Ученик - Герритсен Тесс - Страница 17
- Предыдущая
- 17/69
- Следующая
Ожидая сигнала.
Я сижу на койке в своей камере, у меня на коленях раскрытая книга. Камера наблюдения фиксирует лишь примерного заключенного, читающего «Полное собрание сочинений» Уильяма Шекспира. Но видеть сквозь обложку она не может. Как не может видеть того, что у меня в руке.
Внизу, в комнате отдыха, надрывается телевизор, стучит по столу шарик пинг-понга. Еще один незабываемый вечер в тюремном блоке С. Через час по селектору объявят отбой, и заключенные разбредутся по камерам, клацая подошвами по металлическим ступеням. Они послушно разойдутся по своим клеткам, словно дрессированные крысы по приказу невидимого хозяина. Команду введут в компьютер, и двери камер одновременно закроются на замки, запирая крыс на ночь.
Я подаюсь вперед, почти утыкаясь носом в страницу, как будто шрифт слишком мелкий. Изо всех сил сосредоточиваюсь на строчке: «Двенадцатая ночь», акт III, сцена 3: «Улица. Входят Антонио и Себастьян...»
Здесь вам ничего не обломится, друзья мои. Перед вами всего лишь узник, читающий книгу. Он вдруг кашляет и инстинктивно прикрывает рот рукой. Видеокамера не видит крохотной таблетки в моей ладони. Не видит легкого касания языка, который отправляет таблетку в рот. Я глотаю ее всухую, мне не нужна вода. Она такая маленькая, что легко проскакивает в горло.
Она еще не успевает раствориться в желудке, а я уже воображаю себе, будто наливаюсь ее мощью. Декадрон — фирменное название дексаметазона, адренокортистероида, который оказывает мощнейшее влияние на каждый орган человеческого тела. Глюкокортикоиды, к которым относится и декадрон, влияют и на уровень сахара в крови, и на работу почек, и на синтез ДНК. Без этих гормонов человек загнется. Именно они поддерживают кровяное давление, помогают организму переживать шок травмы или тяжелые инфекции. Они отвечают за рост костей и плодовитость, развитие мышц и иммунитет.
Они изменяют состав крови.
Когда наконец двери запирают и гаснет свет, я ложусь на койку, чувствуя, как пульсирует кровь в моих жилах. Я представляю себе, как бешено циркулируют по моим венам и артериям кровяные тельца.
Я знаю, как они выглядят, я видел их не раз под микроскопом. Я знаю форму и функцию каждой клетки, и мне достаточно одного взгляда в окуляр, чтобы сказать, нормальная это кровь или нет. Я могу мгновенно оценить уровень лейкоцитов — белых кровяных телец, которые защищают нас от инфекции. Анализ называется дифференциальный подсчет лейкоцитов, и я как лаборант выполнял его огромное количество раз.
Я думаю о лейкоцитах, циркулирующих в моих сосудах. Вот сейчас у меня меняется тот самый уровень лейкоцитов. Таблетка декадрона, которую я проглотил два часа назад, уже растворилась в желудке, и гормоны начинают творить чудеса. Если взять у меня сейчас анализ крови, он покажет поразительную аномалию: резкий выброс лейкоцитов с дольчатыми ядрами и многочисленными гранулами в цитоплазме. Это зрелые нейтрофильные лейкоциты, которые немедленно идут в атаку на особо опасную инфекцию.
Если слышится топот копыт, первая мысль, которая приходит в голову, — что это бегут лошади, а не зебры. Во всяком случае так учат студентов-медиков. Врач, который увидит мой анализ крови, разумеется, подумает о лошадях, а не о зебрах. И придет к абсолютно логическому заключению. Ему и в голову не придет, что на этот раз действительно пронеслись зебры.
Риццоли переоделась в халат, бахилы, перчатки и бумажный колпак. Ей не удалось принять душ после Стоуни-Брука, и сейчас прохладный воздух морга словно инеем лег на ее вспотевшую кожу. Пообедать она тоже не успела, и голова слегка кружилась от голода. Впервые за годы службы ей пришла в голову мысль положить под нос ментоловую подушечку, чтобы не дышать трупным запахом, но она все-таки поборола искушение. Никогда раньше она не прибегала к ментолу, поскольку считала это проявлением слабости. Коп из отдела убийств должен одинаково ровно относиться ко всем аспектам работы, пусть даже самым неприятным, и, пока ее коллеги прятались за ментоловой ширмой, она стоически выдерживала отвратительные запахи, которые витали в секционном зале.
