Превосходящими силами - Герантиди Олег - Страница 62
- Предыдущая
- 62/78
- Следующая
Первым шагом к организации обороны Бреслау стало назначение Дитриха командиром танковой дивизии. Она еще не имела номера, танков и экипажей, но уже держала оборону на левом фланге по Одеру, прикрывая Лигниц.
– Сталин звонил, – то ли спросил, то ли констатировал недавно назначенный командующим 2-й Ударной Армией генерал-лейтенант Рокоссовский, в хозяйстве которого расположился штаб фронта.
– Да, там эти штабные придурки меня опять немцем напугать решили. Сталина ни за что ни про что дергают. Жуков, им, видите ли, покоя не дает.
– А что говорит?
– Говорит, конец нам всем. Гитлер наконец-то решил разгромить нас здесь.
– Какие силы? Где сосредоточиваются?
– Да выбрось ты из головы эту хрень. Твоя задача – Нюрнберг взять, что твои там встали? Не можете в лоб взять, ищите слабые места в обороне!
– Ищем, ищем. Но я вот по какому вопросу к вам прибыл. На правом фланге у нас чувствуется усиление активности немцев. Выявлено прибытие двух истребительных групп, они пытаются завоевать преимущество в воздухе, а это признак чего-то серьезного. Во всяком случае, немцы всегда работают по шаблону, и… – Рокоссовский развернул карту с нанесенной на сегодня обстановкой. Жуков же глядел на него, не отрываясь, и наливался гневом.
– И ты туда же! Я буду решать, с какого фланга немцам атаковать! Иди, генерал-лейтенант! Займись делом, прекрати хернёй страдать!
Вернувшись в штаб, Рокоссовский вновь просмотрел последние донесения. 19-й гвардейский истребительный авиаполк понес серьезные потери в воздушном сражении, развернувшемся северо-восточнее Нюрнберга. Правда, удалось в почти полном составе свалить с небес Ягдгешводер-27, истребительную эскадру, прибывшую откуда-то из Африки. «Ягдгешводер – охотничья свора. Так, что ли, с немецкого переводится», – невесело усмехнулся командарм. Но если действительно нет угрозы правому флангу, то сейчас самое время наносить удар в юго-западном направлении, на Ульм. Таким ударом можно отрезать немецкие войска, вытесненные из Австрии под Мюнхен, а повернув на запад, можно взять Штутгарт. А там и Карлсруэ, и французская граница. Но это, во-первых, уже дело фронта, а во-вторых, что же задумали немцы? Неужели решатся все поставить на кон?
Рокоссовский развернул карту, взглянул на порядки своих войск как бы со стороны противника.
– Здесь мы упираемся в Чешский лес. Пройти они не смогут. Здесь мы, – пальцем нашел Нюрнберг, – завязли в немецкой обороне. Бросаем сюда подкрепления. Левый фланг пока открыт, но, ввиду очевидности нашего поворота на юг – юго-запад, они могут предположить, что наши части двигаются уступом влево, и оттуда нас атаковать – себе дороже.
Все-таки остается шоссе Хоф – Регенсбург или шоссе Пльзень – Регенсбург, хрен редьки не слаще. А мы перебросим-ка туда кантемировцев, пусть посмотрят, что и как.
И, вызвав начштаба армии, подробно объяснил ему, что и как нужно сделать.
Пашка окончательно пришел в себя только в палате госпиталя. До этого сознание несколько раз возвращалось, и он запомнил, как вытаскивали его из разбитого самолета запыленные пехотинцы, запомнил ярко-синее небо над головой, когда его везли в кузове грузовика.
Но прошло всего несколько дней, и молодой организм резко пошел на поправку. Осадчий уже перешел в разряд «ходячих» больных, только гипс на сломанной руке да повязка на голове напоминали о последствиях боя.
Несмотря на приступы тошноты и внезапного головокружения, он уже строил глазки медсестрам, неумело, одной рукой пытался свернуть «козью ножку», слонялся по коридорам лазарета. Госпиталь разместили в довольно просторной гостинице, реквизированной военным комендантом. Она была расположена в каком-то баварском городке с непроизносимым и труднозапоминающимся названием. Раненые по большей части говорили об уходящем на запад фронте, о стране, на землю которой ступили, о давно покинутой Родине.
