Притворщик - Брэдли Селеста - Страница 28

Несколько минут спустя Саймон свернул в темный переулок, в который выходила стена сада при доме, расположенном в респектабельном районе Лондона. Быстро оглядевшись вокруг, он ухватился за верх стены, подтянулся на руках и перемахнул через нее, а затем проскользнул через темный сад, избегая ступать на дорожку, покрытую гравием, который скрипел под ногами.

В отличие от многих других домов в этом доме кухонная дверь была заперта на огромный замок, но Саймон даже не остановился, хотя знал, что смог бы открыть его, если бы захотел; вместо этого он прошел к углу дома, где декоративная кирпичная кладка одновременно служила примитивной лестницей.

Прикасаясь к кирпичам только кончиками пальцев и мысками штиблет, Саймон быстро поднялся до третьего этажа и, дотянувшись до ближайшего окна, распахнул его, затем ухватился за подоконник и, сделав одно плавное движение, оказался в комнате.

Слуга, стоявший возле письменного стола, обернулся и испуганно прижал руку к сердцу.

– Ох, сэр, опять вы это делаете!

Саймон не спеша снял пиджак.

– Прости, Денни; ты же знаешь, я иногда не могу устоять перед искушением. – Потянув за кончик галстука, он развязал его и бросил поверх пиджака.

– Могли хотя бы сообщить мне, где находитесь. Я чуть с ума не сошел, тревожась за вас, сэр.

– Знаю, Денни, знаю. Извини.

В отличие от Баттона Денни не был, гениальным мастером завязывать галстуки и не имел других важных преимуществ. Ему едва исполнилось восемнадцать, и этот бедный маленький старьевщик все еще чувствовал себя не вполне уверенно в должности мажордома, отчего часто волновался по пустякам.

– Дела, друг, дела. Местного значения, как тебе должно быть хорошо известно, потому что за последние две недели ты отправил мне не менее двадцати посланий на адрес клуба.

Денни шмыгнул носом и перестал ныть. Иногда Саймон задавался вопросом: кто из них кому служит? Иметь слуг означало, что ты зарабатываешь на их содержание, а они по-отечески заботятся о тебе.

Однако он так редко пользовался своим спартанским домом, что Денни научился довольно хорошо справляться с домашними делами, нанимая поденщиков для ухода за территорией вокруг дома и для уборки.

Саймону следовало бы продать дом, потому что здесь он не чувствовал себя хозяином, зато имел от него одну головную боль. В этом доме и наполовину не ощущалось того тепла, которое присутствовало в доме на Кэрридж-сквер.

К тому же Агата никогда не переступит порог этого дома. Но с другой стороны, куда он тогда денет своих найденышей, своих уличных беспризорников вроде Денни?

Одним из таких найденных им сокровищ был Стаббс, другим – Фиблс. Этот карманник с лихвой оправдал сумму, которую пришлось заплатить, чтобы избавить его от каторги. Потребность в получении надежной информации была так велика, что Саймону хотелось бы иметь среди своих сотрудников побольше карманников, обладающих ловкостью Фиблса.

А вот Денни выполнял свои обязанности молча и лишь иногда испускал театральный горестный вздох, чтобы напомнить хозяину о его прегрешениях.

Почувствовав, что его терпение на исходе, Саймон как можно мягче произнес:

– Денни, уже поздно; почему бы тебе не лечь спать? Завтра я рано подниму тебя, а пока…

Услышав столь приятное приказание, парнишка повеселел, и на его страдальческом лице появилась робкая улыбка.

– Слушаюсь, сэр. В таком случае я встану, как только появится тележка молочника.

– Вот и хорошо. Спокойной ночи.

Оставшись наконец наедине со своими мыслями, Саймон придвинул кресло поближе к огню, стремясь получить хоть немного тепла взамен того, которого только что лишился.

Ему не сразу удалось побороть свое удивление и понять, что именно сделала Агата. Молодая женщина, леди, была вынуждена изобрести для себя мужа, чтобы беспрепятственно заниматься поисками исчезнувшего брата. А потом нынче ночью ей показалось, что она влюбилась – влюбилась в Саймона Рейна, вора, бывшего трубочиста и прижитого неизвестно от кого сына чипсайдской проститутки.

