Машина различий - Гибсон Уильям - Страница 70
- Предыдущая
- 70/107
- Следующая
И чуть не вылетел на мостовую, когда Томас резко прибавил скорость. Мэллори схватил брата за ремень, втащил его назад и бросил на брезентовое ложе, жесткое, но безопасное. Вот так и с тобою было бы, думал он, слыша, как стучит по мостовой уголь, просыпавшийся при рывке. Оборванцы прекратили бесполезную погоню и даже перестали кричать; они нагибались, поднимали куски угля и тупо их рассматривали.
— Откуда ты знал, что они собираются напасть? — спросил Мэллори.
Брайан вынул носовой платок и начал отряхивать с коленей угольную пыль.
— Просто знал.
— Но почему они так?
— Наверное, потому, что мы тут, а они — там. Потому, что мы едем, а они идут пешком! — Брайан явно недоумевал, ну как же можно не понимать таких простых вещей!
Мэллори отвел взгляд и сел.
— Возьми маску, — мягко сказал он, протягивая брату матерчатый квадрат. — Для тебя же брал.
Брайан застенчиво улыбнулся и начал возиться с завязками.
На всех перекрестках Пикадилли маячили фигуры в пятнистом обмундировании,тускло поблескивала сталь примкнутых штыков. Некоторые сидели, поставив на колени жестяные котелки, и завтракали положенной по рациону овсянкой. При первой встрече с патрулем Мэллори приветственно помахал рукой, однако отважные защитники отечества смотрели на проносящуюся мимо машину с таким агрессивным недоверием, что больше он этого эксперимента не повторял. Чуть подальше, на углу Лонгакр-стрит и Друри-лейн, солдаты активно учили уму-разуму небольшой отряд растерянных лондонских полицейских. Полицейские бестолково суетились со своими ни на что не годными дубинками. Некоторые успели лишиться шлемов, у многих были забинтованы руки и головы.
Том остановил “Зефир”, чтобы подбросить в топку уголь,тем временем Фрейзер и Мэллори пошли наводить справки. По сведениям битых лондонских фараонов, ситуация к югу от реки полностью вышла из-под контроля. По всему Ламбету бушевали схватки; главным оружием пролетариата были булыжники и кирпичи, но слышалась и стрельба. Многие улицы были перекрыты баррикадами. По сводкам, кто-то открыл ворота Бедлама и выпустил сумасшедших на свободу.
Грязные, как трубочисты, полицейские непрерывно кашляли и валились с ног от усталости. Всех их подняли по тревоге и бросили патрулировать улицы, затем Комитет по чрезвычайному положению ввел в столицу войска и объявил комендантский час. В Вест-Энде создаются отряды самообороны, добровольцев — из приличной, конечно же, публики —вооружают не только дубинками, но и винтовками. Нет худа без добра, думал Мэллори, слушая это горестное повествование. Уж теперь-то не приходится сомневаться в законности и уместности похода в Вест-Индские доки. Фрейзер молча повернулся и зашагал к “Зефиру”, на его лице застыло выражение мрачной решимости.
Том поехал дальше. За не очень определенной границей территории, охраняемой силами правопорядка, обстановка начала быстро меняться к худшему. День близился к полудню, с грязного, как вода в сточной канаве, неба светило болезненное тускло-оранжевое пятнышко. Помоечными мухами роились на перекрестках люди; любопытные и озабоченные, голодные и отчаявшиеся, они толклись безо всякой видимой цели, однако в воздухе отчетливо ощущался грозовой запах зреющего мятежа. Веселые гудки “Зефира” прорезали аморфную толпу; люди по привычке расступались.
По Чипсайду раскатывала пара невесть откуда взявшихся паробусов, битком набитых мрачными громилами. Из разбитых окон громоздких, пьяно виляющих машин торчали винтовочные стволы, на подножках висели размахивающие пистолетами люди, крыши щетинились ножками краденой мебели. Огибая неожиданное препятствие, Томас выехал на тротуар; под колесами “Зефира” захрустело стекло.
В Уайтчепеле грязные босые дети облепили крашенную суриком стрелу подъемного крана, висевшую на высоте четвертого этажа.
— Соглядатаи, — прокомментировал Брайан, заметив, что некоторые мальчишки размахивают разноцветными тряпками и что-то кричат оставшимся на мостовой.
— Вряд ли, — пожал плечами Мэллори, — просто наверху воздух получше.
