Дайте руку королю - Гергенрёдер Игорь - Страница 19

• Предыдущая
• 19/21
• Следующая

Скрип молчит. Если б король убился, сейчас не было бы ужаса. Но завтра… мучил бы Петух.

– Ты меня… ты ко мне отнесся… – выдохнул Сашка в лицо, – и я тя спасу! Ведь ты сдохнуть должен. Скоро! Это я узнал – я! Мы не только зырили, как Свету е…т, мы слушали. Знаешь, зачем мы военным? – И он объяснил, как смог, то, что можно передать короче, точнее.

Военные вывели вирус «бэшку». Для этого использовали вирус полиомиелита и другие. Начнется война, и страшной болезнью будут заражать американцев, немцев, японцев… «Бэшка» должна быть неизлечимой и быстродействующей. И надо, чтобы она не передавалась от человека к человеку: иначе пострадают и свои. Ее будут распылять в воздухе.

Работа еще не закончена. Военные не совсем довольны «бэшкой». Им нужно исследовать ее действие на тех, кто переболел полиомиелитом, кто болен церебральным параличом. Тех, кого они выбрали, направят в Челябинскую область, на секретный объект…

Все это Сашка втолковывал Скрипу, пересыпая рассказ матом.

– Они почти всю нашу палату выбрали. Тебя. Парашу. Курилку. Петуха, Глобуса… И меня… По домам послали письма: хотите, чтоб вашего ребенка лечили грязью? В новом детском санатории? Леченье очень оздоровляет! – король разразился хохотом. – Жестяной – е…ть его в …й, падлу, – умеет пи…дить. Озд-р-р-овляет, хо-хо-хо!

Скрип узнал: Сашка и Петух написали своим родным, родным других поли, как будут их «лечить». На конверты, на почтовые марки пошли деньги из тех, что были украдены из люстры. Их дали няне Люде. Она отправила письма. Подозревала, что написано в них? Взяла за труды.

– Думаю, а вдруг не отослала, блядская карга? Но не-е. Вчера спросил Роксану: когда, мол, еду в санаторий? А она: твои родители не согласны! – его глаза торжествующе сверкнули. – Ты понял?! Мать меня ценит!

– Я ведь че-о… – король оскалил зубы. – Думаю, а кого-то же нарочно отдадут. Избавиться! – хохотнул. Помолчав, обронил: – Петуха не отдали. Глобуса. Даже Коклету не отдали, – он хмыкнул. – Но на двоих пока никакого ответа нет. А Жестяной говорит: «Молчанье – знак согласия!»

– Твои, – Сашка погладил Скрипа по голове, – согласились! Курилка, Параша – вы едете в санаторий.

– Но ты же… нашим не написал?

– Конечно, нет!

Голый, мускулистый, стоит перед Скрипом, опираясь на клюшки.

Вглядывается.

– Введут тебе «бэшку», будут следить, когда тя скрутит. Какие лекарства как подействуют. Может, сдохнешь скоро. Может, помучаешься… Но если и скоро – все равно с мученьем.

Скрипу жарко. Охватила слабость. Сейчас ноги подкосятся…

– Жить тянет?

Он кивнул. Поспешно кивает.

– Я тя спасу! Напишу твоим. Адрес знаешь?

Мальчик сказал название города.

– Улица Тимирязева, восемь. Квартира семь.

– Сделаю! Но ты больно не радуйся. Я над твоими не король. Может, ты им на хер не нужен?

– Не-е-т!! – вскричал он.

– Орать бесполезно, – отрубил Сашка.

Дверь открылась. Петух принес бычок, коробок спичек. Король взял. Велел:

– Срой!

Когда тот ушел, Скрип попросил:

– Пожалуйста… и Кире домой напиши, и Проше!

Сашка сжал окурок губами, перебрасывает его во рту. Все мускулы лица в движении. Зажег спичку.

– Им – нет!

У Скрипа – слезы.

– Пожалуйста! Сашенька… ты ведь… хороший.

Он затянулся, как мужик.

– На колени встанешь?

Мальчик, опираясь на клюшку, хотел опуститься мягко. Не вышло. Коленки ударились об пол.

– Поцелуй мой …, – сказал король, дотягивая бычок.

Перед Скрипом покачивается здоровенный член с полуоткрытой головкой. Отпрянул, закрылся руками.

– Не хочешь?

Он мотает головой.

– Чмокни разок! Ведь за друзей.

Скрип отвернулся к стене, не отрывая от лица рук.

– Как хошь, – сказал Сашка. – Если б чмокнул, я б те велел мне жопу полизать. – И вдруг вскричал: – Ваше счастье, что я – благородный!