Ну что ж, он готов поклясться, что она больше не влюблена. Странно, если бы это было иначе. Он лишил ее девственности, а потом предал, причем сделал это крайне неумело. Невежественный, обуреваемый похотью, он причинил ей куда больше боли, чем она ему. Воспоминание о ее широко распахнутых глазах и сейчас преследовало его, всякий раз заставляя вздрагивать.

Ему было неприятно узнать, что он принадлежит к категории мужчин, которые не способны контролировать себя и всегда идут на поводу у своих физиологических потребностей.

Но точно ли это была всего лишь физиологическая потребность?

Саймон тряхнул головой, пытаясь прогнать сомнение. Ну конечно, это всего лишь физиологическая потребность. Агата – женщина соблазнительная, страстная, нежная. Любой мужчина с ума бы сошел от радости, если бы ему посчастливилось заполучить к себе в постель такую, как она.

Любой, только не он – мастер самоконтроля, хирург, а иногда даже хирургический инструмент. В его тайном мире не осталось места для нежности и тепла.

К тому же за последние недели он несколько раз серьезно ошибся в оценках. Он недооценил Агату и недооценил силу страсти, которая обрушилась на него наподобие удара дубинкой, нанесенного грабителем в темном переулке.

Страсть. Он не заметил, как она подкралась, а теперь не мог без нее жить. Он хотел вернуть Агату, чтобы всю жизнь провести в ее объятиях, и он знал, что никогда не позволит себе этого.

– Я надеялась, что он женится на мне.

Агата отвернулась от окна, как будто утренний свет резал ей глаза. Джеймс, как положено выздоравливающему, полулежал на диване в гостиной, забыв о подносе с завтраком, стоявшем у него на коленях. Бледность и тихое страдание сестры тревожили его: прежде Агги никогда, не была тихоней.

– Но почему?

– Потому что я люблю его.

Джеймс поморщился. Проклятие, ну и ситуация!

– Ты уверена? Кажется, ты знаешь его всего несколько недель.

Агата быстро взглянула на него.

– Ты знал его многие годы, вот и скажи мне, есть ли причина, по которой мне не следует любить его?

На этот раз Джеймс надолго задумался. Он не мог отрицать достоинств Саймона. Пусть даже в данный момент ему хотелось задушить его собственными руками. Да, непростая ситуация…

– Но может быть, ты просто увлеклась персонажем, роль которого он играл?

Агата опустила глаза.

– Я только и думаю об этом. Не слишком, приятно осознавать, что ты влюбилась в человека, которого на самом деле не существует. – Она принялась нервно шагать по комнате. – С другой стороны, мне кажется, что в эту роль он вкладывает очень много себя настоящего. Возможно, Саймон играет роль человека, которым когда-то был…

Джеймс взъерошил рукой волосы.

– Что ж, возможно, так оно и есть. И что ты намерена теперь делать? Я, конечно, мог бы заставить его жениться на тебе…

Потускневшие глаза Агаты негодующе сверкнули.

– Если его придется уламывать, то он мне не нужен.

Джеймс с досадой тряхнул головой.

– Да нет же, дело совсем не в этом! Для Саймона женитьба означает конец карьеры: он неоднократно говорил это, и я ему верю. Он считает, что в противном случае его семью могут использовать против него.

Агата опустила глаза.

– Понимаю. В такой ситуации он будет вынужден выбрать Англию и потом всю оставшуюся жизнь обвинять себя в том, что предал свою семью.

– Вот именно. Я рад, что ты поняла это. И вообще ты сильно повзрослела за последний месяц…

– Точнее, за последние несколько лет. Просто тебя не было рядом, чтобы заметить это.

Джеймс промолчал. До этого он убеждал себя, что его письма к ней символизируют братскую преданность, и каждый раз обещал себе, что навестит сестру, как только выполнит очередное задание…

Правда заключалась в том, что Джеймс любил свою работу, любил ее риск и интригу. В «Клубе лжецов» он считался мастером диверсионной деятельности, великим Грифоном, который двигался бесшумно, как лев, и обрушивался на жертву с точностью орла. Он был тем человеком, к которому обращались в самых безвыходных ситуациях.