Царство Флоры - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 15

• Предыдущая
• 15/69
• Следующая

— Стреляй, Евгеньич! Стреляй, ну! — заорал егерь Мазай.

Марат выстрелил дважды — пах! пах! Визг оборвался хрипением где-то в чаще, потом снова послышался треск, топот.

— Не попал, промазал, ах ты, чтоб тебя! Ушел сволочуга! — Егерь выскочил из кустов. — Ранили вы его, только зря раскровянили. Что теперь я делать-то буду? Раненый секач лесу — это караул кричи, вот оно что это такое. Хорошо как сдохнет сам где-нибудь в бучиле, а то если не сдохнет? Освирепеет. А тут грибники, деревенские в лес попрут… Задерет, убьет кого-нибудь.

— Пошли по следу. — Марат закинул карабин на плечо.

Ему было досадно и слегка стыдно перед Мазаем. Но, в общем-то, ничего, даже весело. В принципе трофей был упущен, но вся соль охоты — здесь, на этой прикормленной солевой поляне в чаще леса, лихорадочное ожидание в засаде, ужас и восторг, наконец, кабан и сам выстрел — была испытана, прочувствована от корней волос до кончиков пальцев. Дрожь унялась, и осталась только усталость. Впервые за весь этот длинный день — день далеко от Москвы — Марат ощутил, как он устал.

Но, пересиливая себя, он повторил:

— Пошли по следу, Мазай.

Но егерь только рукой махнул, только сплюнул и выругался матерно. И от его мата на душе Марата стало совсем хорошо, покойно.

Выпадают дни, когда все с самого утра как-то не задается. И настроение, и радость бытия падают ниже низшего своего предела. Катя, еще не умывшись и не позавтракав, начала названивать по телефону Драгоценному, но телефон всякий раз отвечал: «Абонент недоступен». Разлука и неизвестность давили на сердце тяжестью. А тут еще за всеми этими расстройствами и на работу катастрофически опоздала. Из «Вестника Подмосковья» позвонили — статья о подростковой преступности не пошла в печать, слишком все сурово, натуралистично и безрадостно в перспективе, мало оптимизма, который с некоторых пор стал пламенно приветствоваться на страницах «Вестника». Оптимизм. Какой там, к дьяволу, оптимизм! Но в результате статью пришлось срочно править, добавлять смягченные данные криминальной статистики, срываться из главка и мчаться в редакцию.

Редакция «Вестника» помещалась на Остоженке. Катя промаялась там до самого обеда, обсуждая с главным редактором перспективы сотрудничества пресс-службы ГУВД и прессы и те подводные камни, которые внезапно возникли в их отношениях. Пообедать она решила где-нибудь в кафе, ну, хотя бы на уголке Сивцева Вражка или же в каком-нибудь из симпатичных переулков в районе Пречистенки. Например, вот в этой уютной кофейне в Афанасьевском. Название переулка показалось ей знакомым. Не далее как вчера… Ну конечно же… Катя, шаря в сумочке, прошла мимо кофейни. Извлекла глянцевый кусочек картона — визитку. И увидела тот самый дом и вывеску. Дом № 7 — «Царство Флоры». Витрина нарядного цветочного магазина.

«Надо же, они торгуют цветами, — подумала она, глядя на визитку с фамилией Тихомиров. — Эти двое вчерашних господ, они торговцы цветами… Что может быть общего… Странно, отчего Колосов не поверил этому, как его… Андрею Балмашову? Он ведь не поверил ни единому его слову — «кто-то бродит в доме, меня пытались задушить». Он, этот Балмашов… он так это рассказывал… У него такой взгляд был — брр! Ужас смерти… Эта ночная погоня в лесу. Но где-то это уже было. Словно что-то подобное я уже слышала или читала… У Конан Дойла есть рассказ про ожившую мумию, как она выслеживала своих жертв. Может, поэтому Никита и не поверил ему? Да нет, он детективов принципиально не читает».

Она взялась за ручку двери, которая была из зеленого пластика. Вывеска «Царство Флоры» тоже была изумрудно-зеленого цвета. Она притягивала взгляд, выделяясь на фоне серой громады бывшего доходного дома.