Скрип лежит на кровати. Петлю не отцепили от ее спинки, но и не следят, чтобы она была надета. Скоро он, Киря, Проша и еще двое поедут в детский санаторий. Те двое – и лежачие, и дебильные. Они слышали, что их ждет, но не понимают этого.

А Киря и Проша – не знают.

– Хочешь – скажи! – говорил Сашка (тогда, в уборной). – Но если их отдадут? Так они не будут знать, не будут заране мучиться. Или… – король оскалился, – их – нет, а тя отдадут? Они про это знать будут… Не обидно?

И Скрип не сказал.

Сашка написал письма домой всем троим. Адреса Кири и Проши узнал у Нонки. Истратил на конверты, на марки еще часть тех денег, что стырил из люстры. Не пожалел на авиапочту. Письма унесла няня Люда. Снова взяла за труды. Скрип спрашивал ее: отослала? Божится – да! Но кто знает, что накорябал король?.. Эх, не умеет Скрип писать…

Сашка верховодит в палате, точно ничего не случилось. Сильно побил, помучил Глобуса и Владика. А троих виновников не трогает. Поли уверены: изобретает для них какую-то особенную кару…

Киря и Проша тогда в темноте не разглядели, как Скрип спас короля. Считают – тот сам ухитрился. Они думают, он силой увел Скрипа в уборную и там изощренно над ним издевался. Может, заставил есть кал… И поэтому они не заговаривают с другом, чтобы не расстраивать.

Он часто топчется в коридоре около ординаторской, где собираются врачи. Караулит, когда выйдет Роксана Владимировна. Спрашивает:

– Когда я поеду в санаторий? Я поеду?..

Она проходит, не ответив. Он дрожит. Если б отец-мать отменили свое согласие, она б ответила: «Не поедешь». Ведь сказала же Сашке! И Петуху. Глобусу. Коклете…

Разбить об стенку башку, чтобы уж больше не трястись.

Разбить – сил не хватит.

А может, письмо пришло? Родители отказались отдавать его в санаторий? Просто ему она не хочет отвечать… Но чуялось: не было письма.

Он запирается в уборной в кабине. И сидит-сидит… Палата опротивела до того, что здесь ему лучше.

Он представляет дом. Комнату, где жил с бабушкой. Если высунуться в окно, слева увидишь большую лужу. В той жизни, жизни дома, – как мечтал дойти до нее! пустить бумажный кораблик…

Не видать ему больше эту лужу…

Когда мать оставила его тут, как он мучился, что придется здесь лежать целый год! А сейчас он рад бы всю жизнь быть в постылой, отвратительной, ужасной палате!.. Только бы над ним не наклонился Жестяной со шприцем, не ввел «бэшку».

Дверцу кабины сильно дернули.

– Скрипка, вылазь! – голос Сашки-короля.

Он отодвинул щеколду.

– Щас мы были у Нонки в классной комнате. Забегла Света. Отошли с Нонкой от нас, говорят тихо, а я слышу… Пришли письма! Про Курилку и про Парашу!

– А… про меня? – прошептали губы Скрипа. Хотя он уже знал ответ.

– Про тя – не-е. А их – отдали! Ага! Курилкин папаша написал: пусть будет польза обороне СССР! А мать Параши: нету моих сил и возможностей, вы лучше знаете, что с ним делать, на все даю согласие… Я говорил?! Я так и ждал. Это меня мать ценит! Ох, и ценит! А вас… – он на секунду умолк. Погладил Скрипа по голове.

– А врачи обоссались! Им хорошо, что вас отдают, но по письмам видать: все стало известно! «Лечение» – га-га-га! В «санатории» – е…ть их в сраку! Пусть будет польза обороне СССР! И будь доволен. – Сашка потрепал его по щеке. – Света с Нонкой шепчутся, а я слышу… Перессали! Теперь их всех затаскают в КГБ! Ты понял?

Но он понимает одно: его отправят в… «санаторий».

– А я бы, – король раскурил бычок, – я б никого не отдал. Даже если б вас, например, не стали кормить, я свою жратву с вами б делил. Ты помнишь, я курицу принес? Много я от нее съел?! А деньжата? Я их достал, ты же видел – я! А трачу на всех. Думаешь, они мне самому не нужны?

Он мог бы, объяснял Сашка, попросить няню Люду, и она приносила бы ему с фабрики-кухни жареных морских окуней. Какая у них хрустящая вкуснейшая корочка! А то еще вот: в институте, на первом этаже, – буфет. Там продаются бутерброды с красной икрой. Яблоки. Апельсины. Финики…

• Предыдущая
• 19/21
• Следующая