, похожие на детские страшилки. Так же шепотом передавали, что «наши» там тоже отличились. Адом, в котором безвозвратно гибнут души, представал Афганистан в этих рассказах, и Акентьев не сомневался, что действительность еще хуже рассказов. Нет, там ему не место.

Одну из комнат решено было отдать под дет-скую. Дина недолго развлекалась, выбирая обои, кроватку, ночные рубашки для роддома, специальные платья для беременных, какие-то книги и препараты для улучшенной лактации. «Есть ли жизнь после брака?» – вспомнил Переплет старую шутку, слышанную еще в бытность диск-жокеем «Аленушки». Тогда его собственная свадьба казалась чем-то запредельно далеким. Переплет не раз заявлял во всеуслышание, что из всех женщин не нашел ни одной, от которой хотел бы родить ребенка, ибо «я люблю тебя, о вечность»! Случайным слушателям эта цитата ни о чем не говорила.

– Я не понимаю, почему нужно спорить из-за каждого пустяка! – Олег крутил головой, преувеличенно внимательно глядя на дорогу – не желал встречаться взглядом с молодой супругой.

Альбина поглядывала на него со скрытой усмешкой, а сама любовалась: сейчас, когда он был раздражен, Олег казался ей особенно привлекательным. Если уж быть до конца откровенной, – а Альбина не привыкла себя обманывать, – Швецова трудно было назвать человеком многогранным. Никогда он не напишет (да, тут опять неизбежно вставала тень Жени Невского) стихов, пусть даже самых нелепых. За недолгое время, прошедшее со времени их свадьбы, она успела отлично изучить характер супруга. Причем было это очень легко. Наверное, именно потому, что человек оказался не таким крепким орешком, как Невский. Но она любила Олега и даже сейчас, глядя на его разгневанное лицо, понимала это как никогда ясно.

Жили с отцом. Мужчины присматривались друг к другу. Олегу не приходилось жаловаться на излишний контроль, в то же время Альбина чувствовала себя дома увереннее и спокойнее. Поначалу Швецов хотел перебраться в квартиру на Петроградской стороне, которую молодоженам предлагал снять один из его новых знакомых, но в конце концов экономия взяла верх. Упомянутый знакомый скидок не делал, а на сэкономленные деньги можно было прикупить что-нибудь в дом.

– Жаба душит! – говорил он, вздыхая, и Альбина очень живо представляла себе эту жабу – противную, зеленую, как надувная игрушка. Бррр!

Еще не успели стереться из памяти суровые андроповские решения по борьбе с коррупцией, теневой экономикой и прочими язвами, удивительно быстро плодившимися на теле все еще социалистического общества. А язвы никуда не делись: с тенденцией трудно бороться, а может, и не было никакой борьбы – одна видимость. Олег, чья уверенность в собственных силах уступала только его амбициям, свел знакомство с каким-то воротилой теневой экономики – жутко неприятным человеком с гитлеровскими усиками. Предполагалось, что взаимное сотрудничество позволит Швецову повысить свой статус в мире «дефицита». Тесть в разговорах с Альбиной с глазу на глаз употреблял слово «спекуляция», правда с добродушной улыбкой, но дочь все равно сердилась.

– Дело не в том, что это плохо, – объяснял он ей. – Точнее – не только в этом! Просто я очень опасаюсь, что твой коммерсант в конце концов, заработает большие неприятности!

• Предыдущая
• 37/63
• Следующая