Ласковые имена - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф - Страница 19

Как только Альфредо закончил, Аврора с улыбкой поднялась.

– Спасибо, Альфредо, – сказала она. – Ты меня просто очаровал. Пожалуй, тебе недостает нежности в интонациях, которая должна быть присуща исполнению произведений Моцарта, но ты знаешь не хуже меня, что совершенство не дается легко. Тебе надо продолжать работать.

Мимоходом похлопав его по плечу, она обратилась к его отцу.

– Аль-берто, – как всегда, пропела она. – Гирлянда самая восхитительная, у меня вообще давным-давно не было таких. – Она поцеловала его в обе щеки и, к изумлению Эммы, одарила самой любезной улыбкой.

– Это чудесно, Альберто, – сказала Аврора. – У тебя просто замечательный флорист. Я не знаю, чем заслужила такое множество цветов.

Альберто понемногу приходил в себя от шока, вызванного музыкальным номером. Все еще не в силах поверить, что у этого вечера есть какие-то перспективы, он не мог удержаться от злобных взглядов в сторону Альфредо, что не ускользнуло от внимания Авроры.

– Альберто, перестань пугать парня, – сказала она. – Я бы не сердилась на такого изумительного мальчика, как твой Альфредо, если бы он был моим сыном. Это все мои козни. Он только показал мне свою новую симфоническую гармошку, и через две минуты я хитростью заставила его играть. Надеюсь, что бы позаботишься о его музыкальном образовании, кроме того, я надеюсь, что ты откупорил вино.

– А если ты его не открыл, то, конечно же, из-за Эммы, – добавила она. – Ей были даны исчерпывающие инструкции. – Она кокетливо улыбнулась дочери.

– Да, это я виновата, – подтвердила Эмма. Вечер только начинается, и у Альберто была масса времени набрать штрафные очки.

– Я и рок могу играть, – похвастался Альфредо, из-за чего на носу его отца вздулась вена.

– Нет, ты сыграл достаточно, – запротестовала Аврора. – Твой отец больше не потерпит, чтобы я во второй раз тебя эксплуатировала. Кроме того, я тут приготовила разные пустяки, чтобы мы могли их пожевать, и уверена, что все хотят выпить. Альберто, мне кажется, ты опять нервничаешь. Просто не знаю, что с тобой делать.

Она взяла Альберто за руку и, взглядом показав дочери, что возлагает на нее ответственность за все, что будет происходить дальше в гостиной, танцующей походкой отправилась к внутреннему дворику. Альфредо ступал позади нее, соблюдая самую малую дистанцию, на которую только мог решиться.

Альберто пришел как ягненок, и Эмма приготовилась наблюдать, как его заколют и сварят. Но вопреки ожидаемому она увидела, как он превращается, возможно, лишь часа на два, во льва, каким когда-то, наверное, и был. Она знала, что ее мать не лишена обаяния и подозревала в ней некоторое сочувствие, но никак не предполагала, что эти достоинства будут расходоваться на Альберто.

Ужин был замечательный, начиная с грибов, фаршированных паштетом, на смену которым пришел холодный суп с крессом, после чего было подано блюдо из телятины, – Эмма не знала, как оно называется, – в кислом соусе с рататуем, а потом появились сыр, груши и кофе – на этой стадии Альфредо заснул, положив голову на стол, так что они пили бренди без малейшей опасности со стороны его губной гармошки.

Они ужинали во внутреннем дворике и по какому-то волшебству Аврора даже сумела обеспечить минимальный доступ насекомых. Альберто был так вдохновлен столь доброжелательным приемом, что на какое-то время вознесся на вершины своего былого итальянского шарма. Каждые две минуты он вскакивал, чтобы разлить напитки, проходя мимо Авроры, неизменно похлопывал ее по спине, и проглотив три кусочка, переставал есть, чтобы похвалить кушанья. Аврора сносила как комплименты, так и похлопывания, ела собственные блюда со здоровым аппетитом и воздерживалась от каких-либо выпадов, хотя и обратила внимание на манеры Альфредо за столом. Вечер был такой приятный, что Эмма и сама бы блеснула, если бы ей было что сказать.

Потом без очевидных причин, когда они сидели, попивая бренди, Альберто вдруг пал духом. Только что он был в хорошем настроении и вдруг расплакался. Слезы катились у него по щекам, грудная клетка колыхалась, и он горестно покачивал головой из стороны в сторону.

