Хозяева дискурса: американо-израильский терроризм - Шамир Исраэль - Страница 12

• Предыдущая
• 12/25
• Следующая

Я обещал хороший конец. Но хороший конец наступит только когда исчезнет сионистское государство, и на его место придет одна, единая Палестина, с равными правами для всех ее жителей.

Советские люди замечательно умели читать между строк «Правды» и делать поправку «на рассказчика», смотря программу «Время». Это умение рано сдавать в архив. Израильский официоз, включая ТВ, похож на былую советскую прессу в одном: его не интересует истина. Его цель – мобилизовать вас, вызвать ваш праведный гнев, превратить в ярого сторонника официальной линии. Его метод – пропаганда. Пропаганда – это не всегда ложь, иногда просто не вся правда. Противовеса официозу – палестинского пересказа событий – мы не видим и не слышим, хотя бы потому, что, заботясь о нашей невинности, Израиль в первый же день отбомбился по антеннам палестинского радио. Палестинского ТВ в наших кабелях нет (в отличие от германского и турецкого), а личные контакты минимальны.

Урывками мы видим сообщения европейских и российских станций и газет. Те тоже склоняются к израильской позиции – им надо учитывать мнение еврея-редактора в Лондоне или Москве, никто не хочет ссориться с американцами, стоящими горой за Израиль. И все же они более объективны, хотя бы потому, что им не надо нас распалять и мобилизовывать. Израильские официальные круги, в точности имитируя былые приемы советской власти, негодуют, когда сквозь эту отдушину проскальзывает неприятная правда. Но, как говорит пословица, «неча на зеркало пенять, коли рожа крива». На что нам стоит пенять, так это на кривое зеркало нашей собственной прессы.

Я недаром работал на БиБиСи в Лондоне, вместе с моим старшим товарищем Анатолием Максимовичем Голдбергом, которого некоторые из вас, может быть, помнят. БиБиСи учил своих журналистов стремиться к взвешенности и объективности. Поэтому я вижу те нехитрые приемы, которыми создается общественное мнение в Израиле, и в русской общине в частности.

Каждая израильская жертва конфликта имеет имя, портрет, биографию. Мы слышим голоса осиротевших детей, овдовевших жен, безутешных матерей. Убитые палестинцы остаются безымянными. Это лишь номера и числа – двое убиты, 60 ранены. Десять убито, 120 ранено. 130 убито, 6000 ранено. Мы не видим их лиц, не слышим рассказов их семей. Израильское ТВ вещает часами из крохотного форпоста Псагот, или из Гило, но происходящее на улицах Рамаллы и Бет Джаллы мы видим лишь через объектив снайперского ружья. Как себя чувствует палестинская женщина, по дому которой садят израильские танки? Что хотел добиться в жизни 12-летний мальчик, прежде чем его череп расколола пуля «дум-дум»? Этого мы не знаем и не узнаем из нашей прессы.

Чтобы завтра был мир, наши газеты и ТВ должны сегодня уделить равное место и время каждому убитому, не только еврейским жертвам. Где рассказ о жизни 14-летней девочки Газалы, застреленной израильским снайпером 4.11.2000? Она шла домой из школы, когда ее поразила пуля. Где рассказ о жизни и смерти Мухаммада ад-Дорры, единственного погибшего палестинского ребенка, обретшего имя? Израильская пресса видит в нем лишь веху в информационной войне, но где рассказ о мальчике, который пошел с папой купить подержанную машину, а нашел смерть?

Выбор слов играет роль. Палестинцы всегда «беснуются» или «громят», израильтяне «сдерживают», у нас «хирургически точные попадания», у них «звериная жестокость», наши солдаты «защищают Родину», их дети «посланы Арафатом», их восстание «организовано палестинскими властями», наши солдаты «выполняют долг». Наши люди «жестоко замучены», палестинцы «случайно погибли в перестрелке», израильские предложения «щедрые и великодушные», их отказ – «попытка добиться своего силой». За нашу «ошибку», вроде расстрела матери с младенцем в такси, мы можем «выразить сожаление» (даже не «извиниться»), за их «преступления» ответит только ракетный залп.

