Превосходящими силами - Герантиди Олег - Страница 44
- Предыдущая
- 44/78
- Следующая
– Эх, еще бы платье красивое, – мечтательно сказала Светлана, глядя в зеркало, – румынки, наверное, все разодетые будут.
– Ничего, подружка, мы и в форме о-го-го! – ответила Женька, поправляя складки гимнастерки под ремнем.
И правда, форма великолепно подчеркивала их тонкие девичьи фигурки. Подпирать стенку подружкам не пришлось. Танец за танцем они кружились по залу, и не было минутки даже поболтать.
Женя Саламатова просто обожала танцевать! Она наслаждалась музыкой, ярким светом, всей атмосферой бала, мужчины это чувствовали и любовались ею. Она была просто неотразима!
Но вместе с тем Женьке не давал покоя один вопрос: «Ну, где же? Где же ты? Где ты, мой танкист?» Она не была даже до конца уверена, что узнает его, ведь видела совсем недолго и издалека: он был усталый, чумазый и даже не смотрел в ее сторону. А может, он не пришел на бал? Может, не умеет танцевать или не любит? Может, опять на задании? Хотя, нет, весь батальон, кроме караулов, отдыхает, это точно. Ну, где же? Где же ты?!!
А Игорь между тем стоял у стены и, рассеянно глядя на кружащиеся пары, думал о том, какой чудесный бал, как будто нет никакой войны, а он дома. А ведь еще вчера его взвод был на боевом задании, и вокруг была смерть, и он убивал, и его могли убить…
Вдруг взгляд его упал на одну из танцующих. «Надо же, откуда тут летчицы? – подумал он. – А это, наверное, из воздушной разведки, про которых говорил Коротков. А она ничего, очень даже… И ножки, и вообще фигурка. Надо бы познакомиться потом». От этих мыслей Старикова отвлекли свежим анекдотом Шеломков с Константиновым.
Оркестр играл вальс Шопена. Женьку кружил лейтенант-связист. Он был очень мил, рассказывал что-то забавное, но она не слушала. Вежливо улыбаясь, смотрела по сторонам. И вдруг чуть не споткнулась – у стены в компании друзей стоял ОН. Троица весело смеялась. Конечно же, он опять не смотрел в ее сторону. И тогда Женька решила: «Подожду еще два танца и, если не подойдет, приглашу сама!» Вообще-то это решение было не в ее духе. Среди знакомых Евгения Саламатова слыла гордячкой, которая ни за что не опустится до беготни за парнями. Да, раньше так все и было. Но, видимо, сильно зацепил девичье сердечко черноглазый танкист.
Вальс закончился. Женька хотела найти Светлану, поделиться с ней, но та где-то запропастилась. И тут распорядитель бала объявил на румынском и русском языках:
– А сейчас белый танец! Дамы приглашают кавалеров!
Вновь полились волшебные звуки вальса. Дамы сначала робко, а потом все смелее и смелее стали подходить к понравившимся офицерам. «Это судьба! – подумала Женя, – значит, не буду ждать два танца, пойду сейчас!» И, выдохнув, как перед прыжком в холодную воду, шагнула вперед.
Игорь, стоя у стены, с таинственной полуулыбкой обозревал освещенный свечами зал. И сразу заметил ту девчонку, летчицу. Она направилась в его сторону. «Не ко мне. Наверное, к Короткову, вон у него какой иконостас на груди». Она прошла мимо капитана. «Не ко мне. К Шеломкову, он большой, красивый». Стариков был спокоен внешне, даже невозмутим, но его тень, колеблющаяся в такт вальса, выдавала его. Казалось, эту тень отбрасывает не затянутое в гимнастерку, натренированное за годы службы тело, а душа, готовая спрятаться в пятки.
– Разрешите вас пригласить на белый танец? – просто спросила Женя и обожгла взглядом.
– Да! – хотел было закричать Игорь, но не успел, утонув в бездонных озерах серых с синей искоркой глаз.
Танцы еще не кончились, когда Игорь, шепнув Короткову пару слов и, получив положительный ответ и локтем в живот, украл Женьку с бала.
Время было далеко за полночь. Они чуть не бегом миновали городок и углубились в ночной лес. Выбрали полянку над Дунаем, с которой как на ладони был виден город, светящийся огнями. И говорили. Говорили о погоде, о звездах, которые такие большие и вроде чуть ближе, чем дома. Ну, это понятно, юг ведь. Говорили о школе, о довоенной жизни. Говорили о том, как заживут после войны, какая чудесная будет жизнь, когда всех врагов победим, спокойная. Загадывали, в каком году коммунизм наступит. В 1980 или в 2000-м? Не говорили о самом главном – о войне и о любви.
