Клуб Мефисто - Герритсен Тесс - Страница 2
- Предыдущая
- 2/76
- Следующая
Но он не шелохнулся. Стоял на лестнице и думал, каково оно будет жить с этими людишками. Чему у них стоит научиться. Лето можно провести очень даже интересно, а потом за ним приедет мама. И тогда он сказал:
— Тетя Эми, я все решил.
— Ты это о чем?
— О лете и о том, где бы мне хотелось его провести.
Она вдруг предположила самое худшее.
— Только, прошу, ничего не решай второпях! Дом у нас и правда чудесный, стоит у самого озера, и у тебя будет своя комната. Приезжай для начала просто в гости, а там посмотришь.
— Но я уже решил — еду с вами, буду жить у вас.
Тетя вдруг смолкла в нерешительности, словно язык проглотила. Затем ее лицо озарилось улыбкой, она быстро поднялась по лестнице и крепко его обняла. От нее пахло мылом «Дав» и шампунем «Брек». Какая же она все-таки простая — самая обыкновенная! Потом подошел улыбающийся дядя Питер и ласково похлопал его по плечу, приветствуя таким вот своеобразным жестом новообретенного сына. Своими счастливыми улыбками, приторно-липкими, как волокна сахарной ваты, они заманивали его в свой мир, где царили любовь, свет и радость.
— Дети будут просто счастливы, когда узнают, что ты едешь с нами! — воскликнула Эми.
Он глянул наверх — на лестничную площадку, но Лили там уже не было. Она исчезла незаметно. «С ней надо быть начеку, — решил мальчик. — Она точно следит за мной».
— Теперь ты член нашей семьи, — прибавила Эми.
И пока они все вместе поднимались наверх, она уже строила планы на лето. Говорила, куда они его повезут, какой вкуснятиной будут угощать, когда вернутся домой. Она выглядела счастливой, словно и впрямь была на седьмом небе, как мать, воркующая с новорожденным младенцем.
Эми Соул даже не представляла себе, кого они собирались взять с собой.
2
Двенадцать лет спустя
Быть может, это ошибка.
Доктор Маура Айлз стояла у церкви Пресвятой Богородицы и все никак не решалась войти. Прихожане уже давно собрались внутри, а она так и стояла одна во мгле, под снегом, с непокрытой головой. Через закрытую дверь церкви она услышала, как зазвучал орган, как раздались первые аккорды «Adeste Fidelis»,[1] и поняла — все, наверное, уже рассаживаются по местам. Так что, если она хочет к ним присоединиться, пора и ей идти внутрь.
Она немного поколебалась — потому что не принадлежала в полном смысле слова к числу верующих, собравшихся в церкви. Но музыка, надежда согреться и знакомые обряды, способные ободрить и утешить, звали ее. Здесь же, на темной улице, ей было одиноко. Одиноко — в сочельник.
Она поднялась по ступенькам паперти и вошла в здание.
Даже в столь поздний час все скамьи в церкви были заняты: люди сидели семьями, вместе со спящими детишками, которых подняли с постелек ради полуночной мессы. На запоздавшую Мауру покосилось несколько прихожан, и, когда стихла волнующая мелодия «Adeste Fidelis», она прошмыгнула на первое попавшееся свободное место в задних рядах. Но ей почти сразу же пришлось снова встать вместе со всей паствой, поскольку зазвучала вступительная песнь. И к алтарю, творя крестное знамение, подошел отец Даниэл Брофи.
— Да пребудет с вами благодать и мир Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа! — возгласил он.
— И с вами, — проговорила Маура в один голос с остальными прихожанами.
Даже после стольких лет, что она не была в церкви, отклики слетали с ее губ непринужденно: она помнила все с детства, когда ходила в воскресную школу.
— Господи, помилуй. Христе, помилуй. Господи, помилуй…
Даниэл даже не догадывался, что она здесь, а Маура была сосредоточена на нем одном. На его темных волосах и легких движениях, его сочном баритоне. «Сейчас я могу смотреть на тебя без всякого стыда и стеснения, — думала она. — Сегодня это не зазорно».
— Воздай нам радость в Царствии Небесном, где Он пребывает и властвует с Тобою и Духом Святым, Боже единый во веки веков…
Снова примостившись на скамье, Маура услышала глухое покашливание и хныканье измотанных детишек. На алтаре мерцали свечи в ознаменование света и надежды, осиявших эту зимнюю ночь.
