Черкасов - Герасимов Ю. К. - Страница 42

• Предыдущая
• 42/91
• Следующая

— Господа… Господа, я не оговорился. Я вам говорю — рабочим и работницам, крестьянам и крестьянкам, солдатам и морякам. Вы — хозяева и подлинные господа на шестой части мира… Приветствую вас от лица науки, обязанной думать о вашем настоящем и вашем будущем счастье…

Полежаев говорил с сидящими в зале комсомольцами как старший товарищ и как современник. Зал чутко реагировал на каждое его слово. Но вот в голосе старого профессора послышались хорошо знакомые зрителям фильма задорные нотки:

— Как вам известно, в конце той картины, которую про меня снимали, я был буквально накануне смерти. Так вот не вышло! И обещаю вам, господа комсомольцы, торжественно обещаю в день вашего юбилея — всегда быть с вами, куда пошлет партия, на учебу, на защиту границ, в небеса, на полюс, па дно океана — для счастья нашего народа и всего человечества!

Николай Константинович Черкасов впоследствии не раз вспоминал этот вечер. Он говорил, что редко ему приходилось испытывать такое волнение, чувствовать такой подъем аудитории…

Всенародное признание, окружившее фильм «Депутат Балтики», явилось основанием для присвоения Черкасову звания заслуженного артиста РСФСР.

Трудно переоценить значение роли Полежаева в творческой судьбе артиста. Сам он говорит так:

«На примере „Депутата Балтики“, в работе над образом Полежаева я впервые понял, что дает актеру настоящий, остро и правдиво, всесторонне очерченный жизненный конфликт…

Работа над образом революционного ученого Полежаева стала для меня политической школой. Из этой школы я вышел с ясным сознанием, что отныне любимым моим героем в театре и кино явится тот, через образ которого полнее и глубже можно будет передать революционные идеи нашей великой эпохи».

Летом 1937 года Черкасов снимался в фильме «Друзья». В советской кинематографии это была первая художественная картина о Кавказе, о братстве народов, пришедшем на смену искусственно разжигаемой национальной розни. Автор сценария поэт Н. Тихонов писал: «Моя старая неизгладимая любовь к Кавказу внушила мне мысль сделать такой сценарий, чтобы великие массы народа увидели горы и людей гор во всей непринужденности правды или вымысла, похожего на правду очень близко».

События, о которых рассказывал фильм, начинались в 1916 году. Голодные, жалкие бедняки горцы — осетин Бета и ингуш Мусса — смертельно ненавидят друг друга. За что? Да просто за то, что один — ингуш, а другой — осетин. Но вот судьба сводит их с замечательным «русским человеком» — Алексеем. Он помогает горцам разобраться в причинах их несчастий. И осетин Бета вместе со своим недавним врагом — «проклятым ингушом», вместе с «русским человеком Алексеем» мужественно сражается в рядах красных повстанцев, а когда погибает Мусса, приходит к его старой слепой матери и говорит простые, хватающие за душу слова:

— Матушка, ты потеряла одного сына — ты нашла другого…

Съемки проходили на Кавказе. Для участия в фильме колхозы Кабардино-Балкарии прислали по пятьдесят всадников в полном снаряжении: в бурках, с кинжалами и ружьями. Среди горцев ходил высокий худой осетин Бета в надвинутой почти на самые брови папахе, и никто, как и год назад в Полежаеве, не узнавал в нем Черкасова.

Пока готовили съемочную технику, Черкасов бродил по аулу, как и всегда, за ним следовала толпа ребятишек, плененных добротой, всевозможными фокусами, песенкой Паганеля и высоким ростом артиста.

— Колиа… Колиа… — кричали они на ломаном русском языке, — Колиа, достань нам луну с неба!

— Я осетин, — гордо отвечал Николай Черкасов, — и не могу достать с неба ингушскую луну!

