Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2 - Гитин Валерий Григорьевич - Страница 94

• Предыдущая
• 94/145
• Следующая

Когда он в первые дни и месяцы своего диктаторского консульства вел переговоры с опытными политиками, финансистами, правоведами и другими специалистами, те попросту приходили в ужас от вопиющего невежества первого лица государства и при этом от его категорического нежелания выслушивать чьи-либо советы.

Так было при экстренной разработке новой конституции, призванной закрепить его права, так было при решении проблемы свободы прессы, когда Наполеон приказал закрыть сначала 60 газет из существующих 73-х, а затем еще девять. Оставшиеся четыре газеты были отданы под суровый надзор министра полиции.

Однако его непреклонная решительность в деле ликвидации разбойничьих шаек, контролировавших практически все дороги Франции, может быть упомянута лишь в хвалебном тоне. Такого рода организованную преступность он ликвидировал меньше чем за полгода, и это неоспоримый факт. Исходя из этого, остается только саркастически усмехаться в ответ на разглагольствования нынешних министров внутренних дел «о заметных достижениях» в борьбе с организованной преступностью. Они, как правило, часто сменяют друг друга, эти министры, и каждый новый непременно произносит знакомый текст о «заметных достижениях».

Вспоминая о блистательном решении этого вопроса Наполеоном и не менее блистательном решении проблемы итальянской мафии диктатором Муссолини, приходишь к неутешительным выводам о том, что наши «силовые министры» либо некомпетентны, либо, что гораздо хуже, непосредственно заинтересованы в неэффективности решений своих основных задач.

Их аргументы типа: «Так то ж диктатура, а у нас…» — просто стыдно слушать. Разбойник — не член общества, поэтому общественное устройство не имеет никакого значения в войне с ним. Никакого. На войне действуют законы войны, и в вооруженного противника следует стрелять, не интересуясь мнением прокурора на этот счет. Или не нужно называть происходящее войной.

А в то время Наполеон, произнеся очередную историческую фразу: «На войне как на войне», послал специальные отряды на войну с разбойниками. Командирам этих отрядов приказано было пленных не брать, ликвидировать, не вникая в подробности, и самих разбойников, и тех, кто дает им пристанище, и тех, кто скупает награбленное, и тех полицейских, которые пособничают, и т.п. Уже через месяц-полтора дороги Франции стали в принципе безопасны, а через шесть месяцев стали пригодны для пикников и леса.

Пожалуй, отношение к преступникам было единственным безусловно справедливым проявлением характера Наполеона. Если и не все, то подавляющее большинство всех прочих проявлений его характера было окрашено в какие угодно цвета, но только не в тот, что мог бы символизировать взвешенную справедливость.

Это был деспот в чистом виде. Он даже не брал на себя труд играть, подобно Сталину, роль «отца» своих подданных. Этот человек вел себя подобно солдату, изнасиловавшему глуповатую бабенку, которая после случившегося всячески заискивает перед ним, терпит побои и бывает счастлива, когда он соблаговолит хотя бы шлепнуть ее по заднице.

После победы над австрийцами в битве при деревне Маренго (14 июня 1800 года) огромная, несметная толпа парижан простояла весь день перед Тюильрийским дворцом, приветственными криками вызывая Наполеона. Он так и не вышел на балкон. Зачем?..

Инструктируя разработчиков своей конституции, он сказал: «Пишите так, чтобы было кратко и неясно».

Наполеону удалось очаровать в числе прочих и российского императора Павла Первого, но их дружба, едва начавшись, оборвалась внезапной смертью Павла, в чем Наполеон усматривал «руку Лондона». Известно, что, узнав о трагедии в Петербурге, он топал ногами и кричал: «Англичане промахнулись по мне в Париже (имелось в виду неудавшееся покушение роялистов), но они не промахнулись в Петербурге!»

Пожалуй, англичане были единственными в мире людьми, которых он не собирался очаровывать и мирные отношения с которыми признал бы действительными только после их поражения в войне. Война с Англией была состоянием его души.

В числе прочих мотивов его англофобии было ясное осознание того, что эта страна, в отличие от многих и многих, никогда, ни при каких обстоятельствах не признает в нем законного правителя Франции, как, собственно, должно было бы сделать правительство любой страны в ответ на притязания узурпатора.

Он прекрасно понимал, что является всего лишь удачливым самозванцем, и усматривал решение своей проблемы в том состоянии бытия, которое было ему наиболее близко, понятно и доступно в плане самоутверждения — то есть в войне. Это была та сфера, где его авторитет считался непререкаемым, где он мог проявить все свои таланты и где он воспринимался как действительно великий человек, причем на совершенно законных основаниях. Война надежно отвлекала его подданных от многих и многих насущных проблем. Он умел спровоцировать то, что французский мыслитель Жак Тюрго (1727—1781 гг.) называл «лакейским патриотизмом», а князь Петр Вяземский (1792—1878 гг.) — «квасным патриотизмом», когда чернорабочие, глубоко презирая жителей далекой и совершенно неведомой им страны, заходят в этом презрении так далеко, что начинают кипеть желанием показать им «кузькину мать» и при этом боготворят того политического лидера, который «во исполнение воли народа» эту самую «кузькину мать» пытается показать в совершенно реальном плане.

Глубоко презирая своих подданных, Наполеон тем не менее, культивировал в их массовом сознании чувство превосходства над другими народами, чтобы применить это чувство в качестве горючего для успешной работы военной машины.

Как выразился сам Наполеон: «Первый консул не равен королю, милостью Божией, получившему свое государство в наследственное владение. Ему необходимы впечатляющие события — ему необходима война».

И войны следовали одна за другой, впечатляя не слишком притязательное массовое сознание.

Впечатляли массовое сознание и покушения на диктатора, после каждого из которых поднималась волна репрессий против истинных или мнимых политических противников, чему народные массы были безмерно рады. Они всегда радуются в подобных случаях, такова уж природа массового сознания.

Поэтому вся мелочь и проголосовала в ходе плебисцита за то, чтобы Бонапарт был объявлен «пожизненным консулом», что означало превращение Франции в абсолютную монархию.

Наполеон перестроил в монархическом плане всю административную систему и создал новый Гражданский кодекс, проявляющий особую заботу об интересах крупной буржуазии, которая должна была боготворить человека, объявившего несостоятельными все претензии Церкви и дворянства к приобретателям национализированного во время революции имущества.

Был открыт Французский банк и учреждена новая денежная единица — франк, сохранивший установленный в ту пору свой золотой эквивалент до 1914 года.

Но основная, определяющая черта той эпохи заключалась в том, как отмечали современники, что «Франция в нынешней ситуации не признает никаких границ; все окружающие ее территории либо уже стали ее собственностью, либо могут в любое время стать таковой…»

• Предыдущая
• 94/145
• Следующая