Даниэл начал читать:
— «И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям…»
«Святой Лука, — подумала Маура, услыхав знакомые строфы. — Врач Лука».
— «…И вот вам знак: вы найдете Младенца в…»
Тут он осекся — взгляд его остановился на Мауре. И она подумала: «Что, не ожидал увидеть меня здесь сегодня?»
Он откашлялся — и стал читать дальше:
— «…вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях».
Хотя теперь он знал, что она сидит среди других прихожан, их взгляды больше не встретились. Ни во время исполнения «Cantate Domino»[2] и «Dies Sanctificatus»,[3] ни во время дароприношения и таинства евхаристии. Когда сидевшие рядом с нею прихожане встали и направились причащаться, Маура осталась на своем месте. Если не веришь — не пристало лицемерить, деля гостию и вино с истинно верующими.
«Тогда зачем я здесь?»
И все же она осталась посмотреть на заключительные обряды, на благословение и напутствие прихожанам.
— Идите с миром, Христос с вами.
— Слава Тебе, Господи, — откликнулись прихожане.
На этом служба закончилась, и люди вереницей потянулись к выходу, застегивая на ходу пальто и куртки, натягивая перчатки.
Маура тоже встала и, уже ступив в проход между рядами, заметила, что Даниэл старается привлечь ее внимание. Безмолвно умоляя не уходить. И она снова села, ощущая на себе взгляды проходящих мимо прихожан. Она догадывалась, что они видят, вернее, что пытаются разглядеть. Одинокую женщину, жаждущую пасторского утешения в сочельник.
А может, они заметили еще что-нибудь?
Маура не поднимала на них глаз. И когда церковь почти опустела, взгляд ее устремился вперед — и остановился на алтаре. И она подумала: «Уже поздно, пора бы домой. Да и что толку здесь высиживать».
— Здравствуй, Маура.
Она подняла глаза и поймала взгляд Даниэла. В церкви все еще оставались люди. Органистка все еще собирала свои ноты, последние хористы все еще облачались в свои пальто, но Даниэл не обращал на них внимания — он смотрел только на Мауру, как будто, кроме нее, в храме больше никого не было.
— Ты давно не приходила, — сказал он.
— Похоже, что так.
— Если точно — с августа. Верно?
«Ты, значит, месяцы считал».
Он присел рядом.
— Я был приятно удивлен, когда увидел тебя здесь.
— Сегодня сочельник, в конце концов.
— Так ты же неверующая.
— Зато люблю церковные обряды и пение.
— И только поэтому пришла? Ради двух-трех гимнов? Пропеть «Аминь» и «Хвала Господу»?
— Просто хотелось послушать музыку. Побыть среди людей.
— Только не говори, что тебе не с кем скоротать вечер.
Она пожала плечами и улыбнулась.
— Ты же знаешь, Даниэл. Я не большая любительница вечеринок.
— Просто я решил… В смысле — подумал…
— Что же?
— Что, наверно, ты будешь не одна. В такой-то вечер.
«А я не одна. Я же с тобой».
Когда мимо проходила органистка с большой нотной папкой, они оба замолчали.
— Доброй ночи, отец Брофи.
— Доброй ночи, госпожа Истон. Спасибо за чудесную игру.
— Рада была доставить удовольствие, — сказала органистка, напоследок пристально глянув на Мауру, и направилась к выходу.
Было слышно, как за нею закрылась дверь, — наконец-то они остались одни.
— Так куда ты запропастилась? — спросил он.
— Ну, сам знаешь, сплошные покойники. Их не становится меньше. Потом, один из наших патологов пару недель назад загремел в больницу, в хирургию, с болями в спине — приходится его подменять. Словом, дел по горло, так-то вот.
— Могла хотя бы позвонить.
— Да, могла.
1
«Adeste Fidelis» (лат.) — «Приидите, верные», рождественский гимн. (Здесь и далее, где не отмечено особо, — примеч. пер.)
2
«Cantate Domino» (лат.) — «Воспойте Господу», 98-й псалом.
3
«Dies Sanctificatus» (лат.) — «Юбилей», рождественская песнь.
- Предыдущая
- 2/76
- Следующая