Превосходящими силами - Герантиди Олег - Страница 32

• Предыдущая
• 32/78
• Следующая

– Ну, а дети «врагов народа»?

– А куда их? В детдома? Вот еще пример. Есть такой Голиков. Писатель. Гайдар. В Гражданскую очень зверствовал. В Сибири, южнее Красноярска, лежит Хакасский край. Так вот там есть озеро Большое. Рядом с железнодорожной станцией Ужур. Хакасы там уже лет двадцать воду не пьют, не купаются, рыбу не ловят. Все потому, что Голиков собрал всех хакасских старейшин на совет, как жить дальше, как Хакасии вступать в социализм. Собрал их на льду озера и под пулеметами человек двести, всех стариков, утопил в полынье. Хакасы ему в лицо говорили: «Хайдай, Голик!», мол, «убийца, Голик!». А он писал книжки для детей. Фадеев вот тиснуть его успел, а потом и горой встал за него. Так у него в книге слово «Хайдай» – «убийца» переводится как «Привет». Видно, потому, что похоже на немецкое «Хайль». Написал книжку, стал героем, несмотря на кровь по локоть, а дети его и внуки уже не пойдут землю пахать да коров пасти. Карьера построена отцом и дедом – военное училище, паркетные генералы, глядишь, и к государственному штурвалу потянут свои корявые ручонки, будут что-нибудь плести про гуманизм, а под ногами озеро Большое, лед, полынья и хакасские старики.

Румыния

Командир танкового взвода – большая шишка! Три Т-34 – это двенадцать парней, прошедших огонь, воду и курсы трактористов. Молодых, здоровых, полных сил и энтузиазма. Это три 76-мм пушки, способные разнести в пух и прах любой танк, не считая прочей мелочи. Это полторы тысячи «лошадей», укрытых шестьюдесятью тоннами самой крепкой брони в мире, которые несутся по любой дороге и без дороги. Именно несутся, а не ползут, как ползают французские, румынские, немецкие, финские и прочие лошади, скрытые в моторных отсеках супостата. Все это извод танков. Над всем этим – лейтенант Красной Армии. Со стороны кажется, что он над всем, но нет, это все на нем. На плечах погоны, введенные после первых побед. На погонах тяжесть трех танков и двенадцати душ боевого состава. Так-то, лейтёха. На тебе армия держится. На тебе ответственность забой, за марш. За операцию. За всю войну. За ПОБЕДУ.

Ну, разгромили Гудериана, и что? Повыковыривали снаряды, влипшие в броню. Закрасили выбоины. Отоспались. Слегка отъелись. Снова в бой, лейтенант?

Стариков вернулся от ротного, дернул старшину Шеломкова:

– Строиться!

За минуту перемазанная тавотом братия в промасленных комбезах выстроилась перед боевыми машинами.

– Равняйсь! Смирно! Отставить! Равняйсь! Шеломков, пузо подтяни! Смирно! Вольно! В общем, так, сынки, – народ расслабился, заулыбался, зашептал. – Повоевали мы славно. Сегодня боярская Румыния подписала с товарищем Молотовым договор о совместных действиях против немцев. Короля Михая оставили у власти. Нехай поправит, когда можно поправить. Так что в разговорах с местными не брякните чего-нибудь лишнего. Очень уж они обидчивые. Хотя следовало бы вам вообще запретить с местными болтать. Языка, все одно, не знаете. А кто у них знает, вдруг да шпиён. Шучу. Разговорчики! – повысив голос, Стариков сдвинул брови. – Вот сейчас поставлю по стойке «смирно».

– Товарищ лейтенант, может, хорош за политику? Мне еще в коробке масло менять, а скоро уже ужин.

– Ужин на хрен тебе не нужен. Короче, дан приказ нам на север.

– А кому в другую сторону? – съязвил Константинов.

– Рядовой Константинов.

– Я.

– Два наряда вне очереди!

– Служу Советскому…

– Отставить. Пять нарядов!

– Есть.

– Понял, за что?

– Никак нет.

– Тогда плюс еще два.

– Товарищ лейтенант, по Уставу не имеете права больше пяти.

– А я тебе скоро начну каждый день по пять нарядов давать. Будешь мне дисциплину разлагать, сдам тебя Короткову. Он из тебя быстро дурь выбьет. Итак, завтра с утра у нас марш в район Алба-Юлия. Длина маршрута – двести километров. Срок командировки неизвестен, поэтому забирайте все свое. Шеломков!

– Я!