Царство Флоры — богини цветов…

У входа мелодично звякнул колокольчик. Катя переступила порог, и почти сразу ее окутало волной аромата. Просторное, залитое солнцем помещение. На фоне белого декора — яркие пятна. Цветы, цветы, цветы… Зеленая стена молодого бамбука, точно ширма, отделяющая часть зала. Белая винтовая лестница на второй этаж. Возле нее — клумба, да, да настоящая стилизованная клумба: дубовая бочка с землей, а в ней… подсолнухи. Огромные, желтые, с черно-коричневой серединой, настоящие подсолнухи.

Катя сделала несколько шагов в глубь магазина. У стойки с компьютером никого, в зале пусто — ни продавцов, ни покупателей. А это что? Неужели лютики? Самые обычные полевые лютики в вазе, и это по соседству с пурпурными каллами и орхидеей, чьи соцветия так похожи на тропических бабочек?

«Какой отличный магазин, сколько всего, надо взять на заметку», — подумала Катя и увидела на стене тканый гобелен. Не постер, не репродукцию, которыми обычно украшают стены офисов и торговых залов, а гобелен довольно больших размеров, так что изображение на нем, казалось, господствовало, царило над всем помещением, купаясь в лучах солнца.

По краю гобелена шел причудливый орнамент в виде переплетения трав и цветочных стеблей. Краски ткани были яркие, новые, и весь вид гобелена говорил о том, что это, скорее всего, новодел, а не создание старых мастеров.

«Французская картина, — решила Катя. — Кажется, это Никола Пуссен… Да, похоже. Однако странная какая».

Она отступила к желтым подсолнухам. Они так похожи на желтые блюдца, по ним можно гадать, так же как и вон по тем белым полевым ромашкам — любит — не любит. Подсолнухам надо много солнца. Говорят, что они поворачивают вслед за ним свои желтые головки. А на этой картине солнце на тканом небосводе представлено возничим, управляющим квадригой лошадей. Солнечный бог Аполлон — Гелиос, прекрасный, недоступный. И как жадно на него смотрит вот эта женщина, изображенная в центре, смотрит из-под руки…

— Я не знаю, что мне делать… Я погибаю…

Тихий женский голос. Катя замерла от неожиданности. В этом пустом зале среди цветов…

— Сережа, я погибаю, а он… он ведет себя так, словно я…

Голос доносился сверху, с лестницы.

— Марин, но чем я-то могу тебе помочь?

Женскому голосу ответил мужской — тоже тихий, низкий, мягкий.

«Надо окликнуть, поздороваться, нельзя вот так стоять под лестницей и подслушивать чужие излияния». Но Катя никого не окликнула.

Эта картина… Что-то в ней не так. Что-то не то. Покой, умиротворяющий покой во всем… Шмель вон жужжит, бьется о стекло… Яркие краски новой ткани. Дождь лепестков, поляна, усеянная цветами, место полуденного отдыха в тени деревьев и шпалер, увитых виноградом и дикими розами. И персонажи. В центре — сама Флора, владычица цветов, царица садов и бутонов, и ее странная свита. Восемь фигур. И над всем этим в облаках — солнечная колесница и бог — такой далекий, желанный…

«Вот этот, склонившийся над кувшином с водой, смотрящий на свое изображение, явно Нарцисс, — решила Катя. — Вон и цветы, белые нарциссы у него в руках. Рядом с ним — его подруга. Как же ее звали… забыла… А этот, опирающийся на копье… охотник со сворой гончих… Господи, какая ужасная рана у него на бедре… Так реалистично все изображено, выткано. Кровь… капли превращаются в цветы. Что это за цветы?»

— Ничем ты мне не можешь помочь. И никто мне помочь не может. Знаешь, я ведь уйти отсюда хотела. Совсем. Почти уже решилась, но…

— Это не выход, вряд ли что это для тебя изменит. А мы все здорово потеряем с твоим уходом. И Андрей тоже много потеряет.

Голоса на лестнице. Женский и мужской. Женский доверчиво жалуется, сетует, мужской утешает.

— Никогда не думала, что такое со мной может случиться. Понимаешь, у меня нет своей воли. И гордости никакой тоже уже не осталось. А он все это видит. Он видит, что я готова унижаться, и ему все равно. Я ему от этого еще больше противна.

— Не пори ерунду. Он к тебе очень хорошо относится.

— Откуда ты знаешь?

— Мне ли Андрея не знать? Мы друзья с первого класса. Он… Ох, Марин, ну что тут скажешь? Он хороший человек, очень талантливый, но он не хозяин своей судьбы в этом вопросе.

• Предыдущая
• 15/69
• Следующая