Клуб Мефисто - Герритсен Тесс - Страница 10

• Предыдущая
• 10/76
• Следующая

— Мам, что с тобой?

— Десерт готовлю. Совсем забыла про сливки, теперь вот взбиваю.

— Что случилось?

— Надо было их приготовить до того, как все сели за стол. Сама знаешь, твой братец Фрэнки весь как на иголках, когда слишком долго ждет следующего блюда. Если он просиживает так больше пяти минут, то, сама знаешь, его опять тянет к этому злосчастному телевизору. — Анжела взяла сахар, высыпала полную ложку в кастрюльку и снова принялась взбивать сливки. — Хоть Майки старается хорошо себя вести. Даже когда видит плохие примеры. А тут, куда ни глянь, одни плохие примеры.

— Послушай, я же понимаю: что-то не так.

Анжела выключила миксер и, тяжело опустив плечи, уставилась на сливки — они до того загустели, что уже больше походили на масло.

— Тебя это не касается, Джени.

— Все, что касается тебя, касается и меня.

Мать повернулась и посмотрела на нее.

— Быть замужем тяжелее, чем ты думаешь.

— Папа что-то натворил?

Анжела развязала передник и бросила на стол.

— Может, отнесешь торт вместо меня? А то голова что-то разболелась. Пойду наверх прилягу.

— Мам, давай поговорим.

— Мне больше не о чем говорить. Я не такая мать, как другие. И никогда не заставляла детей вставать на чью-то сторону.

Анжела вышла из кухни и направилась наверх, к себе в спальню.

Джейн в недоумении вернулась в столовую. Фрэнки был занят тем, что поглощал вторую порцию баранины, и на сестру даже не взглянул. Зато Майк посмотрел на нее с тревогой. Фрэнки — тот толстокожий, а Майки — он ясно понял: сегодня в доме случилось неладное. Джейн посмотрела на отца — тот наливал себе остатки кьянти из бутылки.

— Пап, может, ты объяснишь, что все это значит?

Отец отпил большой глоток вина.

— Нет.

— Она очень расстроена.

— Это наше дело, ее и мое, ясно? — Он встал и хлопнул Фрэнки по плечу. — Пошли. Может, еще третий тайм досмотрим.

— Это было самое дурацкое Рождество в моей жизни, — сказала Джейн, когда они возвращались домой. Реджина уснула на детском сиденье в машине, и Джейн с Габриэлем впервые за весь вечер могли поговорить, ни на кого и ни на что не отвлекаясь. — Обычно все не так. Я имею в виду — мы часто пререкаемся и все такое, но в конце концов мама обычно распекает нас всех заодно. — Она посмотрела на мужа, но в машине было темно, и его лица было не разглядеть. — Прости.

— За что?

— Ты небось и не думал, когда на мне женился, что попадешь в ту еще семейку — настоящий сумасшедший дом. И теперь, наверно, диву даешься, с кем связался.

— Ну да. Уже подумываю, не пора ли обзаводиться новой женушкой.

— Ну ведь у тебя возникают такие мыслишки, верно?

— Не смеши, Джейн.

— Черт, случается, что я сама хочу сбежать из этого дома.

— Ну а я решительно не намерен никуда сбегать от тебя. — Габриэль снова посмотрел на дорогу, где в свете передних фар кружила метель. Какое-то время они ехали молча. Потом он сказал: — Знаешь, я никогда не слышал, чтобы мои предки спорили. Ни разу в жизни.

— Валяй, прикладывай дальше. Знаю, моя семейка — куча крикунов.

— Ты родилась в семье, где привыкли выражать свои чувства, только и всего. Твои хлопают дверями, вопят и дико хохочут.

— О, час от часу не легче.

— Жаль, мои предки были не такие.

— Ну да.

— Мои родители, Джейн, никогда не повышали голоса, не хлопали дверями, и смеялись они нечасто. Да уж, семья полковника Дина была слишком дисциплинированна и не имела права на такие простые вещи, как выражение чувств. Не помню, чтобы отец хоть раз сказал «я люблю тебя» мне или маме. Мне пришлось самому учиться это говорить. И я до сих пор учусь. — Он посмотрел на нее. — У тебя.

Джейн прикоснулась к его бедру. Даже этого крутого непроницаемого парня можно кое-чему научить.

— Никогда больше не извиняйся за своих, — продолжал Габриэль. — Ведь благодаря им ты и стала такой.

