Мост через огненную реку - Прудникова Елена Анатольевна - Страница 19
- Предыдущая
- 19/29
- Следующая
Бейсингем вошел в сарай. В углу стоял ящик с канцелярскими принадлежностями, он достал оттуда чистый лист бумаги, повернулся спиной к спящим, зажег свечу и принялся писать.
… Утром, когда все еще спали, Бейсингем приказал позвать к себе Шимони.
– Капитан, – как бы сделать так, чтобы тот не заметил холодную дрожь ярости, кипящую в груди… – Капитан, в этом пакете – донесение Его Величеству о ходе кампании. Вы отвезете его.
– Есть отвезти и вернуться, – ответил Шимони.
– Нет, капитан, – теперь Бейсингем уже не давал себе труда сдерживаться. – Поскольку вы не имеете возможности выпороть обидевшего вас мужика, я пощажу ваши нервы. После того как отвезете донесение, поступите в распоряжение генерала Малленторпа. Вот пакет с рекомендацией.
– Это все Ксавье, – выдохнул Шимони. – Или Мелтон. Больше некому! Все они…
– Ксавье, Мелтон или кто-то еще… – на плечи Бейсингема навалилась чудовищная усталость. – Это не имеет значения. Если бы у меня были хоть какие-то доказательства, я бы вас расстрелял. К сожалению, их нет. Поэтому для вас самое лучшее – не попадаться мне на глаза. Потому что если вы это сделаете, я вызову вас на дуэль. Уверяю, моей знатности на это хватит, а мое отношение к вам не позволит закончить поединок ничем, кроме вашей смерти. Вы все поняли? Выполняйте!
– Слушаюсь! – вытянулся Шимони и принужденно засмеялся: – А все-таки удовольствие я получил! Буду жить воспоминаниями!
Но Бейсингем, уже не слушая, повернулся и пошел в сарай. Надо поспать хотя бы час-другой, ведь сегодня снова целый день в седле…
Первых разбойников они встретили через два дня. Бойцы пограничной стражи, рыскавшие по горам, наткнулись на них случайно и церемониться не стали. В короткой яростной схватке восемь «лесных людей» были убиты и двоих взяли живыми, остальные разбежались. Зато в качестве трофея пограничникам достались лошади. Солнце уже низко опустилось над рекой, когда стражники с торжественными воплями предстали перед Бейсингемом, и тут же подвалило множество зрителей из обеих армий, шумно приветствуя первый боевой трофей.
– Они конные были! – радостно докладывал сотник. – Как мы стали их окружать, так они по скалам и удрали. Ну, а коней мы захватили.
Кони были разные. Как обычно у герильясов: одни лучше, другие хуже, третьи совсем никуда. Выделялся среди них статью и повадками крупный вороной жеребец. «Не иначе, атаман ездил…» – подумал Энтони.
– Хорош конь! – выдохнул рядом с ним кто-то из балий-цев.
– Хорош, да не про нашу честь, – ответил другой голос. – Генеральская лошадка. Цыган его не отдаст.
«Еще бы!» – подумал Энтони. По правде сказать, трофеи-то принадлежали ему. Однако он ни за что не расстался бы с Марион, хоть кого предложи. А вороной поражал воображение, на таком и вправду только командующему ездить. Победителю… К тому же Теодор вроде бы и не очень привязан к рыжему. Хочет, пусть берет…
Гален тоже сразу заприметил вороного. Глаза его сверкнули, он подобрался, как кошка перед прыжком, но замер, едва сделав шаг, и быстро взглянул на Энтони. Тот развел руками – пожалуйста, жалко, что ли? Генерал, на мгновение задумавшись, снял пояс со шпагой и отдал ординарцу, затем подошел к жеребцу, хлопнул его по шее – тот изогнулся и прянул вбок. Гален рассмеялся и сделал знак, приказывая приехавшему на коне стражнику слезть. Пограничник спешился, но повод не передавал, замялся.
– Ну? – отрывисто бросил Гален. – В чем дело?
– Не надо бы вам на него садиться, ваше благородие, – сказал стражник. – Не к добру это.
– Почему? – нетерпеливо спросил генерал.
– Да так… – еще больше замялся стражник и, решившись, выпалил: – Цыган на черном коне – не к добру!
