Машина различий - Гибсон Уильям - Страница 62

• Предыдущая
• 62/107
• Следующая

Из тумана возникли четыре размытые фигуры, трое мужчин и женщина, — все прилично одетые, все в масках.

Заметив Мэллори, встречные разом перешли на другую сторону улицы. Двигались они неторопливым, прогулочным шагом и о чем-то вполголоса переговаривались.

Под ногами Мэллори ритмично похрустывало битое стекло. “Мужской конфекцион Мейера”, “Галантерея Петерсона”, “Парижская пневматическая прачечная Лагранжа” — везде разбитые витрины и сорванные с петель двери. Фасады лавок подверглись массированной бомбардировке булыжниками, кирпичами и сырыми яйцами.

Теперь из тумана возникла более сплоченная группа. Мужчины и подростки, у некоторых — нагруженные тележки, хотя никто из них не похож на уличного торговца. С лицами, закрытыми масками, эти люди казались усталыми, чуть смущенными и печальными, словно только что похоронили любимую тетю. Около разграбленной сапожной мастерской они остановились и начали с вялым энтузиазмом стервятников подбирать разбросанную по мостовой обувь.

Мэллори ругал себя последними словами. Пока он предавался бездумному распутству, Лондон превратился в средоточие анархии. Ему сейчас следовало быть дома, в мирном Сассексе, в кругу своей семьи. Вместе с братьями и сестрами готовиться к свадьбе Маделайн, дышать чистым деревенским воздухом, есть здоровую домашнюю пищу, пить домашнее пиво. Внезапно его охватил острый приступ тоски по дому, он спросил себя, какая дикая смесь похоти, амбиций и обстоятельств забросила его в этот жуткий, насквозь прогнивший город. Он задумался, что делают сейчас его домашние. Сейчас. А который сейчас час?

И тут он вспомнил о часах Маделайн. Подарок сестре на свадьбу лежал в сейфе Дворца палеонтологии. Красивые часы, купленные для милой Маделайн, находились и близко, и почти вне досягаемости. До Дворца — семь миль. Семь миль бурлящего хаоса.

Но должен же быть какой-то путь назад, какой-то способ преодолеть это расстояние. Мэллори задумался, ходят ли хоть какие-нибудь городские поезда или паробусы. А может, удастся поймать кэб? Да нет, лошади бы задохнулись в этом гнилом тумане. Придется идти на своих двоих. Все говорило, что попытка пересечь Лондон — дикая глупость, что было бы гораздо умнее крысой забиться в какой-нибудь тихий подвал, сидеть там и дрожать в надежде, что катастрофа пройдет стороной. И все же Мэллори обнаружил, что плечи его расправляются, а ноги сами собой стремятся вперед. Даже пульсирующая боль в дотла выжженной голове начала успокаиваться. Ведь это так важно — поставить перед собой конкретную цель. Назад во Дворец. Назад к нормальной жизни.

— Эй! Эй, вы, там! Сэр!

Крик раскатился в голове, как голос нечистой совести; Мэллори удивленно вскинул глаза.

Из окна четвертого этажа заведения “Братья Джексон. Скорняки и шляпники” торчал черный ствол винтовки. Затем рядом со стволом появилась лысая очкастая голова и полосатая рубашка, перечеркнутая ярко-красными подтяжками.

— Чем могу быть полезен? — привычно отозвался Мэллори.

— Благодарю вас, сэр! — Голос лысого дрожал. — Сэр, прошу вас, не будете ли вы так любезны поглядеть у нашей двери. Вот тут, у крыльца. Мне кажется — там кто-то ранен!

Мэллори махнул рукой и подошел ко входу в магазин.

Двустворчатая дверь уцелела, но была сильно измочалена и покрыта яичными потеками. Чуть левее ничком распластался молодой человек в полосатой матросской блузе и расклешенных брюках; возле его руки валялся толстый железный прут.

Мэллори сгреб грубую ткань блузы и перевернул бесчувственное тело лицом вверх. Мертвый. Пуля угодила матросу в горло, при ударе о мостовую его нос свернулся на сторону и расплющился, что придавало пепельно-бледному лицу странно гротескный вид, словно парень прибыл сюда из какой-то безвестной страны мореходов-альбиносов.

Мэллори выпрямился.

— Вы застрелили его насмерть! — крикнул он, задрав голову.

Лысый явно не ожидал такого поворота; он ничего не ответил и громко закашлялся.

