Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003) - Линк Келли - Страница 93

— Вижу, вы все-таки нашли свою юную даму.

Ее муж кашлянул. И не нашел ничего лучше, как пояснить Кэрол:

— Моя жена хочет сказать, что на представлении он был один. Кэрол уставилась на Элен, затем перевела негодующий взгляд на Лайонела. Ее лицо окаменело, и она произнесла:

— Думаю, вам обоим пора в постель. Поговорим завтра утром.

— Мама…

— Молчите, — отрезала Кэрол еще более решительно, когда попытался заговорить Лайонел.

— Наверное, лучше сделать так, как нам велят, — обратился он к Элен и первым пошел вверх по лестнице.

Сейчас его комната казалась ему самым безопасным местом в доме. В темноте его ждала кровать. Чувство вины поджидало его здесь же: чем вспоминать, что он мог бы сделать для Дороти, лучше бы подумал о Кэрол и Элен. Лайонел услышал, как с глухим стуком захлопнулась дверь комнаты Элен, и настороженно прислушался, не поднимается ли по лестнице ее мать. Он не услышал ничего, и скоро к нему пришел сон.

Лайонела разбудил приглушенный крик. Из-за жары и темноты ощущение было такое, будто он спит в наполненной ванне. Лайонел напрягся, ожидая нового крика, который, как он опасался, издала Элен. Это из-за него Кэрол наказывает ее так, что страшно представить. Когда крик повторился, он поднял трясущуюся голову прежде, чем сумел определить, откуда идет звук. Что-то ритмично билось о стекло.

Он отбросил одеяло, вскочил и раздвинул занавески. В окне ничего не было, за окном тоже ничего, кроме спящих домов и ряда фонарей. Он поднял раму до упора и перегнулся через подоконник, но на улице было пусто. Он вглядывался до тех пор, пока глухой звук не повторился у него за спиной.

Лайонел двинулся на звук, отказываясь верить, что его источник находится в комнате. Он крепко взялся за сплетенные мраморные ручки, которые не только оказались неестественно теплыми, но даже слегка вибрировали от звука. И повернул зеркало к себе.

В зеркале было разгневанное лицо Дороти, она глядела прямо на него. Ее присутствие было настолько явственным, что казалось, никакого зеркала нет, просто ее молодое лицо дрожит между парами застывших ладоней. Дрожит сильнее, чем дрожат от испуга его руки, но он не в силах выпустить зеркало. Через секунду Дороти ударилась лбом в стекло и отпрянула вглубь, словно ее оттащили. Белое, доходящее до лодыжек платье (кажется, в чем-то подобном ее похоронили) было грубо разорвано в нескольких местах. Он догадался, в чем дело, прежде чем из-за ворота высунулась рука карлика с куском оторванной ткани, чтобы заткнуть Дороти рот. По шевелению под платьем было ясно, что карлик забрался, хватаясь за ее груди. Левый рукав был оторван, из него торчала толстая нога еще одного карлика, который прятался где-то под платьем. И тут Дороти утащили в такую темноту, что ее совершенно не стало видно, к счастью для Лайонела. Он заметил торчащие из-под подола многочисленные ноги. Одна пара ног исчезла под платьем, и ее тело забилось в ритме движений карлика, который карабкался теперь по спине.

Хуже всего было то, что Лайонел узнал все. Это жило у него голове очень много лет, закопанное слишком глубоко для осознания, и оттого даже более сильное. Теперь Дороти сделалась заложницей его воображения. Он подумал, что карлики стали мертвыми тоже по его милости. Лайонел отшвырнул от себя зеркало, то ли в отчаянной попытке прервать спектакль, то ли желая освободить его участников. Зеркало уже переваливалось через подоконник, когда Лайонел попытался поймать его. Перед ним промелькнуло лицо Дороти, недосягаемое для него, казалось, ее беспомощность удвоилась. Когда он высунулся из окна, пуговица на пижамных штанах оторвалась. Зеркало ударилось о крышу его «мини», которая отозвалась гулким грохотом. Один мраморный пальчик откололся и задребезжал по образовавшейся от удара вмятине. Зеркало закачалось на металлической крыше, и Лайонел выбежал из комнаты.

