Талер чернокнижника - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 43

• Предыдущая
• 43/60
• Следующая

– Это не факт, а всего лишь предположение. Которому могут поверить только предвзятые судьи.

Ляхов как-то странно улыбнулся, открыл папку, которая лежала перед ним, и достал оттуда несколько бумажных листков, скрепленных скобами.

– Это заключение экспертизы по делу Хамовича…

Он глядел на меня как удав на кролика – не мигая. Наверное, хотел подсмотреть мою реакцию на его слова.

– Ну и что? – сказал я беспечно.

– А то, что мы нашли в его квартире ваши шаловливые пальчики. Но вы ведь утверждали, насколько мне помнится, что никогда там не были…

Меня словно обухом хватило по голове, хотя внешне я остался невозмутим. Где они их нашли!? Неужто после ухода Васьки Штыка со товарищи в квартире Хам Хамыча не убирали?

Мама миа…

Я ответил, не задумываясь:

– Вы еще поищите отпечатки моих пальцев на троллейбусной остановке. Там вы их тоже найдете. Откуда я знаю, как они очутились в квартире Хамовича!? Возможно, я заходил, когда там жили другие люди… не помню.

– Хорошая позиция для защиты, – язвительно сказал майор. – Ничего не помню, ничего не знаю, никому ничего не скажу.

– Я не защищаюсь. Я говорю чистую правду. Мне как-то не приходило в голову вести дневник, в котором каждый день расписан по часам – где был, что делал, какие планы строил. У вас есть такой кондуит?

– Нет. Но с памятью у меня все в порядке.

– А я тупой. Иногда даже забываю, как меня звать. Это преступление?

– Это болезнь. Вам нужно лечиться.

– Так вы хотите отправить меня в зону на лечение?

– Да, хочу.

– Спасибо за откровенность. Но с какой стати?

– Что ж, пришло время выложить свои карты на стол. Вот тогда и посмотрим, как вы запоете…

– Валяйте, – ответил я равнодушно.

Да пошел он!…

– Итак, проанализируем ситуацию, – начал майор. – За короткое время случилось четыре тяжких преступления, в которых просматривается ваше участие.

– Не понял… Почему четыре? Вы пока только два предъявили. Или мылите мне «паровоз»?

– Что ж, перечислим, – охотно согласился опер. – Убийство Хамовича – раз, убийство Чарнецкого – два, якобы похищение вашей подруги – три…

– Минуту! Что значит – якобы?

– А то и значит, что она до сих пор не объявилась. Так где вы ее закопали?

– Потом покажу, – процедил я сквозь зубы, едва сдерживая ярость. – Надеюсь, вы подскажете мне это место.

– И четвертое преступление, – продолжал, как ни в чем не бывало, Ляхов, – смерть некоего гражданина Жовтобрюха. Как вам такой расклад?

– Момент… Кто этот Жовтобрюх?

Удивительно, но я был спокоен и холоден как айсберг. Откуда в меня начало вливаться это потрясающее спокойствие, я не знал. Но у меня внутри вдруг начала произрастать уверенность, что уже сегодня я буду дома, а весь этот треп с опером не больше чем мелкая неприятность.

– Как, вы и его не знаете?

– А почему я должен знать?

– Ну, хотя бы потому, что он бывший ваш сосед.

– Не понимаю…

– Это у него купил квартиру Хамович. Теперь вспомнили?

– Нет.

– То есть?…

– Наша семья с ним не общалась. Это был замкнутый человек. Так что я и впрямь не знаю его фамилии. И никогда не интересовался. Для меня он был пустым местом.

– Ловко вы умеете наводить тень на плетень…

– Это по-вашему. Но я на вас не обижаюсь. У вас такая профессия – никому не верить. Когда выйдете на пенсию, вам будет нужна помощь психолога. С такими установками очень трудно жить.

– Возможно. Спасибо за совет.

– Пожалуйста.

– А почему вы не спрашиваете, что случилось с вашим бывшим соседом?

– Я похож на человека, страдающего манией любопытства?

– Как будто нет.

– Вот и весь сказ. Повторюсь – мне этот ваш Жовтопуз до лампочки.

– Жовтобрюх, – поправил меня Ляхов.

– Не важно.

– Придется просветить вас на сей счет…

Майор гнул свое; пусть его, думал я. Каждый развлекается, как может. Меня в данный момент почему-то больше интересовал таинственный талер, нежели допрос. Образ монеты засел внутри меня, как заноза, и все время напоминал о себе неприятным зудом.