– Такая хорошая, – он указал жестом на остатки еды, – такая красивая, – и он повернулся к Авроре. – Я этого не заслуживаю. Нет, не заслуживаю.

Аврора не удивилась.

– Альберто, ты же не будешь плакать, – сказала она. – Такой удивительный мужчина, нет, я этого не вынесу.

– Ах, нет. Ты меня кормишь этой едой, ты такая милая. И Эмма тоже такая милая. Не знаю… А я-то, старый дурак… Я больше не пою. Продаю контрабасы, электрогитары, гармошки. Разве это жизнь? Мне нечего тебе предложить.

– Альберто, сейчас ты пойдешь со мной в сад, и я прочитаю тебе лекцию, – объявила Аврора, поднимаясь. – Ты знаешь, что я не позволю тебе так расстраиваться.

Она взяла его за руку, заставив встать, и вывела в темноту. Эмма несколько минут оставалась сидеть. Альберто, должно быть, еще больше расклеился, она слышала его громкие всхлипывания и голос матери.

Когда всхлипывания утихли, но Альберто и Аврора не возвращались, Эмма начала убирать со стола. Одно из правил, которого ее мать твердо придерживалась, состояло в том, чтобы не затруднять Рози уборкой после ее вечеринок. Когда Эмма сгребла с тарелок объедки, в кухню заглянула Аврора.

– Спасибо, дорогая, но с этим можно подождать, – сказала она. – Выйди, пожалуйста, попрощаться. Моему другу лучше, но он все еще немножко снятый с креста. Нам лучше проводить их до машины.

Эмма оторвалась от посуды и последовала за матерью. Альберто стоял в гостиной маленький и поблекший, а Альфредо, едва проснувшись, позевывал на переднем крыльце. Аврора определила гирлянду в большую зеленую вазу и поставила ее у камина, а ирисы и анемоны поместила на подоконник.

– Эмма, прости, голубка, я испортил тебе вечер, – начал Альберто, но ее мать подошла к нему, взяла под руку и повела к машине.

– Замолчи, Альберто. Мы достаточно наслушались тебя сегодня вечером. Не знаю, как я засну, ты меня так растрогал. Одного не могу понять, как мужчина с твоим вкусом в отношении цветов может заниматься таким самоуничижением. Но как бы я ни была умна, я вообще не понимаю мужчин.

Все они вышли из дома и постояли немного на лужайке. Альфредо дремал, а Альберто грустно молчал, обнимая Аврору за талию. Дул легкий ветерок, и над головой плыли жидкие облака.

– Люблю ночи в эту пору года, – нарушила молчание Аврора. – Воздух сейчас самый лучший, как по-твоему, а, Альберто? Я всегда считала, что наш воздух такой чистый и теплый благодаря деревьям. Он как будто имеет свою тяжесть. Мне кажется, деревья что-то делают с воздухом.

Она нежно посмотрела на Альберто сверху вниз.

– А какие ночи в Генуе, милый? Ты за весь вечер, кажется, словом не обмолвился о своем родном городе. Боюсь, что ты иногда слишком серьезно воспринимаешь мои маленькие строгости. Не давай мне тебя подавлять, Альберто. Я вижу, это на тебя плохо действует.

– Да, в Генуе я был другим человеком, – начал Альберто. – Мы были там… помнишь?

Кивнув, Аврора посадила его в машину. Альфредо благополучно довели до машины. Это был «линкольн», даже старше «кадиллака» Авроры, след популярности Альберто в бытность его тенором.

– Ну хорошо, дорогой, позвони мне на рассвете, а то я буду беспокоиться, – сказала Аврора, когда Альберто взялся за руль. – Думаю, мы сможем запланировать что-нибудь приятное на следующую неделю. Но мне кажется, милый, ты должен дать Альфредо повышение. Он же тебе родной сын, и уже давно занимается гармошками. Если он разочаруется, то может пойти по следам моей дочери и начнет заводить детей вместе с кем-нибудь, кто тебе придется не по вкусу. Мне кажется, я бы огорчилась, если бы у Альфредо сейчас кто-нибудь родился.

– Может быть, он мог бы продавать гитары, – с сомнением предположил Альберто, глядя на обеих женщин. Он весь собрался, чтобы достойно попрощаться.

– Все было чудесно. Мать чудесная, дочка чудесная, вы так похожи, милые. Я поехал.