Буколические сказы - Гергенрёдер Игорь - Страница 19

• Предыдущая
• 19/45
• Следующая

А по Уралу проплывал водный трамвайчик из дома отдыха. Там — его зять, первого-то, с бабёнкой; рядком сидят, после увлекательной ночи любуются на природу, ядрён желток, стерляжий студень! Она в тёмных очках, кофточка на грудках в натяжку, юбочка в обтяжку: такой себе груздочек, объеденье-смак! А зять в бинокль на Лядский песочек: а на песочке его тесть со старухой, весёлый мах, лиха припрыжка. Игра идёт, растолкай-содвинься. Он с пристани в область — звонок. А оттуда уже разъехались в розыски...

На песочке не застукали. Не успели. Их обоих застали к вечеру в бывшем срубе винокуренном. При нём старуху не посмели тронуть, а после — пожалуй, ищи её, почечуй во все проёмы!

Его, конечно, разбирали: до самого верху дошло. Заслуги всякие, ценили его. Всё ему можно, но занятие со старухой не предусмотрено. Перевели далеко, а он и оттуда сбеги к нам.

Истёрся — не узнать. Наши-то его видели, подкармливали, а из области приедут — не даётся, ускользает. Рыщет с такими же. Они раз, старухины любители, в ерике ловили сорожняк бредешком. Из-за сорожек заспорили с ним. Все ж голодные, чеши их, козелков. На него: «Мало ты пожрал, пока кнут держал?! Предал партейную совесть — и чего трёшься здесь? Сколько попортил красоток — и чтоб и самая-то красота твоя была?» Слово за слово, и убили его. Такотки! За двух-то сорожек.

Наверху думалки работают, всё явление на учёте. Но пока не изучили — с осторожностью к нам. Вот Мартыновский бор и стоит. Каких успехов хотели натворить, а не сбылося. Как ни посягали — и глухаря повывели, и стерлядка нынче где? А гриб бабья плюшка растёт. Не то, как оно раньше, но всё же находим. И ежевика есть. Лядский песочек — узенька полоска, а вон пригодна купаться. Плохо ли, нет — но всё же не как у других. Сохранено, бычий мык, задом брык, малосольный случай! Птица Уксюр и бразильская старуха сберегают нас.

Чёрные брови у девушки — уж какая краса-то! Но ещё и признак круглого зада. Упроси какую из наших чернобровых. Поймёт, что это тебе нужно по-серьёзному, для знания — разденет свои балабончики: гляди! Сыщешь где круглее? Ни в жисть! И эдак потянет тебя на поцелуй — изумительно. До того захочешь проверить своё изумление, что вильнёт она ими ненароком — и без касания брызнет у тебя сок.

Слава о наших чернобровеньких, задастеньких расходилась по всем уральским местам и даже до Ташкента. Потому в старые-то времена делались у нас в Поиковке сравнительные смотренья. Съезжалась вся девичья красота аж от верховьев Боровки, с Уральского городка и станицы Сыртовской. Июнь-кормилец погодой дарил. Назначали день перед посевом гречихи, когда земляника на полянках закраснеется.

С вечеру у нас пекли сладкие балабончики в натуральную величину из белой муки. Размер снимался с самой обходительной девушки. Пекари её вертят, нагинают, занимаются — а уж она прячет личико стеснительно. Ухмылки не допустит, на озорство не изругнётся. А они не жалеют для балабончиков масла-сахару, кладут мёд-белец — смазать молодцу конец.

Наутро молодцы несут балабончики навстречу гостям. А те-то — красотки белокурые, рыжие, русые; и чернявеньки, как у нас. Под лёгкими юбками свои кругленькие подарочки припасли, на важное дело: умыты настоем цветка цикория. В межеулках — ароматы! бриты есть и кудреваты.

Гостям уже накрыты столы. Покормят ушицей из ершей, пирожками с сомятиной, творогом со сметаной, с сахаром да имбирём — и поведут красивых в Щегловый лесочек. На опушке и сейчас можно сыскать трухлявые столбушки от лавок. А сколь там растёт маку да жасмину дикого!

Когда Тухачевский проходил боями нашу Поиковку, на опушке Щеглова лесочка обратил своё внимание на жасмин. Велел его повыдергать, чтобы привольно рос один мак — цвет и любовь революции. Сколь годов минуло — и опять жасмину полно... Сказывают, когда Тухачевский попал под репрессию, было спущено сталинское указание — восстановить жасмин!

А в старую-то пору всю опушку оплетала ежевика. Для наезду гостей, для сравнительного смотренья лавки стояли гладкотёсаные. Ведут молодцы сюда пригожих, а щеглы перекликаются, в медунице пчёлы гудят. Пустельги падают в кипрей — кузнечиков цапают. И уж как раздольно в полях поодаль от лесочка! Над Сыртовскими холмами синева сгущена — кажись, будто грозовая туча. Это к богатому медосбору.