Гален кинул на него такой взгляд, что даже ко всему привычный пограничник отшатнулся. Энтони хорошо представил себе, какие бешеные глаза сейчас у генерала. Тот вырвал повод и не сел, а взлетел в седло. Вот когда стало видно, какой он наездник. Рыжий – резвый, надежный, отличный боевой конь, но… никакой он, самое верное слово. Красивая лошадь должна красиво ходить, тогда и наездник сидит красиво, и…
Размышления Бейсингема были прерваны самым неожиданным образом. Вороной вдруг взъярился. Он завизжал, выгнулся дугой, потом несколько раз ударил задом, пытаясь сбросить всадника – но Галена, пожалуй, сбросишь…
– Что это с ним? – удивленно спросил пожилой сержант, из коноводов. – Шел же под стражником, ничего…
– Это он цыгана чует, – хохотнул второй, и первый тоже засмеялся.
Ах да, конечно! Цыган на черном коне, один из спутников Хозяина. Кто там ездит в стае нечистой силы? Королева, прекрасный рыцарь, пятеро наместников, цыган… Или цыган не с ними? А Теодор бы неплохо смотрелся в этой компании, есть в нем что-то такое, чертовщинка какая-то…
Конь теперь вертелся волчком. Они уже отъехали от толпы футов на триста, но Энтони ясно видел сосредоточенное лицо Галена. Что-то здесь было мучительно знакомое. Цыган на черном коне. Как в той песенке… В памяти вдруг возникло: ясный летний день, двор замка, и девочка, которая развешивает белье и поет:
Повинуясь еще неясному ощущению тревоги, Энтони повернул голову: над обрывистым берегом реки, затмевая дали, огнем горело закатное небо. И тут до него дошло.
По правде говоря, он и сам не понял, что именно дошло, но вскочил и закричал так, что шарахнулись кони:
– Теодор! Прыгай! Прыгай, пока он не понес!
Гален повернул голову в его сторону. Бейсингему показалось, что даже на таком расстоянии видно, как упрямо сжались губы на напряженном лице. Да, конечно! Прыгнет он, как же! Генерал перед войском покажет, что с конем не справился! Что же делать?
Энтони лихорадочно огляделся по сторонам. Лошадь! Марион тут не помощница… Вот кто нужен! Взгляд выхватил из скопища верховых полковника Флика, под ним, отвечая возбуждению вороного, танцевал призовой караковый жеребец. Если кто и справится, только этот…
Времени объяснять что-либо не было. Бейсингем попросту сбросил полковника на землю – потом объяснится. Все потом! Он взлетел в седло, повернул коня – и тут вороной вздыбился и кинулся к обрыву. Призовой конь рванул, как на скачках, не теряя времени на разгон.
Кони мчались бешеным галопом. Караковый был резвее вороного, но у того форы футов пятьсот, не меньше, а обрыв все ближе. Нет, не успеть! «Прыгай, Терри! – шептал про себя Энтони. – Ну, пожалуйста. Ну, брось гонор, прыгай!» Всадник впереди выпростал ноги из стремян – должно быть, и вправду приготовился соскочить. На таком аллюре он если и не разобьется насмерть, то вполне может кости переломать, но это единственный шанс. Ну что же ты, что же? А конь все летит и летит к обрыву…
И тут Энтони, похолодев, понял, что Гален не прыгнет. Он вытащил из стремени лишь одну ногу, правую, а левая проскользнула глубже, так, что стремя оказалось перед самым каблуком. Бейсингему, опытному кавалеристу, было ясно, что сапог застрял намертво. Надо перерезать ремень стремени, чего он тянет? Река уже совсем близко…
…Непонятно, каким чудом, но перед самым обрывом Гален сумел повернуть коня. Вороной вздыбился было, однако седок пришпорил его, и тот помчался прочь от берега. Это была всего лишь отсрочка неизбежной гибели, потому что бежал он по широкой дуге, снова заворачивая к смертельному обрыву, но теперь появилась надежда: караковый уже настигал взбесившегося вороного, с другой стороны приближались всадники пограничной стражи, на ходу вскидывая ружья. В крайнем случае, коня можно просто пристрелить. В этом тоже ничего хорошего для всадника, но это последний шанс, если Бейсингем не успеет…
Он успел. До реки оставалось уже совсем немного, когда караковый поравнялся с вороным. Выезженный конь отлично понял, что от него требуется, трюки с пересаживанием были любимой забавой на всех конных праздниках. Но пересаживание здесь не получится. Энтони выхватил саблю. Хорошо, что у него кавалерийская сабля, а не шпага, еще успел он подумать…
- Предыдущая
- 19/29
- Следующая