Правда, я не мог не отдать должное майору. Ляхов все-таки сумел меня разговорить, хотя я и хотел закрыть рот на замок. Но что мне скрывать? К тому же протокол допроса опер не вел.

Похоже, Ляхов хочет взять меня на абордаж своими человеческими качествами.

Для начала он наехал на меня, как паровоз на Анну Каренину, а теперь начнет изображать из себя сочувствующего и сулить молочные реки и кисельные берега. А может для этой цели пригласит в кабинет какого-нибудь милягу.

– Просвещайте, – сказал я спокойно.

– Жовтобрюх был убит, – сказал майор, внимательно наблюдая за моей реакцией на его сообщение. – Притом каким-то садистом.

– Что я должен сейчас сделать, зарыдать? На кой ляд мне нужна эта информация? Это ваш крест – сталкиваться каждый день с изнанкой человеческой души. А меня увольте, я обычный обыватель.

– Дело в том, что Жовтобрюх был изуродован так же, как и Хамович.

– Вы предполагаете, что они оба были убиты одним и тем же человеком?

– Да. Практически со стопроцентной вероятностью. «Почерк» один и тот же.

– Я догадываюсь, что вы не договариваете…

– Кто бы сомневался… – Ляхов холодно улыбнулся. – Что вы умный человек, видно за версту.

– Значит, вы так и не оставили мысль, что я тот самый зловещий маньяк, который бегает по городу с топором, изничтожая в первую очередь соседей и своих возлюбленных.

– Я так не сказал.

– А вы скажите. Может, я проникнусь большим уважением к вашему сыщицкому таланту и расколюсь, как гнилой орех. Послушайте, гражданин начальник, неужели вам не видно, что я не дотягиваю до уровня Синей Бороды, этого сказочного маньяка?

– Согласен. Не дотягиваете.

– Вы еще скажите, что воспитание не позволяет… – Я едко ухмыльнулся. – И что во времена Синей Бороды нравы были попроще и покруче.

Он хотел мне что-то ответить, но тут вдруг резко и требовательно зазвонил внутренний телефон. Ляхов даже вздрогнул от неожиданности.

Майор быстро схватил трубку, а когда услышал голос звонившего, то даже привстал. Я понял, что на другом конце провода какая-то большая милицейская шишка.

– Майор Ляхов! Да, да, так точно… Но я не могу!… Товарищ генерал!… Слушаюсь…

Положив трубку на рычаги, Ляхов, обуреваемый явно недобрыми мыслями, некоторое время смотрел сквозь меня, будто я был стеклянным. Что касается моего душевного состояния, то я неожиданно почувствовал колоссальное облегчение. Почему, с какой стати?

Вскоре все стало понятно. Через какое-то время майор тяжко вздохнул и сказал:

– Вы свободны, Бояринов. Но я отпускаю вас под подписку о невыезде! Вы будете обязаны являться в милицию по первому зову.

Я молча и в некоторой растерянности кивнул. А что скажешь? Как это в стихотворении – «И свобода вас примет радостно у входа…» Золотые строки. У меня словно гора с плеч свалилась. Свобода!

Мне только теперь стал до конца понятен глубинный смысл этого слова…

– Все равно вы причастны к этому делу, Бояринов, – сказал опер, когда было покончено с формальностями. – И я это докажу… несмотря на ваших высокопоставленных покровителей и защитников.

– Бог в помощь, – ответил я легким сердцем. – Меня интересует только одно: откуда у вас такая уверенность, что именно я тот самый кровожадный изверг? Ваши так называемые факты – полная лажа. И вы это знаете не хуже меня.

– Вот что я скажу вам, Бояринов. Поверьте, я кое-что смыслю в своей профессии. И в управлении нахожусь на хорошем счету. Есть такая вещь, как интуиция. Она в нашем деле первый помощник. Так вот, интуиция подсказывает мне – нет, даже кричит! – что вы имеете отношение ко всем этим убийствам. Пока точно не могу сказать, прямое или косвенное, но все вертится вокруг вашей персоны.

– А что если меня кто-то хочет крупно подставить?

Ляхов недобро рассмеялся и ответил:

– Вы что, банкир какой-то или олигарх? Или вы наследник многомиллионного состояния, на которое претендует еще кто-то? Нет, здесь что-то совсем другое. И вы в нем – гвоздь программы.

• Предыдущая
• 43/60
• Следующая