Народ следует чин чином, у мужиков волосы квасом смочены. Дело-то важное — выпимши никого нет. Бабы этак в полутени, чтобы жар не больно донимал, но, однако ж, чтобы всё было в аккурат наглядно, расстилают самаркандские покрывала. Малиновые, зелёными полумесяцами расшиты, золотыми павлинами. На лавки, на первые места, стариков садят самых старых.

Бородёнки седые, на головах волосишки — пух; губами жуют, а глазки ласковые — чисто дети!

А в лесочке приготовлен высокий плетень; с листвой прутья-то — ещё не пожухла. За плетнём девушек одевают для дела. Кто этим не занят, веночки плетут. Парни с ушатами за ключевой водой спешат. Какому сердцу не томно?..

Ну, гляди — пошли девоньки. Уж как оно всё строго соблюдено! У каждой на тело голое, душистой травой обмахнутое, надета белая рубашечка — оторочена голубыми кружевцами. Рубашечка ровно на девичью ладошку спускается ниже пупка. Эдак деликатно-то! Причёски убраны лентами, на шее — бусы, на пальцах — перстеньки. Ступают девицы шажком плавным, но сильным — этаким перекосистым, — чтобы балабончики подскакивали! чтоб было видать, как загуляют в работе, в патоке и в поте. Любуйся всласть!

Прошлись, приятные, — ложатся на покрывала ничком, занята мысля толчком. Рубашечки беленьки, кружевца голубые — до поясницы. Подружки подносят балабончики сладкие, сдобные — и девушкам на их балабончики кладут. Трепещут игрунчики-кругляши, меж них, палочка, попляши! Девушки легонько ими подрагивают, запевают звонко: «Балабончики медовы, вкусноту отдать готовы?»

А подружки заливисто: «Обязательно! Завлекательно!» Девушки на покрывалах подкидывают резвей. «Балабончики ядрёны, подарите смех да стоны!» — «Обязательно! Завлекательно!» Красавицы в смех звонкий вдарятся — да кидать колобки вовсю: подружки еле поспевают ловить. «Балабончики прыг-прыг, подарите сладкий крик!» — «Обязательно! Завлекательно!»

Тут босого паренька, глаза завязаны, пускают на покрывала. Девицы на четвереньках, козы, собьются в гурт: визжат, балуются, выставляют свои тугие игрунчики. А уж он хвать-хвать, досконально берёт наощупки — вертлявый щупарик. Переберёт всех, переберёт, обхватит гладенькие кругляши, щекой прильнёт к ним: «До Сибири, до морей балабонов нет круглей!»

Скинет повязку с глаз, а тут и весь народ подступит. Глядит, взаправду ли самые круглые провозглашены? Заспорят, конечно. И уж тут вся надежда на стариков. Дряхленькие, бородёнки седые, волосишки на головах — пух. А выручали. На ножках слабеньких покачиваются, а девичьи калачики оглядывают с такой лаской — чисто дети! После и ручками пощупают — старенькие, да честные. И либо дадут согласие пареньку, либо затянут голосками дрожащими: «Сладкие коренья, зелен виноград, укажи, сравненье, покруглее зад!»

Другого парня, на глазах повязка, — на покрывала к девушкам-то. Он усидчив, а уж и люди строги. Чай, каждая заслужила правду для своих сдобненьких. Не удовлетворит этот парень честность стариков — зовут третьего.

Народ квасом освежается, ягоду ест, за дело болеет. После полудня устанут старики — укажут победившие кругляши. И непременно они, самые круглые-то, — у чернобровенькой! У нашей причём — из Поиковки. Этакими смоляными стрелами брови! И до чего идут они к белым балабончикам сахарным! Приклонит она головку к траве, возденет их, и кладут на них веночки, один на один.

Парень оголится до пояса, обмывает шею да плечи из ушата ключевой водой. Победившая девушка перед ним, глаза из-под бровей — пламя. Рубашечка на ней беленькая, оторочена голубыми кружевцами — ровно на девичью ладошку опускается ниже пупка.

Натрогался сдобных булочек, любезный, — полюбуйся подбритеньким навздрючь-копытцем. На воздухе свежем глаз оно нежит. Парень глядит не оторвётся, а девушка смешочки сыплет. Ты восстань, головка вольная, где ты сыщешь боле гольное? Гольный мёд в навздрючь-копытце! умоли его напиться... Молит влюблённый, а где ж отклик? Будет, как не быть — коли её совершенство с завязанными глазами вызнал!

• Предыдущая
• 19/45
• Следующая