Превосходящими силами - Герантиди Олег - Страница 65
- Предыдущая
- 65/78
- Следующая
Манштейн всегда по вечерам делал записи в свой дневник. Но дневник он вел не для себя, не для потомков, а в надежде, что когда-нибудь он попадет на стол к Гитлеру. Поэтому Манштейн старался не упускать возможности в свободное время (ах, как его не хватает!) придумывать «гениальные» мысли, шлифовать их и только после этого записывал на бумагу. Понятно, что Гитлер – гений, кто ж еще? Понятно, что неудачи временные, а нападение было внезапным и вероломным! Понятно, что Германия воспрянет, кто в это не верит?
А сейчас следует обдумать мысль о комиссарах. Пришлось их немного пострелять. Законы войны! Ведь комиссары, с точки зрения международного права, не могут пользоваться привилегиями, распространяемыми на военнослужащих. Они, конечно, не солдаты. Я ведь не буду рассматривать как солдата гауляйтера, приставленного ко мне в качестве политического надзирателя. Но их также нельзя причислить к не участвующим в боях, как капелланов и медперсонал. Напротив! Не будучи солдатами, они являются фанатичными борцами, деятельность которых незаконна и, следовательно, должна караться расстрелом.
Правда, среди расстрелянных комиссаров много людей как раз в форме медперсонала и тыловых служб. Но это ничего не меняет! Эти крысы всегда умели хорошо маскироваться. Под медперсонал, например.
Так, в раздумьях (а чего по сторонам глазеть, туман вокруг, водная взвесь, проникающая даже в подмышки) в колонне бронетранспортеров он въехал в Байернфельд, где уже сутки приводил себя в порядок один из его авангардов – мотодивизия СС «Мертвая голова».
Манштейн переговорил с обергруппенфюрером СС Георгом Кеплером, недавно назначенным командиром дивизии вместо погибшего в Польше Эйке – конечно, все готово, мой командир. Что? Госпиталь? А, ерунда! Комиссары организовали раненых на бессмысленное и провокационное сопротивление. К несчастью, все погибли.
Здесь же, прямо на улице, валялись трупы четырех полячек, восточных работниц. Эти курвы примкнули к русским, выдали им старого нацистского деятеля, которого комиссары сразу же отправили в Сибирь убирать снег.
Корреспонденту «Сигнала», предварительно проинструктированному, Манштейн дал гневное интервью, в котором заклеймил позором зверства большевиков и азиатской солдатни. Трупы полячек на фотографиях выдадут за тела добродетельных немок, которые жизнь отдали за свою честь, будучи женами и матерями доблестных солдат Вермахта.
Чуть после, посоветовавшись с Кеплером, Манштейн решил не ждать. Впереди хорошая долина, в ста с небольшим километрах – Регенсбург. Для Австрии сил, конечно, маловато, что бы ни кричал там вождь-эпилептик в Берлине. Но рассечь коммуникации Жукова – по силам. А там посмотрим, кто кого. Раз пошла маневренная война, вы мне, Георгий, не соперник.
3-й танковый полк и батарея самоходок дивизии «Мертвая голова» начали движение по шоссе. В городе остался зенитный артдивизион, мелкие пехотные части, рота связи, ну и, естественно, штаб Манштейна.
Манштейн тем временем расположился в апартаментах местной гостиницы, в специально для него приготовленном номере. Бедновато, конечно. Что ж, придется потерпеть, захудалый городишко, понимаю.
И тут же в номер буквально ворвался его адъютант, обер-лейтенант Шуман, имеющий в свите будущего фельдмаршала прозвище «Пепо». А как прикажете называть миловидного, стройного как девочка офицерика с такой соблазнительной попкой? Даром что бывший жокей, чемпион Берлина по скачкам.
– Мой генерал! – с порога закричал Шуман. – Там русские танки окружают Кеплера! Они разобьют весь наш полк!
– Откуда там русские танки? – удивлению Манштейна не было предела.
– Да! Я сам видел! Я поехал на окраину проводить их, и они лоб в лоб столкнулись с колонной русских танков!
Манштейн выбежал из гостиницы, за шиворот выдернул из моторного отсека своего водителя Нагеля, заскочил на сиденье «Мерседеса»:
– Вперед!
Следом гремел гусеницами БТР-радиостанция.
