Машина различий - Гибсон Уильям - Страница 107

• Предыдущая
• 107/107

— Вы не дадите мне автограф? Прошу вас. Леди Ада недоуменно моргнула.

Фрейзер протянул ей ручку из собственного блокнота.

— Разумеется, — сказала леди Ада, беря у Сибил программку. — Простите, как вы сказали вас зовут?

— Сибил Турнашон. Мне произнести по буквам?

— Не надо, — улыбнулась ее светлость. — Есть знаменитый французский аэронавт Турнашон[154], ведь верно? — Она расписалась, используя в качестве пюпитра услужливо подставленную Фрейзером спину. — Это не ваш родственник?

— Нет, ваше высочество.

— Простите? — удивилась леди Ада.

— Ведь вас называют королевой машин… — Торжествующе улыбнувшись, миссис Турнашон выхватила программку из несопротивляющихся пальцев ее светлости. — Королева машин! А вы маленькая, седая и комичная, самый заурядный синий чулок! — Она рассмеялась чуть истерически. — Эта афера с лекциями, которые вы тут устраиваете, дорогуша, — деньги-то хоть приносит? Надеюсь, что да.

Леди Ада смотрела на нее с неподдельным изумлением.

Пальцы Фрейзера судорожно сжали трость. Он шагнул к обочине, быстро распахнул дверцу машины.

— Одну минуту! — Женщина сдернула с затянутого лайкой указательного пальца до вульгарности роскошное кольцо. — Ваша светлость, прошу вас, я хочу, чтобы вы это взяли!

Фрейзер заступил между женщинами, опуская трость.

— Оставьте ее в покое.

— Нет, — воскликнула миссис Турнашон, — я слышала разговоры, я знаю, что ей очень пригодится… —

Она отодвинула его спиной и протянула руку. — Ваша светлость, прошу вас, возьмите! Мне не следовало вас обижать, это было просто подло. Пожалуйста, примите мой подарок! Пожалуйста, я ведь, правда восхищаюсь вами, я высидела всю эту лекцию. Возьмите, пожалуйста, я принесла его специально для вас! — Она отступила и улыбнулась. — Спасибо, ваша светлость! Удачи вам. Я не стану вас больше беспокоить. Оревуар! Бонн шанс! [155]

Фрейзер последовал за ее светлостью в машину, захлопнул дверцу и постучал по перегородке. Шофер занял свое место.

Машина тронулась.

— Что за странная особа, — произнесла ее светлость. Она раскрыла ладонь. В филигранной оправе блеснул довольно крупный бриллиант. — Кто она такая, мистер Фрейзер?

— Я бы предположил, что эмигрантка, мадам, — сказал Фрейзер. — И весьма наглая.

— Как вы думаете, я зря взяла это кольцо? — Дыхание леди Ады отдавало бренди и сельтерской. — Это как-то не совсем прилично. Но иначе была бы сцена. — Она поднесла камень к полосе пыльного солнечного света. — Посмотрите, какой он большой! И дорогой, наверное.

— Страз, ваша светлость.

Перехватив кольцо, как кусок мела, леди Ада провела камнем по стеклу кареты. Послышался тонкий, почти неслышный визг, и на стекле осталась блестящая бороздка.

Всю дорогу до отеля они просидели в молчании.

Глядя на мелькающий за окном Париж, Фрейзер вспоминал инструкции. “Не мешайте нашей старушке пить, сколько влезет, — говорил иерарх с обычной своей убийственной иронией, — говорить, что хочет, флиртовать, с кем хочет, лишь бы только не было скандала. Вы можете считать свою задачу успешно выполненной, если сможете удержать нашу маленькую Аду от игральных автоматов”. Прежде шансов на подобную катастрофу было немного, поскольку в ее сумочке хранились лишь билеты и немного мелочи, но бриллиант серьезно менял положение. Теперь придется удвоить бдительность.

Их номера в “Ришелье” были весьма скромными и сообщались дверью. Замки на дверях казались вполне надежными, а неизбежные глазки для подсматривания Фрейзер отыскал и заткнул в первый же день. Ключи от номеров он хранил у себя.

— Там осталось что-нибудь от аванса? — спросила леди Ада.