Неопытные иммигранты ловятся на эти словеса, как на жульнический контракт о съеме квартиры. Помните, что маклеры – не единственная часть израильского общества, которая готова злоупотребить вашим доверием.

I

Несказанно хороша Палестина весной в феврале. Белое пламя цветущего миндаля озаряет горные долины, луга превратились в ковер цветов. Яркое голубое небо над зеленой землей, политой вчерашним дождем, море гладкое как стекло, потолстевшие белые овечки перекатываются через холмы. Равнодушен Устроитель Погоды к людским горестям, либо знает то, чего мы не знаем. На шестнадцатом месяце войны лопнула фикция палестинской автономии, и ее острова превратились в цепочку концлагерей. Время от времени по загнанным в концлагеря людям садит ракетами израильская авиация. В центре Рамаллы и на краю Наблуса стоят израильские танки. Ясер Арафат, президент ПА, сидит под домашним арестом.

Иудейская война с палестинцами продолжает набирать обороты, плавно становясь интегральной частью Третьей Мировой войны, американо-израильской войны против непокорных народов. Из зоны местного конфликта Палестина становится фокусом мирового противостояния. Испания 30-х годов была опытным полигоном фашистов. В боях под Уэской, «где камень сер», и в небесах над Герникой фашисты проверяли свои методы, идеологию, искали союзников и проверяли сопротивление противников. Там готовилось наступление на Москву и Сталинград. Палестина – это Испания сегодня. Здесь отрабатывает свои приемы новая, угрожающая миру чума. Если ее не остановить здесь, она придет к вам.

Главный союзник Израиля, американские мамонцы – служители Маммона имеют свои политические цели, не ограничивающиеся Ближним Востоком. В израильско-палестинском вопросе, они поддерживают Израиль. Каковы же цели партнеров – сионистов и мамонцев в Палестине? Томас Манн в романе «Иосиф и его братья» сравнил историю с глубоким колодцем, в котором видны бесконечные многоплановые отражения. Развивая это сравнение, можно разглядеть многоплановость процессов, идущих в Палестине.

II

В фантастическом рассказе Роберта Шекли, люди ненароком освобождают чудовище из многовекового заточения. Оно набрасывается и съедает мирно стоящего человека, со словами «люблю спокойную протоплазму». Другой открывает огонь по чудищу. Но оно съедает и его, приговаривая, «люблю и бурную протоплазму».

С таким монстром столкнулись палестинцы. После войны 1967 года, пока палестинцы не разобрались в намерениях евреев, они сидели тихо и смирно по своим селам. Им казалось, что израильтяне – это новые колонизаторы, пришедшие на смену англичанам и туркам. Будут облагать налогом, немного грабить – но жить можно. «Хорошо! – сказал сионистский монстр, – люблю спокойную протоплазму» – и конфисковал 90 процентов палестинских земель.

Вспыхнула интифада, народное восстание. Вчерашние мужики и бабы нацепили на себя динамитные шашки и пошли взрываться на улицах еврейских городов, повторяя подвиг Матросова. «Хорошо! – сказал сионистский монстр, – люблю бурную протоплазму» и заточил три миллиона человек в свой архипелаг ГУЛАГ, приступил к неограниченному отстрелу лидеров, ускорил конфискации.

Положение палестинцев – как в блокадном Ленинграде. Израильские войска взяли в кольцо каждый палестинский город, каждое село окружено. Дороги перекрыты, всеобщий комендантский час, ракетные обстрелы и танковые барражи делают жизнь палестинцев невыносимой. Шарон, этот израильский Скорцени, знаменует собой победу иудео-нацизма как господствующей идеологии. Равнение на немецкий нацизм – не фигура речи. Газета «Гаарец» (27 января 2002) сообщила, что на заседании израильского генштаба было решено разобраться с осажденной палестинской Рамаллой, «используя немецкий опыт подавления восстания в Варшавском гетто». Израильских военных прельстило то, что у нацистов было мало потерь при ликвидации Варшавского гетто. Либеральная оппозиция мягко протестует против линии Шарона. Как писал в свое время Илья Эренбург, активисты хотят перебить ненавистных гоев, а либералы протестуют и предлагают сгноить их тишком.

• Предыдущая
• 12/25
• Следующая