В Степни Тому пришлось объезжать четыре вздувшихся лошадиных трупа. Грузных першеронов пристрелили и оставили валяться на мостовой, не распрягая, только обрезали постромки. Чуть подальше обнаружилась подвода без колес, окруженная дюжиной больших — и безнадежно пустых — пивных бочек; над липкими вонючими лужами густо роились мухи. От веселья, царившего здесь совсем недавно, остались только разбитые кувшины, грязные лохмотья женской одежды и непарные башмаки.
Все стены вокруг были залеплены проказными струпьями плакатов; Мэллори швырнул в крышу кабины куском угля, и “Зефир” остановился.
Первым вышел из машины Том; за ним, разминая затекшие плечи и стараясь не потревожить рану, последовал Фрейзер.
— В чем дело?
— Подстрекательство, — коротко бросил Мэллори.
Настороженно оглядываясь, они подошли к стене. Ее участок был заклеен во столько слоев, что стена казалась сделанной из сырной корки. Имелись здесь и шедевры капитана Свинга — те же самые аляповатые, скверно напечатанные прокламации. Крылатая, с пылающими волосами, женщина гордо возвышалась над двумя столбцами подслеповатого текста. Некоторые слова — похоже, совершенно произвольные — были выделены красным; смазанные, перекошенные буквы почти не поддавались расшифровке. Через несколько секунд Том пожал плечами и фыркнул.
— Пойду-ка я лучше присмотрю за машиной.
— “ВОЗЗВАНИЕ К ЛЮДЯМ! — прочел, запинаясь, Брайан. — Вы все — свободные хозяева земли. ОТВАГА принесет вам победу в битве с Вавилондонской блудницей и всем ее ученым ворьем. Кровь! Кровь! Отмщение! Отмщение! Отмщение! Мор, гибельный мор et cetera на всех, кто не внемлет голосу высшей справедливости! БРАТЬЯ И СЕСТРЫ! Довольно стоять на коленях перед кровососами-капиталистами и их идиотской наукой! Пусть рабы коронованных разбойников пресмыкаются у ног Ньютона. МЫ разрушим Молох Пара и разобьем его оковы! Вздерните на фонари сотню-другую тиранов, и ваши счастье и свобода гарантированы вам навечно! Вперед! Вперед!!! Мы уповаем на Людской Потоп, всеобщая война — единственное наше спасение! Мы поднимаемся на бой за СВОБОДУ нищих и угнетенных, мятежных и непокорных, за всех ИЗМУЧЕННЫХ семижды проклятой Блудницей, чья плоть — адская сера, чей конь — из стали, и имя ему — Ужас…”
И так далее.
— Господи! Да что же, собственно, хочет он всем этим сказать! — спросил Мэллори; в голове у него гудело.
— В жизни ничего подобного не видел, — пробормотал Фрейзер. — Это же просто бред буйнопомешанного преступника!
— Я вот не понимаю насчет этих “семи проклятий”. — Брайан указал на нижнюю строчку плаката. — Он расписывает какие-то страсти, но ни разу не объясняет, что же это такое…
— Чего он добивается? — спросил Мэллори. — Не считает же он, что всеобщая резня поможет его бедам, какие уж там они есть…
— Спорить с этим чудовищем совершенно бессмысленно, — мрачно сказал Фрейзер. — Вы были правы, доктор Мэллори. Будь что будет — мы должны от него избавиться! Другого выхода нет!
Они вернулись к “Зефиру”, где Том как раз кончил заправлять топку. Мэллори поглядел на братьев, их воспаленные глаза горели суровым мужеством и непреклонной решимостью. Фрейзер высказался за всех; они были спаяны единством цели, надобность в словах отпала. Убогую безнадежность гибнущего в собственных своих испражнениях Лондона озарил свет истинного величия. Впервые за многие дни — века — Мэллори почувствовал себя целеустремленным, очищенным от всякой скверны, свободным от всех сомнений.
По мере того как “Зефир” катил по Уайтчепелу, радостное возбуждение начало понемногу спадать, сменяясь тревожным предвкушением грядущих событий. Мэллори поправил маску, проверил механизм “баллестермолины”, перекинулся парой слов с Брайаном. Теперь, когда все сомнения остались позади, когда жизнь и смерть ожидали остановки катящейся игральной кости, говорить было практически не о чем. Если прежде Мэллори иронизировал над тем, как Брайан с нервозным тщанием осматривает проплывающие мимо дверные и оконные проемы, сейчас он поймал себя на том же самом.
- Предыдущая
- 70/107
- Следующая