— Достаточно, чтобы дать шоферу на чай, — ответил Фрейзер.

— О Боже. Так мало?

Фрейзер кивнул. Французские ученые не очень-то щедро раскошеливались за удовольствие побыть в ее ученом обществе, а долги миледи быстро съели и это немногое. Скудной выручки из билетной кассы едва ли хватит, чтобы купить билеты до Лондона.

Леди Ада раздвинула занавеси, сморщилась от яркого света и задернула их вновь.

— Похоже, мне придется согласиться на это турне по Америке.

Фрейзер неслышно вздохнул:

— Говорят, этот континент славится многими чудесами природы,миледи.

— Но только какой же мне выбрать вариант? Бостон и Нью-Филадельфия? Или Чарльстон и Ричмонд?

Фрейзер промолчал; названия чужих городов повергали его в уныние.

— Тогда я брошу монетку! — весело решила леди Ада. — У вас есть монета, мистер Фрейзер?

— Нет, миледи, — солгал Фрейзер, роясь в карманах. — Извините.

— Вам что, вообще не платят? — чуть раздраженно осведомилась леди Ада.

— У меня есть моя полицейская пенсия, миледи. Вполне приличная, и платят без задержек. — Если он и покривил душой, то лишь отчасти — платили действительно без задержек…

— Но разве Общество не положило вам пристойного жалования? — искренне расстроилась леди Ада. — Боже, а ведь сколько вы со мной мучаетесь, мистер Фрейзер. Я и понятия не имела.

— Мне отплачивают иным образом, мадам. Я вполне доволен своим вознаграждением.

Он был ее паладином. Этого было более чем достаточно.

Леди Ада отошла к своему бюро, поискала что-то среди бумаг. Ее пальцы тронули черепаховую ручку дорожного зеркальца.

Неожиданно обернувшись, она окинула Фрейзера чисто женским взглядом. Он непроизвольно поднял руку и коснулся своей бугристой щеки. Седые бакенбарды не скрывали шрамов. Заряд дроби в лицо. Боль иногда еще давала о себе знать, особенно перед дождем.

Однако леди Ада не заметила этого жеста — или решила не замечать. Она сделала знак, чтобы Фрейзер подошел поближе, и печально вздохнула.

— Мистер Фрейзер. Друг мой. Скажите мне кое-что, хорошо? Скажите мне правду. Я что, действительно заурядный синий чулок?

— Мадам, — мягко ответил Фрейзер, — вы — la Reine des Ordinateurs.

— Правда? — Королева машин подняла зеркало, заглянула в него.

В зеркале — Город. Лондон.

Год 1991. Десять тысяч башен, вихревой рокот триллионов сцепленных шестеренок, фрикционное тепло и масляные брызги заполняют воздух предгрозовой мглой. Черные, без единого шва, ленты мостовых; несметное множество ручейков, по которым бешено несется перфорированное кружево информации; призраки истории, выпущенные в этот жаркий сияющий некрополь. Бумажно тонкие лица надуваются, как паруса, изгибаются и скручиваются, катятся по пустынным улицам; человеческие лица — заемные маски, объективы всепроницающего Ока. Отслужив свое, каждое лицо крошится, хрупкое, как пепел, обращается в сухую пену информации, в биты и в пиксели. Но сходит со сверкающих валов Города новая ткань догадок и проблем, неустанно вертятся стремительные веретена, миллионами стряхивая невидимые петли, а в жаркой бесчеловечной тьме данные плавятся и сливаются, вспененные шестернями в пузырчатую пемзу скелета, опущенную в грезящий воск, чтобы смоделировать плоть, совершенную, как мысль…

Это — не Лондон, но зеркальные площади из чистейшего хрусталя, атомные молнии проспектов, переохлажденный газ неба, лабиринт, где Око ищет собственный свой взгляд, перескакивая квантовые разрывы причинности, вероятности и случайности. Электрические фантомы вброшены в бытие, исследованы, расчленены, бесконечно итерированы.

В центре этого Города растет нечто, автокаталитическое древо — почти-живущее, вплетая корни мыслей в жирный перегной собственных сброшенных, как листья, отражений, ветвящееся мириадами молний все выше и выше, к сокровенному свету прозрения.

• Предыдущая
• 107/107