Артефакт - Гир Уильям Майкл - Страница 37
- Предыдущая
- 37/132
- Следующая
— Вы считаете Джозефа Янга кровожадным хищником?
— Янга — нет, но уж Медею я никак не назову застенчивой девой. Впрочем, Лиетова и Джордана тоже. Да и Мики Хитавию с Геллером нельзя счесть легковесами.
— Зачем Архону потребовалось обращаться к Братству?
— А кто контролирует большинство промышленных и добывающих предприятий? Кто разведал большинство минеральных ресурсов Конфедерации и теперь выдает планетам лицензии на их разработку?
Несколько минут они сидели молча, погруженные в мысли.
— Нет, тут таится грозная опасность, — решил наконец Никита. — Опасность, которая может всерьез поколебать политическое равновесие. Торон при всей его ценности — всего лишь полезное ископаемое, предмет торговли.
— А наш капитан? Этот Карраско?
Никита приподнял массивные плечи:
— Не знаю. До сих пор он производил на меня впечатление достойного человека.
— Ха! — Тайяш взмахнул своей тростью. — Один достойный человек в окружении толпы социальных паразитов.
— Кого вы назвали социальным паразитом?
— Политиков, кого же еще.
— Вы назвали меня социальным паразитом?
— Насколько я понимаю, вы путешествуете за счет своей станции. Кто оплачивает роскошных шлюх, с которыми вы кутите, как только выдается возможность? Кто оплачивает ваше жилье, ваш стол?
Никита шевельнулся в кресле и дернул себя за бороду:
— Я — борец за права угнетенных масс. На меня возложена обязанность отстаивать интересы людей труда, изнывающих под пятой прогнившей буржуазии. И вы называете меня социальным паразитом?
— Еще бы! — Тайяш насмешливо фыркнул. — Взгляните на себя со стороны, Никита. Вы сидите здесь с бокалом лучшего шерри Санта-дель-Сиело, накачавшись лучшей продукцией пивоварен Рейнджа, и вам хватает смелости смотреть мне в глаза и утверждать при этом, что вы боретесь за права трудового народа?
— Разумеется. Мы ведем борьбу на многих фронтах. Кто-то печатает прокламации в тайных типографиях московского сектора арктурианских трущоб, другие выслеживают сирианских шпионов и дают им отведать вакуума, мешая тем самым Сириусу добиться политического господства, о котором мечтает его правительство. Удел третьих — напоминать буржуазным дипломатам вроде вас о том, что Совет Конфедерации отнюдь не пуп Вселенной. Планеты и станции населены великим множеством людей, которые не покладая рук трудятся в шахтах, стоят у станков, делают все, чтобы наша жизнь стала лучше. Моя задача — напоминать вам, что те решения, которые принимает Совет, напрямую затрагивают существование этих людей. Ведь вы, наделенные властью и богатством, частенько забываете о них, не правда ли?
— Не зарывайтесь, Никита. Объявляя себя носителем высшей истины, вы впадаете в грех гордыни. Возможно, у вас больше прав называть себя народным заступником, чем у кого-либо еще. Однако, голосуя в Совете, вы неизменно придерживаетесь умеренной, здравой политики.
Никита поднял бокал с сиелианским шерри и чмокнул губами.
— Да, дружище, я всерьез считаю себя защитником простых людей, хотя порой позволяю себе излишества. Но скажите откровенно — вы можете вспомнить хотя бы один случай, когда я торговал своим голосом в Совете, когда я поддерживал этого сирианского мерзавца Лиетова или того же Джордана, надеясь урвать жирный куш лично для себя? И вы называете меня социальным паразитом, сосущим народную кровь? Что ж, будь по-вашему. Но тогда всех остальных политиков следует сравнивать со зловонной плесенью, которая забивает трубопроводы атмосферных генераторов, обрекая на смерть целые станции!
Тайяш примирительно улыбнулся:
— Да, вас величают твердолобым неподкупным сукиным сыном, который…
— …который неустанно печется о благополучии бесправных людей труда, Тайяш. Да, мне нравится шерри, я люблю изысканные деликатесы… но почему я должен грызть питательные кубики, если эти яства все равно отправятся в помойку? Уж лучше их съест Никита Малаков, чем кто-нибудь еще! — Он заговорил тише: — Но если вы когда-нибудь поймаете меня на том, что я предаю своих людей или изменяю своим убеждениям, плюньте мне в лицо и повернитесь ко мне спиной, ведь если такое случится, мой старый друг, я буду недостоин уважения.