И вдруг Черкасов исчез. Режиссеру сказали, что он ушел за перевал вместе с каким-то горцем. Черкасов отсутствовал три дня. На четвертый день, ранним утром, когда Арнштам вышел из сакли, то услыхал радостный гомон: это аульские ребятишки приветствовали возвращение Черкасова. Они висли на нем, теребили его за полы черкески, цеплялись за рукава. Режиссер сразу заметил, что Черкасов изменился. «Лицо обгорело, — вспоминает Арнштам, — черкеска, порыжевшая под лучами горного солнца, изодралась, постолы на ногах не казались, как это было прежде, чужими.

— Ну вот, — сказал он мне, — теперь будет все в порядке. Ты знаешь, как ходят горцы в горах? Они ходят медленно! Берегут силы, а не скачут, как козлы. У них тяжелая мужицкая походка… Теперь я понял, они просто мужики, только в черкесках!»

Играя Бету и находя все новые краски для того, чтобы показать благородство, наивность, мужество, доброту и вспыльчивость своего героя, Черкасов не избежал некоторой неровности исполнения, картинности, приподнятости жестов и поз, щегольства костюмом и оружием. Дагестанский писатель Э. Капиев сразу после выхода фильма на экраны говорил о том, что все же «самая большая удача „Друзей“ — полноценные и яркие образы горских крестьян». Он восхищался «кавказским, национальным звучанием фильма», «характерной и темпераментной непосредственностью» его персонажей. «Совершенно не чувствуешь, — писал Капиев в газете „Орджоникидзевская правда“, — что они говорят между собой по-русски, забываешь об актерах и лишь с удивлением думаешь, как это попали на экран твои добрые и знакомые с детства аульские соседи».

Вернувшись с Кавказа, Черкасов почти сразу же начал репетировать новую роль в театре.

10 февраля 1937 года, через сто лет со дня гибели гениального поэта, Ленинградскому государственному академическому театру драмы было присвоено имя Александра Сергеевича Пушкина.

Приняв высокое титло, старейший театр словно брал присягу хранить нетленные ценности русского искусства и развивать его традиции.

К ХХ-летию Октября театр ставил историко-революционную пьесу К. Тренева «На берегу Невы», воскрешавшую незабываемые события периода подготовки Октябрьского вооруженного восстания. Впервые на ленинградской сцене был воплощен образ В.И. Ленина. К. Скоробогатов изображал вождя революции энергичным, волевым.

В этом праздничном спектакле, в котором участвовал весь цвет театра, Черкасов играл рабочего Буранова — большевика, политического организатора народных масс.

Актер старался использовать все возможности, заложенные в драматургии образа, но показать Буранова интересным, духовно щедрым человеком ему удалось лишь отчасти. Особенно удачными оказались те сцены, в которых Буранова покидала его обычная сдержанность и он открыто проявлял свои человеческие чувства и темперамент революционера (ласковая, проникновенная беседа с мальчонкой Колей и идейная схватка с меньшевиком).

В роли Буранова Черкасов познал те сценические мели, на которые выносит положительного героя, если его высокая идейность не поддержана художественно полноценной образностью.

Во второй половине тридцатых годов в связи с укреплением социалистического государства и утверждением советского патриотизма как составной части коммунистической идеологии возрос общественный интерес к отечественной государственной и военной истории. На страницах книг и на сцене стали появляться те выдающиеся полководцы и государственные мужи прошлого, чья деятельность носила исторически прогрессивный характер. Первой из титанических фигур русской истории, которые воплотил Черкасов, был царь Петр.

Пьеса А.Н. Толстого «Петр Первый» была поставлена в Госдраме Сушкевичем еще в 1935 году с Я. Малютиным в главной роли. В его исполнении Петр I представал фигурой противоречивой и трагической: самодур, деспот и крепостник, осознавший свою историческую ответственность перед Россией. В конце спектакля стареющий Петр с бессильной яростью признавал, что все жертвы, принесенные им ради будущего, — казнь сына, казнь стрельцов, гибель тысяч крепостных, русских и шведских солдат — бесцельны. Он одинок среди порожденной им новой знати, и его великие замыслы будут похоронены вместе с ним.

Этот большой интересный спектакль с течением времени менялся. Советская историческая наука пересматривала прежние вульгарно-социологические оценки Петра I, выявляя положительный характер его реформ для развития России.

• Предыдущая
• 42/91
• Следующая