Дангу - Глыбин Леонид - Страница 21
- Предыдущая
- 21/67
- Следующая
— Что это значит? Почему так много убитых и раненых? — нахмурившись, спросил он Григория.
— Чтоб имущество аль какие ценности иметь да людей полонить.
— Зачем?
— Экой непонятливый, — досадливо поморщился россиянин. — Да чтоб богатым стать. Власть иметь. Эвон ты богат да знатен. И другие хотят. Только через разбойство хотят разбогатеть, отнимают у других. Христовы заповеди нарушают — не убий, не желай имущества ближнего, — он перекрестился, — да что ж с них взять, с нехристей!
Юноша на некоторое время задумался, потом вздохнул и ответил:
— Дангу не понимает.
— Потом поймешь, — хмыкнул Григорий. — Гляди-ка, гляди-ка! — Он дернул юношу, который отвернулся в сторону, за руку.
— Что бусурмане делают! — воскликнул Семенов в возбуждении, показывая на перевал.
А там уже все окончательно смешалось в адской мешанине людей и животных. Из-за окружающих скал ринулись всадники, добивая пиками и клинками тех, кто остался в живых. Это действительно была банда Бадмаша. Покинув стоянку на Коламарге, он не терял времени даром. Узнав через своих людей о готовящейся делегации джунгарского хана, он вместе с Али составил план захвата караванов на перевале Зоджи-Ла. Афганец был хорошо осведомлен о состоянии дел могольского двора в Дели. Занятые дворцовыми интригами и борьбой за власть падишах и высшие придворные мало заботились об окраинах своей разваливающейся империи. Дороги и перевалы не охранялись, всякий мог пройти по ним в любом направлении и заняться разбоем, оставаясь незамеченным и безнаказанным, никакие разведывательные данные о происходящих событиях не поступали ко двору. Бадмаш сделал ставку на внезапный обстрел караванов картечью из пушек. Сами пушки вместе с персидскими пушкарями были еще ранее захвачены Бадмашем в Скардо и перевозились на вьючных лошадях.
Разгром закончился быстро. Собрав лошадей, верблюдов, оружие, подарки, невольниц, пленных и саму невесту, добив своих раненых, разбойники потянулись на север, растянувшись длинной колонной. Вскоре перевал опустел.
Убедившись, что никакой опасности больше нет, Дангу и Григорий осторожно спустились вниз.
Картина, представшая перед их глазами, была достаточно привычной — по крайней мере, для Григория. Он, профессиональный военный, не раз в прошлом принимал участие в сражениях, хаживал в рукопашные бои, привык к крови и смерти. А Дангу был охотником. И кроме того, уже познакомился с повадками и привычками этих ми.
Все пространство плоской части перевала на несколько сот метров было усеяно трупами людей, лошадей, верблюдов. Немного в стороне лежал несчастный смертельно раненный слон. Он истекал кровью и еще судорожно шевелил хоботом. Там и сям виднелись лужи крови, перемешанные с землей и талым снегом, валялись обрывки одежды, амуниции, музыкальные инструменты.
Пока Григорий деловито сновал, что-то бормоча себе под нос, в поисках оружия или чего-либо ценного, Дангу заинтересовался музыкальными инструментами. Он подошел к огромному медному куму, так напоминавшему ему хорошо знакомые трубы — торхи, поднял его и, повертев в руках, дунул в мундштук. Над перевалом разнесся громкий печальный звук. Дангу еще раз дунул, потом положил кум и подошел к убитому музыканту, возле которого лежал мриданг. Он был очень похож на логдро — барабаны кангми. Юноша не удержался и несколько раз стукнул. Наклонил голову и прислушался к резкому тону. Потом присел и вдруг вскочил: что-то насторожило его. Повел носом. К запаху крови людей и животных временами примешивался какой-то еще, незнакомый.
Сначала Дангу обследовал скопление больших валунов, а потом обратил внимание на островок густых зарослей рододендронов в узкой осыпной лощине западного склона вершины Амарнатх.
В это время к нему подошел Григорий:
— Сынок! Ценностев да оружия не нашел я. Видать, разбойники поганые полный грабеж учинили. Пошли подобру-поздорову отсюда.
— Тш! Тш! — произнес юноша, приложив палец к губам. — Здесь кто-то есть. Дангу чувствует запах. Может быть, там.
Он показал на заросли кустов:
— Пошли туда.