Мэллори заметил за плетеным ремнем мертвого матроса искривленную деревянную рукоятку, наклонился и вытащил оружие. Револьвер совершенно незнакомой системы, массивный барабан изрезан глубокими бороздками, под длинным восьмигранным стволом прилепился непонятный, наглухо закрытый цилиндр. И резкая вонь черного пороха. Мэллори поднял глаза. Да, толпа, молотившая чем попало эту дверь, была готова на все. Озверевшие ублюдки не успели довести свое дело до конца — увидели, что матрос убит, и разбежались.

Мэллори отошел на мостовую и взмахнул револьвером.

— Негодяй был вооружен! — крикнул он. — Хорошо, что вы…

В нескольких дюймах от его головы провизжала срикошетившая пуля; на бетонной ступеньке появилась неглубокая белая щербинка.

— Да какого дьявола, придурок ты косорукий! — взревел Мэллори. — Не умеешь обращаться с оружием, так и не берись!

Секундное молчание.

— Прошу прощения, сэр! — выкрикнул лысый.

— Или ты это что, нарочно? Так какого дьявола…

— Я сказал, прошу прощения. Только вам, сэр, лучше бы выбросить это оружие.

— И не подумаю! — проорал Мэллори, засовывая револьвер за ремень.

Его намерение потребовать, чтобы лысый спустился и прикрыл мертвеца, как полагается, осталось неосуществленным — громко захлопали ставни, из четырех распахнувшихся окон высунулись еще четыре винтовочных ствола. Братцы Джексоны были настроены весьма воинственно.

Мэллори попятился, показывая пустые руки и пытаясь изобразить улыбочку. Как только фасад негостеприимной скорняжной мастерской скрылся за пологом желтой мглы, он повернулся и побежал прочь.

Теперь он двигался осторожнее, держась середины улицы. Он обнаружил затоптанную батистовую сорочку и оторвал от нее рукав. Получилась вполне сносная маска.

Осмотрев револьвер матроса, Мэллори выдернул из барабана черный патронник; там еще оставалось пять зарядов. Громоздкое, неуклюжее оружие, явно иностранного производства, воронение неровное, пятнами, однако механика изготовлена вполне пристойно. Единственная маркировка — загадочные слова “БАЛЛЕСТЕР-МОЛИНА”[106], еле заметно выбитые на одной из граней ствола.

Мэллори вышел на Олдгейт-Хай-стрит, смутно запомнившуюся ему по прогулке с Хетти от пристани Лондонского моста; сейчас она выглядела еще кошмарнее, чем ночью. Впрочем, какой-то непредсказуемый каприз хаоса спас ее пока от разгрома.

Сзади донеслось ритмичное позвякивание; Мэллори сошел с мостовой на тротуар, уступая дорогу пожарной машине. Ее красные борта были сплошь во вмятинах и царапинах — какая-то шайка лондонского сброда атаковала пожарников, напала на обученных людей и машины, которые одни и стояли между городом и адским, всесжигающим пламенем. Это показалось Мэллори высшим проявлением извращенной глупости и все же почему-то его ничуть не удивило. Усталые пожарники висели на подножках, лица их скрывали фантастические резиновые маски с огромными стеклянными глазами и гармошками дыхательных трубок. Мэллори много бы отдал за такую маску; его глаза болезненно слезились, он непрерывно щурился, как пират в пантомиме, но продолжал шагать.

Олдгейт перешла в Фенчерч, потом в Ломбард, потом в Поултри-стрит, а до заветной цели, если Дворец палеонтологии заслуживал такого названия, оставалось еще много миль. В висках стучало, голова кружилась от выпитого вчера плохого виски и от еще худшего воздуха, в котором все явственнее ощущалось влажное, тошнотворно-едкое дыхание Темзы.

Посреди Чипсайд-стрит лежал на боку паробус, сгоревший от пламени собственной топки. Все стекла в его окнах были разбиты, кузов выгорел до почерневшего остова. Хотелось надеяться, что внутри никто не погиб. Дымящиеся останки воняли так зверски, что Мэллори не хотелось проверять.

На кладбище собора Святого Павла виднелись люди. Воздух там был чище, можно было даже различить и купол, и толпу, собравшуюся под кладбищенскими деревьями. По какой-то непонятной причине все эти мужчины и подростки пребывали в великолепном расположении духа. Мгновение спустя Мэллори разглядел, что они нагло бросают кости прямо на ступенях шедевра Рена.

• Предыдущая
• 62/107
• Следующая