И когда начало подниматься солнце, Игорь, понимая, что нужно возвращаться, вспомнил, как Женька танцевала на балу. Как взлетали ее длинные тонкие руки, как кружилась синяя форменная юбка, как сверкали пуговицы. Как блестели глаза… Ее глаза! Какими алыми были губы. Как многообещающе извивалось ее тело в его руках…. Оборвав на полуслове, он повернул ее к себе и поцеловал. Они неумело, неловко стукнулись носами. Она закинула руки за голову и, засмеявшись, упала навзничь в траву.
– Не умеешь, не умеешь! – по-детски скривила рожицу.
– А ты научи!
– Иди сюда.
Уже и гимнастерка была расстегнута, и кровь бурлила и стучала в висках у обоих, и сердца в такт, когда Игорь, подняв голову, обомлел. Рядом с ними стоял дед в широкополой соломенной шляпе, с седой бородой до живота, в широкой белой, с выцветшей вышивкой рубахе, подпоясанной кушаком. В светлых полосатых штанах с зелеными травяными пятнами на коленках. Ни дать ни взять старичок-лесовичок из бабушкиных сказок.
– Бог в помощь, – негромко проговорил он.
Обомлевший Стариков не нашел ничего лучше, как послать его:
– Иди ты, старый, своей дорогой!
– Так я здесь уже который год хожу. Иду, а тут вы на моей дороге лежите.
Женька, смущенная, запахивала гимнастерку, пытаясь скрыть от чужого взгляда свои прелести. Игорь угрожающе поднялся, но дед, обойдя его, пошел дальше, опираясь на не обструганную, но отполированную за долгие годы пользования палку.
– Эй, дед, ты ж с нами по-русски говорил. Где язык-то выучил?
Старик повернулся, внимательно посмотрел на него и ответил:
– А я и не учил. Я просто слушаю внимательно.
– Как это, слушаю?
– Да простой язык, простой. Птичий гораздо трудней будет.
Он присвистнул по-птичьи, и гомон лесных обитателей смолк. В ответ ему кукукнула кукушка, а какая-то пичуга села на посох. Старик вошел в лес, словно в комнату, и кусты скрыли его, словно закрывшаяся дверь.
– Что это было? – удивленно спросила Женя.
– Да дед – лесник, наверное, из эмигрантов. Разыграл нас, да и все.
– Игорь, пора нам.
Было шесть утра, когда Женька вихрем ворвалась во флигелек, выделенный им со Светкой для жилья, и упала на кровать. Светлана привстала в постели, сонно протирая глаза:
– Ты где так долго была? Сколько времени?
– Светка! Какая я счастливая! Ты не представляешь!
Сон мигом слетел с подруги:
– Ну, расскажи, расскажи скорее! Ты была с ним? А как его зовут? Ой, у тебя юбка мокрая, и травинки прилипли!
– Да тихо ты, тараторка! Мы убежали с бала и гуляли по лесу, разговаривали обо всем, обо всем. С ним так интересно!
– Вижу я, как тебе было интересно!
– Да ну тебя, не буду ничего говорить.
– Ну, ладно, ладно. Не буду больше.
– Ты знаешь, он такой умный, и красивый к тому же. Глазищи прямо в душу смотрят… А сильный! Вот так меня на руки поднял – как пушинку прямо! Ой, Светик, я, наверное, влюбилась…
– Да вижу. И что вы делали?
– В смысле?
– Ну, в том самом.
– Целовались.
– И все?
– И все! – Женька помолчала и улыбнулась. – А целоваться Игорь не умеет…
– А ты умеешь?
– Да ты что, откуда? Я еще ни разу в жизни не целовалась. Меня один парень в щеку поцеловал еще в школе – так получил, о-го-го!
– А Игорь не получил?
– Сейчас-то совсем другое! Игорь – это настоящее. Я чувствую. Я люблю его.
– А он тебя?
– Не знаю, мы не говорили об этом. Ну, все, хватит, – Женька сладко потянулась, – хоть полчасика подремлю…
Тревога, как молоко на огне – сколько ни следи, все равно, только отведешь взгляд, убежит. Сколько ни готовься подниматься по тревоге, все равно сигнал застает всех врасплох.
- Предыдущая
- 44/78
- Следующая