— Иной раз сомневаюсь. Гляжу на Фрэнки и думаю: Боженька, сделай так, чтобы я оказалась найденышем, которого обнаружили на крыльце.

Габриэль рассмеялся.

— Да уж, вечерок выдался довольно напряженный. Кстати, а что там у них стряслось?

— Не знаю. — Джейн откинулась на спинку сиденья. — Но рано или поздно мы об этом узнаем.

Джейн нацепила поверх ботинок специальные бумажные бахилы, набросила хирургический халат и завязала его сзади, на поясе, на тесемки. Глянув через окошко в секционный зал, она подумала: «Я совсем не хочу туда». Но Фрост уже был там, в халате и маске, закрывавшей лицо лишь наполовину, так что Джейн не могла не заметить его выражения. Помощник Мауры, Йошима, вынул рентгеновские снимки из конверта и разложил их на просмотровом столе. Маура стояла к Джейн спиной, заслоняя то, что лежало на столе и что самой ей видеть совсем не хотелось. Еще какой-нибудь час назад она сидела дома, за столом на кухне, с воркующей Реджиной на руках, а Габриэль готовил завтрак. Сейчас же она чувствовала, как яичница переворачивается у нее в желудке, — ей хотелось скорее сбросить халат и бежать из этого здания на очищающий морозный воздух.

Однако она все равно толкнула дверь и вошла в секционную.

Маура посмотрела на нее через плечо; судя по выражению ее лица, доктор Айлз не испытывала ни малейшего беспокойства по поводу предстоящей процедуры. Как любой другой профессионал, она хорошо знала свое дело. И хотя им обеим приходилось соприкасаться со смертью, Маура была с ней на близкой ноге: ей было проще смотреть смерти прямо в лицо.

— Мы как раз собирались начать, — сказала Маура.

— В пробке пришлось поторчать. Дороги сегодня какой-то кошмар. — Джейн надела маску и направилась к изножью стола. На останки она старалась не смотреть, обратив взор к просмотровому столу с рентгеновскими снимками.

Йошима щелкнул выключателем — загорелись лампы, и высветились изображения на двух рядах пленок. Снимки черепа. Только они совсем не походили на те, что Джейн случалось видеть раньше: там, где должен был находиться шейный отдел позвоночника, она разглядела лишь несколько позвонков… и больше ничего. Одни неровные затемнения — следы мягких тканей в том месте, где была перерезана шея. Джейн представила себе, как Йошима крутил эту самую голову, располагая ее так и эдак, когда делал снимки. Может, она качалась, как береговой сигнальный шар, когда он устанавливал ее на кассете с пленкой и наводил коллиматор? Джейн отвернулась от просмотрового стола.

И вдруг поняла, что смотрит на стол. На останки, расположенные в анатомическом порядке. Туловище покоилось на спине, а рядом лежали отсеченные части тела — примерно в тех местах, где им следовало быть. Зловещий паззл из плоти и костей, ожидавший, когда его соберут воедино. Хотя Джейн совсем не хотелось смотреть на нее, она была тут как тут — голова, наклоненная чуть влево, как будто убитая повернула ее и глядела в сторону.

— Надо сопоставить края вот этой раны, — сказала Маура. — Поможешь подержать вот так? — Пауза. — Джейн!

Риццоли удивленно посмотрела на Мауру.

— Что?

— Йошима будет делать снимки, а мне нужно посмотреть в увеличитель. — Маура сжала череп руками в перчатках и развернула голову убитой так, чтобы края раны совпали. — Вот так и держи. Надень перчатки и встань с этой стороны.

Джейн посмотрела на Фроста. «Лучше ты, чем я», — говорили его глаза. Она двинулась к изголовью стола. Остановилась, надела перчатки и протянула руки, чтобы обхватить голову трупа. Джейн поймала себя на том, что смотрит убитой прямо в глаза — на роговицы, матовые, словно восковые. За полтора дня в холодильнике плоть остыла, и Джейн, придерживая голову, почему-то вспомнила мясной прилавок в супермаркете возле ее дома, заваленный морожеными цыплятами в целлофане. Так или иначе, все мы состоим из мяса.

Маура склонилась над раной и принялась рассматривать ее через увеличитель.

— Полоснули, похоже, один раз, спереди. Очень острым лезвием. Зарубки видно только в двух метах, под ушами. Похоже на маленький хлебный нож.

• Предыдущая
• 10/76
• Следующая