Когда автомобиль Манштейна миновал пригород, и генералу открылся вид на долину, он понял все. Дивизия СС «Мертвая голова» перестала существовать как танковая за 15 минут боя. Конечно, еще оставались два пехотных полка, но танковый…
Зажатый на шоссе, он методично избивался, охваченный полукругом советских танков. Панцеры, вытянувшиеся колонной, сначала не могли стрелять, потому что стоящие впереди машины закрывали им обзор, а далее, когда русские стали двигаться вправо, дым от горевших передних машин не давал возможности вести прицельный огонь. Русские же маневрировали по картофельному полю, куда путь панцерам был заказан. Тем не менее несколько танков попытались спуститься в кювет, но хорошего из этого вышло немного. Так там и остались. Несмотря на это, несколько русских 20-тонных танков горели, заполняя воздух жирной черной копотью, а два даже взорвались, раскидав на десятки метров броневые листы. Но это было лишь слабое утешение Манштейну. Он схватил микрофон радиостанции, начал кричать в него какие-то команды, безусловно, важные. Но изменить ход боя уже не мог. Исход его был предрешен… Манштейн попытался связаться с Люфтваффе, ему ведь были прикомандированы две истребительные и одна бомбардировочная эскадры. Офицер связи с аэродрома Люфтваффе ничего толкового о возможности удара по русским не сообщил. Да Манштейн и сам видел, что погода не та, а ещё офицер связи передал, что истребители только что разгромили колонну русских танков, двигавшихся на Байернфельд, чем вызвал серьезный поток слов в свой, своих родителей, Люфтваффе, штаба Люфтваффе адрес.
Манштейн понял, что самое время готовить и здесь, на самом передовом рубеже прорыва, жесткую оборону. Зенитному артдивизиону, пехоте, всем прямо с окраины городка были отданы соответствующие приказы.
– А мне, похоже, здесь делать далее нечего, – решил для себя Манштейн. – Паулюс подставил меня. Зря я согласился на эту авантюру. Пусть бы он и разгребал это дерьмо, которое заварил. Я ведь не мастер позиционной войны, а тем более жесткой обороны. Я – стратег! А стратеги должны управлять подвижными армиями. А какое движение здесь? Местность-то явно не приспособлена для ведения маневренной войны, одни горы да буераки. Надо связаться с Фюрером. Он сможет понять меня. И сможет принять верное решение.
Манштейн, впечатленный разгромом 3-го танкового полка СС, словно забыл, что в тридцати километрах сзади подходит дивизия «Райх», вернее, остатки той, знаменитой, которая попала под первый удар русских в Польше.
Устал несостоявшийся фельдмаршал, замаялся.
Пашка и не понял, как сумел вырваться из городка, враз наводненного вражеским войском. Словно кто-то помог ему, отвел вражьи глаза. Он пролез вдоль каменного забора до конца огорода, нырнул в канаву, заполненную грязной водой. Долго полз по ней, под мостиком пересек одну из улиц, по которой громыхали гусеницами немецкие танки и самоходки. Так он добрался до парка, плавно переходящего в пригородный лес, а там – на карачках (хорошо, что больничный халат был грязно-коричневого цвета), все дальше и дальше. И ведь не увидел его никто. Ни вездесущие мальчишки, ни все замечающие старики. А может, и увидели, да пожалели… хотя вряд ли.
Он долго потом брел по лесу. Наступившая ночь радости не добавила. Ну и что? Сбежал сейчас, а попробуй, опереди танковые дивизии, которые, понятное дело, будут идти в том же направлении. И есть нечего! Да и во рту пересохло. Опять же, сломанная рука дает о себе знать.
Так и брел, придерживаясь края леса. Заморосивший к утру дождик решил вопрос с питьем, но превратил больничный халат в мокрую половую тряпку. А где-то к обеду Пашка услышал пулеметные очереди вдали, и узнал, нет, скорее почувствовал – наши!
Осадчий на коленях, на карачках, матерясь и соскальзывая вниз, взобрался на высокий крутой холм. Вдалеке, в нескольких километрах от него к городу шла колонна наших танков, а навстречу ей из города – колонна немецких. Пашка остановился. Добежать, предупредить невозможно, далеко, грязь, рука, да и ноги не держат после суточного блуждания по лесу.
- Предыдущая
- 65/78
- Следующая