Он дергал задвижку на входной двери, придерживая штаны, когда услышал, как зеркало соскользнуло с машины и разбилось. Холод бетонного пола пронзил босые ступни — словно предчувствие того, какими холодными они станут когда-нибудь. Мраморные ручки рассыпались на изящные осколки, окруженные кусками стекла, но овальная рама, в которой держалось зеркало, уцелела. Лайонел с трудом понимал, зачем бросился укладывать в нее осколки зеркала. Когда штаны сползли к лодыжкам, он не потрудился их подтянуть, пока в окнах у него над головой не загорелся свет и он не понял, что на него глазеют постояльцы Кэрол.

Утром Кэрол почти ничего не сказала, кроме:

— Мне жаль, что вы уезжаете, но я не потерплю в доме никого, кто действует за моей спиной.

Слова напомнили Лайонелу о последней встрече с Дороти, и он с трудом сдержал истерический смешок. Он с грохотом стащил чемодан по лестнице, в надежде, что Элен выйдет из своей комнаты, но без толку.

— Могу я хотя бы подняться и сказать «до свидания»? — едва ли не взмолился он.

— Мадам сейчас не принимает. i Лайонел не понял, решила ли так сама Элен или же ее мать.

Он подтащил чемодан к «мини» и засунул его в багажник.

— Ты действительно не возражаешь, чтобы я забрал зеркало? — спросил он.

— Если вы хотите попробовать починить его, ради бога. Я им никогда не пользовалась, — сказала Кэрол и, прежде чем уйти в дом, многозначительно кивнула ему, чтобы он поторопился.

Выруливая задним ходом на улицу, он пробормотал: «Ну ты и влип, старик», — и сгорбился за рулем, чтобы не задевать головой за выпуклость в крыше. На сиденье рядом с ним шуршали в овальной раме зеркальные осколки, но в них не отражалось ничего, кроме обивки салона. Даже в самом крупном осколке. Лайонел не очень понимал, зачем забрал зеркало с собой. Сможет ли оно как-то помочь ему взять власть над глубинами подсознания и освободить Дороти? Пансионат уже маячил далеко позади, и он задумался, кем считают его оставшиеся там люди и в какие неизведанные глубины своего мозга поместят они его? В первый раз за всю жизнь он испугался жизни после смерти.

7 ноября 1848 г.

Его крохотная ладошка быстро и умело двигалась взад-вперед над поверхностью миниатюрного устройства. Сам работающий был одет в желтые шелковые панталоны и голубой хлопчатобумажный обтягивающий камзол. Это существо (Бейтс не мог разобрать, он это или она) носило очки, сверкавшие на свету, словно капли росы. Оно было черноволосое, с золотисто-кремовой кожей. Бейтс даже сумел разглядеть сосредоточенно наморщенный лоб и едва видимый между зубами кончик крошечного язычка.

Бейтс выпрямился.

— У меня спина болит от такого наклона, — объяснил он.

— Вполне понимаю, — сказал Пеннел. — Не угодно ли стул?

— О нет, спасибо, не стоит беспокоиться, — ответил Бейтс. — Думаю, я уже увидел все, что нужно. Воистину, это очаровательно.

Пеннел переминался с ноги на ногу и выглядел взволнованным.

— Я никогда не устаю наблюдать за тем, как они работают, — согласился он. — Эльфы, феи! Существа из детских сказок! — Он улыбался во весь рот.

«Улыбаетесь, сэр, — подумал Бейтс. — Улыбаетесь, но у вас испарина над губой видна. Может быть, вы не совсем еще потеряли стыд. Нервы, сэр, нервы».

— А что это существо, э-э, мастерит?

— Какое-то устройство для измерения величины угла отклонения от курса — знаете, во время полета. Я мог бы дать вам его точное техническое название, хотя есть такой мистер Николсон — он больше понимает в подобных вещах.