Риццоли в последний раз глотнула чистого воздуха и толкнула дверь в соседнюю комнату. Она рассчитывала застать там доктора Айлз и Корсака, но никак не ожидала, что вместе с ними окажется и Габриэль Дин. Он стоял возле операционного стола, в хирургическом халате, который скрывал и костюм, и галстук. В то время как у Корсака вид был крайне измученный, агент Дин выглядел бодрым и свежим, как будто и не было сегодняшних событий. Лишь легкая тень вечерней щетины омрачала его безупречное холеное лицо. Он бросил на Риццоли невозмутимый взгляд, словно его присутствие здесь никто и не ставил под сомнение.
Под ярким светом ламп тело жертвы выглядело гораздо хуже, чем несколько часов назад. Из носа и рта продолжала сочиться жидкость, оставляя кровавые следы на лице. Живот настолько распух, что казалось, речь идет о последней стадии беременности. Кожа начала отслаиваться и напоминала сморщенный пергамент.
Риццоли заметила, что пальцы жертвы уже в чернилах.
— Отпечатки сняли?
— Буквально перед вашим приходом, — ответила доктор Айлз, не отрывая взгляда от столика с инструментами, который подкатил Йошима. Мертвые интересовали Айлз в гораздо большей степени, нежели живые, и ей, как всегда, не было никакого дела до бушующих вокруг страстей.
— Ну, а что удалось обнаружить на руках, прежде, чем вы испачкали их?
Ответил агент Дин:
— Мы провели внешний осмотр, взяли на анализ кожные покровы и образцы ногтей.
— А когда вы-то здесь появились, агент Дин?
— Еще раньше меня, — вмешался Корсак. — Я так понимаю, кто-то из нас важнее в пищевой цепи.
Если комментарий Корсака имел целью подлить масла в огонь и разозлить ее еще больше, ему это удалось. Под ногтями жертвы могли остаться частички кожи убийцы. В кулаке могли сохраниться обрывки волос или волокон. Исследование рук жертвы было важнейшим этапом процедуры вскрытия, и она пропустила его.
Зато не пропустил Дин.
— У нас есть положительный ответ по идентификации, — сказала Айлз. — На экране можно посмотреть рентгеновские снимки зубов Гейл Йигер.
Риццоли подошла к экрану и стала рассматривать прикрепленные к нему пленки. На черном фоне зубы светились словно надгробья на кладбище.
— Дантист миссис Йигер ставил ей коронку в прошлом году. Вы можете видеть ее здесь. Золотая коронка на двадцатом зубе. Кроме того, у нее серебряные пломбы в зубах номер три, четырнадцать и двадцать девять.
— Значит, все сходится?
Доктор Айлз кивнула.
— У меня нет сомнений в том, что это останки Гейл Йигер.
Риццоли вернулась к трупу на столе и уставилась на синяки вокруг шеи.
— Вы сделали рентген шеи?
— Да. Присутствует двусторонний перелом щитовидного хряща. Это характерно для мануального удушения. — Айлз повернулась к Йошиме, который настолько бесшумно и проворно работал, что о его присутствии частенько забывали. — Давай готовить ее для вагинального осмотра.
То, что происходило дальше, представлялось Риццоли самым тяжким оскорблением для умершей женщины. Это было страшнее, чем вскрытие полости живота, страшнее, чем резекция сердца и легких. Йошима развел вялые ноги женщины в лягушачью позицию, широко расставив ей бедра.
— Прошу прощения, детектив, — обратился Йошима к Корсаку, который стоял ближе всех к левому бедру Гейл Йигер. — Вы не могли бы подержать эту ногу в таком положении?
Корсак в ужасе уставился на него.
— Я?
— Просто держите колено вот так, чтобы мы могли взять мазок. Корсак неохотно взялся за бедро трупа и в испуге дернулся, когда отслоившийся кусок кожи остался у него на перчатке.
— Боже! О боже!
— Кожа в любом случае будет отслаиваться, что бы вы ни делали. Вы просто держите ногу в таком положении, хорошо?
- Предыдущая
- 17/69
- Следующая