– Танки заправить, поставить дополнительные баки, их взять в РМО. Боеприпасы – снаряды согласно боекомплекту, патроны, гранаты – два комплекта. В столовой получить сухпай на пять суток. Выдвигаемся спозаранку. Вопросы?

– Товарищ лейтенант, так мы совсем победили или нет?

– Да хрен его знает. Давайте быстро заканчивайте с танками и ужинать. Вольно. Разойдись.

Танкисты нехотя полезли снова в люки, в раскрытые крышки моторных отсеков. Шеломков подошел к Старикову.

– Чего тебе, Сергей?

– Да, товарищ лейтенант, хотел спросить, письма-то нам куда приходить будут, когда мы уедем отсюда?

– Мы ненадолго. Скорее всего, какую-нибудь дивизию без танков оставили. Приедем, пофорсим и назад. Как танк?

– А что танк, танк нормально. Пушчонку бы почистить.

– Снарядом пробьешь.

– А если застрянет от грязи снаряд-то?

– Вот тогда и будешь прочищать.

Коротков сам пришел провожать второй взвод. Говорил какие-то важные, но забывающиеся через пару секунд слова, уточнял маршрут, позывные. Солнце еще не встало, а прогретые двигатели, взревев, потащили «тридцатьчетверки» вперед. Впереди танк Старикова, на башне второго восседает Шеломков – командир 8-122, по совместительству старшина взвода. Третий танк – сержант Латунов. Хотя танки и быстро несутся, это все же не автомобиль. Для танка 40 километров в час – очень приличная скорость. (Мы не берем в расчет специально созданные быстроходные танки БТ, которые разгонялись до ста километров в час. Правда, нагрузка на трансмиссию и ходовую была слишком большой, и советским конструкторам пришлось принудительно ограничить обороты танковых двигателей.)

Пейзаж вокруг меняется неспешно. Пока достигнешь линии горизонта… Есть время подумать, прокрутить в голове прошлые разговоры, вспомнить эпизоды прошедших боев. Вот Коротков, например, никогда не кричит. Если злится, переходит почти на шепот. А получается смешно. Когда мы Гудериана долбили, я свой танк боком подставил фашистам. Ему бы заорать благим матом, а он чего-то шепчет в рацию. Слава Богу, эти артисты не успели залепить подкалиберным нам в бочину. Вот смеху-то было бы потом, когда нас от брони лопатами бы отскребали, бр-р-р, тьфу-тьфу-тьфу, чур меня… А когда того, первого долбили… Блин, я не мог себе раньше представить, что наши пушки – такая мощь! Ладно, румынские танки, они устарели лет двадцать назад. Но немецкие! Башни сносила милая вовсю. Чего-чего, а танки мы строить умеем!

Внимание танкистов, проезжающих по околице небольшой деревеньки, привлекла следующая картина: нескольких советских солдат окружила толпа женщин, размахивающих руками и что-то кричащих.

– А ну, стой, Марат, давай налево.

Танки, сойдя с трассы, подъехали к толпе.

– Что случилось, военные? – не спускаясь с башни, спросил Стариков.

– Да конфликт, товарищ танкист, не хотят паспорта казать.

Стариков спрыгнул с корпуса «тридцатьчетверки», нехотя, разминая затекшие от долгой езды ноги, подошел. Гомон утих, как только подъехали танки, но сейчас начинался вновь.

– Стоп, стоп, стоп! Я знаю, граждане цыганки, что у вас должен быть главный, вы можете базарить хоть три часа, а мне барона давайте. И переводчика. По-цыгански я не умею.

Навстречу ему выступил молодой парень. Черные вихры, тонкая полоска усов, быстрый взгляд. Невзирая на начинающуюся полноту, телодвижения его таили угрозу, как у пантеры: вот она лениво потягивается, а вот в следующую секунду может полоснуть когтями по горлу.

– Ну, я.

– Молод ты, парень, для барона.

– А какая тебе разница?

– Ты извини, но разговор с тобой может оказаться зряшным.

– Так ведь и ты не генерал.

– Это верно.

– Пусть паспорта покажут! – вмешался долговязый солдат-пехотинец.

– Красноармеец! Вы почему перебиваете старшего по званию?

– Так у вас погон не видно из-под комбеза, откуда ж я знаю…

– Я лейтенант, и отойдите к машине. А вы, товарищ гражданский, почему не выполняете требования военных? Вы же знаете, что они выполняют приказ!

• Предыдущая
• 32/78
• Следующая