Удивляли, конечно, порядок и чистота немецкого городка, сытость и приличная одежда жителей, добротность домиков. Все тихо, мирно и размеренно. Как будто и не коснулась его своим крылом война, пролетевшая над ним.
Пашка жадно ловил любые обрывки сведений о своем полке, пытался сообщить о себе, но похожий на доктора Айболита начальник госпиталя четко и сразу поставил все точки над «ё»: «О тебе, молодой человек, сообщили в часть и везде, куда надо. Ваши ведут упорные бои, и в ближайшее время приехать за тобой некому, да и незачем. Идите на процедуры». Как будто от известия, что наши ведут упорные бои без него, Пашке полегчает.
Ближе к вечеру мимо окон протарахтел трофейный мотоцикл, остановился у парадного входа. С мотоцикла соскочил молодой связист в танковом шлеме и закричал:
– Немцы! Быстро собирайтесь! Немцы идут!
Выскочивший ему навстречу начальник госпиталя сначала не поверил, да и никто не поверил, какие немцы, фронт уже, почитай, в ста километрах, и они драпают со всех ног.
– Какие немцы, сынок?! Ты, случаем, не перегрелся на солнышке?
– Какие?! На танках и мотоциклах, тьма-тьмущая!
– Да откуда здесь немцы, подумай сам! Из окружения?
– Какое окружение! Там наш взвод держит их пока, но долго не продержится. Грузите всех раненых и бегите!!!
– Бросьте панику, молодой человек! – из здания ратуши, где разместилась военная комендатура, уже спешили стрелки комендантского взвода, но с другой стороны улицы на взмыленной лошади подскакал запыленный пехотинец в натянутой на уши пилотке.
– Что ждете?! Немцы на подходе! Грузите раненых!
Лида Гевлич, замглавврача, еще раз набрала номер телефона, и через пару минут уже весь состав комендатуры был возле госпиталя. Других наших войск в деревне не было. Комендант, безусый старлей с азиатскими чертами лица, отправил на окраину городка часть бойцов, вооруженных СВТ, одним «дегтярем» и гранатами. Остальные впряглись в носилки. Подъехала «санитарка», еще одну машину выделил комендант. «Ходячих», под руководством двух бойцов и верхового, отправили пешком на запад, посоветовав за деревней схорониться, пока не разъяснится, что и как.
Но не успели бойцы, отправленные прикрывать въезд в деревню, добежать до конца улицы, как им навстречу выехала «полуторка», под завязку набитая солдатами в форме Красной Армии. Один из бойцов выскочил на середину улицы, призывая водителя остановиться. Грузовик тормознул, и длинные автоматные очереди из кузова положили всех, не дав возможности сделать ни одного ответного выстрела. Из кузова соскочили трое солдат, сразу же принялись добивать раненых, а грузовик рванул вперед, к госпиталю.
Пашка, пригнувшись, вдоль забора рванул к соседнему дому, брошенному хозяевами перед вступлением сюда наших войск. Дернул дверь сарая – закрыто! Перебежал через двор, дернул дверь дома – замок! Забежал за угол, увидел окно в подвал. Чуть не крича, когда случайно задевал больной рукой за что-нибудь, протиснулся вниз, по лесенке поднялся в комнату, огляделся – никого. Подбежал к окну и, сквозь щели меж занавесками, выглянул на улицу.
Немцы, облаченные в советскую форму, уже согнали во двор госпиталя всех «ходячих». Чуть в стороне, с руками на затылке, на коленях стояли комендант и еще один боец. Рядом, лицом в газон, не двигаясь, лежал пехотинец – тот, что приехал предупредить. Чуть далее билась на земле его лошадь. Один из нацистов, присев, осматривал мотоцикл.
Из госпиталя раздались выстрелы, одиночные, не как в перестрелке!
Пашка не поверил своим ушам: да они же лежачих раненых убивают!
К коменданту подошел немец, пригнувшись, о чем-то спросил у него, потом наотмашь дал ему в ухо и, достав пистолет, выстрелил ему в затылок. Также расправился и со вторым пленником.
– Не могу поверить! Пленных расстреливают! – у Осадчего вообще помутилось в голове. – Как такое может быть! Этого же нельзя делать! Никто никогда не должен так поступать! Это же война, а не убийство какое-то в темной подворотне! Здесь же есть свои законы, и главный – поступай с пленными так, как хочешь, чтобы с тобой поступали. А уж с ранеными тем более!
- Предыдущая
- 62/78
- Следующая