Они осторожно двинулись к лощине. Пройдя шагов тридцать, Дангу остановился.
— Дангу чувствует, что запах сильней, — тихо проговорил он, раздувая ноздри. — Вот следы. Дангу их видит. Григо тоже.
Он опустил руку к поясу и положил ее на кинжал. Григорий на всякий случай достал пистолет из-за кушака.
Они подошли к кустам и остановились. Напряжение достигло предела. Дангу осторожно раздвинул рододендроны, всматриваясь в глубь зарослей. В этот момент в кустарнике кто-то громко чихнул. От неожиданности Дангу вздрогнул и выхватил кинжал из ножен. Григорий схватил его за плечо.
— Пос-с-с-той! — свистящим шепотом произнес он. — Дай-ка я. — Он двинулся в кусты и громко сказал по-уйгурски: — Кох та, цзе ло! (Кто там, выходи!)
Ответа не было. Григорий снова повторил вопрос. И опять никакого ответа.
— Кто ж это? Что за человече, аль животина какая? — сказал Григорий, обращаясь к юноше. Тот в недоумении пожал плечами: «Дангу не знает».
— Спрошу-ка я по-татарски, может, оно не разумеет по-уйгурски.
Ответом по-прежнему было гробовое молчание.
Потом в кустах что-то зашуршало, и раздался громкий плач. Дангу и Григорий удивленно посмотрели друг на друга.
— Может, по-расейски спросить? — прошептал Григорий. — А вроде как человече там какой?
И затем крикнул:
— Коль ты добрый человече, выходи на свет Божий, не тронем мы тебя, не бойся!
Плач моментально прекратился. Потом снова раздалось шуршание, треск ломаемых веток, закачались кусты, и из узкого лаза в плотной стене рододендронов выползло ногами вперед какое-то человеческое существо. Оно встало и повернулось лицом к нашим героям.
Григорий только охнул и медленно осел на землю, тогда как Дангу смотрел с явным интересом.
Это была совсем юная, лет семнадцати девушка высокого роста, весьма миловидная, одетая на восточный манер.
— Дяденька! Никак свои, расейские? — радостно выкрикнула она, глядя на Григория. — Родную речь услыхала, дак от сердца отлегло и страх прошел. Ой, так ли?
— Так, так! Свои мы, вольные расейские люди, — с широкой улыбкой ответил Григорий. — Я-то Григорий, а это вот Никита Боголюбов, княжич наш пресветлый, — он легонько притронулся к его руке. — Долго сказывать, как мы гут оказались. Тебя-то как прозывать?
— Дарья я. Полгода как из России. В этом караване в полонянках была. Да вот Господь Бог расположил, — она истово перекрестилась, — не убили, схоронилась я, ну, и вот теперича… — Она запнулась. — Может, возьмете меня с собой? Натерпелась я от бусурманов вволюшку. Одна тут пропаду.
Она перевела изучающий взгляд на Никиту, который молча стоял рядом с Григорием и с некоторым смущением и необъяснимо возникшим волнением рассматривал ее и слушал. Ее речь со слегка раскатистым «р» и легким оканьем снова напомнила ему журчание горного ручейка и что-то еще, он не мог вспомнить, что именно.
Чувство страха и неуверенности у девушки уже прошло. Оно стало сменяться чувством неловкости, а может быть, и стыда. Ведь перед ней стоял почти голый мужчина. Она это внезапно осознала. Хотя чисто по-женски сразу отметила, что это красивый мужчина. Неужто и вправду княжич?
Дангу впервые видел так близко от себя женщину ми. Как она была не похожа на женщин-кангми, к которым он привык! Он отметил, что она приятна, может быть, даже красива. Художник заговорил в нем? Или, может быть, просто проснулся мужчина? Он получал все большее удовольствие, рассматривая ее, замечая особенности лица, рук, волос.
У нее было круглое личико с приятным загаром, зеленоватые глаза под темными бровями-стрелками, небольшие алые губки бантиком. Гладко зачесанные золотистые волосы с пробором посередине собраны были сзади в толстую косу, в ушах сияли маленькие бирюзовые сережки лепесточками, как васильки в пшеничном поле. Русский тип облика оттенялся восточной одеждой — белыми шелковыми шароварами, короткой зеленой полурубахой и бордовой стеганой безрукавкой с вышивкой бисером по обшлагам. На ногах — невысокие мягкие чувяки.
- Предыдущая
- 21/67
- Следующая