Тайяш кивнул, не отрывая взгляда от Норика Нгоро, который стоял в центре кают-компании, одетый в длинную, до самых пят, желто-оранжевую тогу из арктурианской материи тончайшей выделки. На шее Нгоро висел крохотный флакон с землей его родной станции. Он рассеянно разговаривал с Мики Хитавией, посланником Рейнланда. К их беседе прислушивались Марк Торгюссон, атташе сектора Москва, и Шерни Хендрикс, Представитель Галактического университета. Хендрикс близоруко щурился, как и подобает книжному червю; худощавый долговязый Торгюссон, казалось, едва сдерживает свою необузданную вспыльчивость.
— Вы готовы повторить эти слова в его присутствии? — спросил Тайяш, указывая на Нгоро.
Никита поерзал в кресле, устраиваясь удобнее:
— Да, готов.
Словно услышав Никиту, Нгоро повернул голову и вперил взгляд ему в лицо.
— Это самый страшный человек из всех, кого я встречал в своей жизни, — пробормотал Никита.
У люка, ведущего к каютам экипажа и мостику, стоял высокий нескладный чернокожий мужчина. В его глазах застыло безучастное выражение, ладонь лежала на пластине замка.
— Прошу прощения, господин Представитель, — сказал Соломон, — но этот люк ведет в служебные помещения корабля. Если вам угодно…
Мужчина медленно повернул голову, и его лоб прорезала едва заметная складка.
— Если не ошибаюсь, вы — Соломон Карраско?
— Да. — Соломон посмотрел в мертвенные глаза Нгоро и невольно собрался, принимая боевую стойку.
— Вы чем-то испуганы, капитан. Вы и Констанция. Все, кто находится на борту, охвачены тревогой, но в вас двоих она ощущается наиболее отчетливо. Вы испуганы, буквально парализованы той ответственностью, которая возложена на ваши плечи.
— Может быть, я чем-нибудь могу вам помочь, господин Нгоро? Вам нельзя входить в этот люк, для этого требуется особое разрешение.
— Я не собирался входить в служебные помещения, капитан. Я лишь хотел уединиться в своей каюте и предаться размышлениям о твари, проникшей на борт.
— Тварь? Господи, неужели на корабле завелись крысы? «Боз» только что сошел со стапелей. Как правило, проходит довольно много времени, прежде чем проклятые грызуны…
— Я имел в виду человека, капитан. — Нгоро внимательно присмотрелся к Соломону, его глаза сверкнули, черты лица заострились. — Скажите, капитан, всегда ли ваши поступки диктуются соображениями морали и этики? Всегда ли вы справедливы по отношению к себе, своим коллегам и врагам?
Сол судорожно сглотнул, пытаясь унять внезапно вспыхнувший гнев.
— Я всегда стараюсь прислушиваться к голосу совести, господин Представитель, — ответил он. — Но, боюсь, подобная беседа может затянуться надолго. Скажем так: я придерживаюсь соображений этики в той мере, в которой позволяет конкретная ситуация. В своих действиях я руководствуюсь сведениями, которыми располагаю в текущий момент.
— Не потому ли вы согласились принять на себя командование нашей экспедицией?
— Господин Представитель, вы хорошо себя чувствуете? Может быть, вы потеряли ориентацию, либо… Позвольте проводить вас в медотсек.
— Благодарю вас, капитан, я вполне здоров. — Нгоро улыбнулся. — Всему виной моя рассеянность. Я попросту заблудился, задумавшись об этой твари. Дело в том, что я — Провидец.
— Я читал об этом в вашем досье, но даже не предполагал…
— Кое-кто считает, будто бы я умею угадывать чужие мысли, капитан. Но это не совсем так. Я наделен способностью распознавать ложь. Подобного рода качества незаменимы в судебной системе. Правительство отправило меня в экспедицию, поручив отстаивать интересы нашего народа. И вот я столкнулся с тварью…
— Вы уже не впервые произносите это слово. — Сол расслабился и заложил руки за спину. — О какой твари идет речь?
- Предыдущая
- 37/132
- Следующая