Призраки грядущего - Геммел Дэвид - Страница 30

• Предыдущая
• 30/62
• Следующая

— Я все это знаю, — нетерпеливо бросил Чареос.

— Ты не знаешь ничего — иначе ты разрешил бы загадку. Мне подвластно волшебство, скрытое в мире, и я умею читать в сердцах людей. Но у Истока Всего Сущего свои тайны, и в них я проникнуть не могу. Мы знаем, что Тенака-хан умер и был погребен. Знаем мы также, что его сын позаботился о том, чтобы никто не потревожил его гробницы. Но ответь мне вот на что, Чареос: почему кости Тенаки тайно покоятся в Бел-Азаре?

— Не может быть! Это было бы кощунством.

— Да, верно.

Чареос потряс головой.

— Наша цель не имеет ничего общего с Тенакой-ханом. Мы даже близко не подойдем к Бел-Азару.

— Ты уверен?

— Головой ручаюсь.

Окас промолчал.

Чиен-Цу не был любителем путешествий. Его раздражала степная пыль и вся эта засушливая, неприветливая местность. Особенную неприязнь вызывали в нем приземистые домишки, вонь надирских селений и едва прикрытая враждебность их жителей. В Хао-Цинге считалось, что надиры находятся в близком родстве с обитателями Срединного Царства, но Чиен-Цу не верил в это родство, несмотря на схожесть цвета кожи и языка. Он придерживался весьма здравой точки зрения на этот предмет: сначала боги создали надиров, а затем, видя вопиющие недостатки этой породы, создали народ, лишенный оных, и вручили ему Срединное Царство. Эта ненавистная Чиен-Цу поездка лишь утверждала его в его мнении. Надиры не любили мыться и годами, если не десятилетиями, не стирали свою одежду.

И что за страна! Хотя он путешествовал налегке, почти неподобающим для посланника Священного Города образом, ему стоило трудов находить ночлег для своих сорока двух слуг, одиннадцати наложниц и шестидесяти гвардейцев. Ему пришлось ограничиться шестнадцатью повозками, чтобы погрузить самое необходимое: шатры, кровати, столы, стулья, мягкие полотняные простыни, арфы, флейты, две эмалированные ванны и пять больших зеркал. Сюда же входило двадцать пять сундуков личного багажа, в том числе и совершенно недостаточный дорожный гардероб посла.

Чиен-Цу находил странным, что император выдал одну из своих дочерей замуж за дикаря, но мудрый не обсуждает решений Божественного. А Чиен-Цу, как известно всему просвещенному миру, был мудр не по своим тридцати двум годам.

Придержав коня на подступах к городу, он вздохнул. Строения не радовали глаз, а дворец, что высился посередине, поражал своей откровенной, почти первобытной простотой и оскорблял само чувство прекрасного. Он имел шесть прямоугольных башен и зубчатую стену, но над ними не реяли флаги. Чиен-Цу остановил караван и приказал разбить свой шатер. Когда шатер поставили, он велел собрать из составных частей зеркала и приготовить ванну. Прислужницы смыли с него пыль и натерли его ароматическими маслами, расчесали и напомадили его длинные темные волосы, пригладили их и закрепили гребенками из слоновой кости. Затем он облекся в штаны из голубого, шитого золотом шелка и туфли с золотыми завязками. Поверх белоснежной шелковой рубашки Чиен-Цу надел панцирь из лакированного дерева и кожи с изображением золотого дракона. Его длинный кривой меч висел на спине между лопатками, а два ножа в блестящих деревянных ножнах помещались в атласном кушаке вокруг пояса. Он приказал вынести вперед подарки для Джунгир-хана. Сундуков было семнадцать — по числу лет новой ханши надиров. Чиен-Цу был рад снова увидеться с Май-Син. Самая младшая из законных дочерей императора, она была ослепительно хороша и с большим искусством играла на девятиструнной арфе.

Посол сел на коня и направился ко дворцу во главе своих пяти слуг и тридцати четырех носильщиков. Их встретил караул из двадцати солдат. Офицер с серебряной цепью на шее склонил голову в знак приветствия. Чиен-Цу оцепенел: этому поклону недоставало шести дюймов, чтобы считаться учтивым. Он молча посмотрел офицеру в глаза. Послу не полагалось говорить первым, и раздражение Чиен-Цу росло.

— Ну? — сказал офицер. — Чего вы еще ждете? Чиен-Цу опешил, но подавил свой гнев. Неприлично убивать кого-то в первый же день приезда.

— Я Чиен-Цу, посол его Божественного Величества ко двору Джунгир-хана. Я прибыл с подобающими дарами ко дню рождения царицы. Прошу проводить меня к великому хану.

Как и ожидал Чиен-Цу, поведение начальника сразу изменилось. Он снова поклонился, на сей раз даже ниже, чем следовало, скомандовал своему караулу повернуться кругом и пригласил Чиена следовать за собой.

Вместо открытого двора за воротами находилась целая сеть подземных ходов. Они вышли наружу в засаженном кустарником дворике к востоку от ворот. Справа помещались конюшни. Чиен-Цу спешился, передав коня служителю. Посольство встретил второй офицер — выше ростом, чем первый, в серебряном панцире и шлеме. Он учтиво, с улыбкой поклонился Чиену.

— Добро пожаловать, посланник. Великий хан не ждал вас так скоро.

— Разве нынче не день рождения царицы? Офицер, несколько смешавшись, сказал:

— Прошу за мной.

Посольство, пройдя через новую цепь ходов и коридоров, очутилось в просторном помещении у огромных дубовых дверей, окованных серебром.

Четверо стражей расступились перед офицером, двери распахнулись.

Зал за ними, к удивлению Чиена, напоминал гигантскую юрту, но купол ее и все занавеси были из тончайшего шелка. В дальнем конце, на возвышении, на крытом атласом диване полулежал великий хан. Чиен вошел в зал и низко поклонился, выдержав десять предписанных ударов сердца. Хан поманил его к себе.

— Добро пожаловать, посол. Вот нежданная радость. — Голос у хана был звучный и сильный. Он встал и сошел с помоста. — Мы ждали тебя только завтра.

Чиен хлопнул в ладоши. Тридцать четыре носильщика вышли вперед и поставили свои сундуки перед ханом, а затем попятились, склонив головы и опустив глаза. Чиен снова отвесил поклон.

— Великий хан, я привез вам дары от Божественного Правителя Золотого Царства, дабы отпраздновать первую годовщину вашего брака и справиться от имени его величества, все так же ли Май-Син дарует радость вашему очагу.

— Дарует, — подтвердил Джунгир. — Давай-ка перейдем к тому, что в сундуках.

Чиен ждал не такого ответа, но он скрыл свое недовольство и открыл первый из окованных серебром сундуков. Достав оттуда красивый длинный кафтан из серебристого шелка, расшитого жемчугом, он развернул его перед ханом.

— Хорошо, — отозвался Джунгир. — В них во всех одежда?

— Нет, великий хан, — с натянутой улыбкой ответил Чиен и открыл второй сундук, наполненный изумрудами, иные из которых были с кулак величиной.

— Сколько это стоит у вас, если считать в конях и воинах? — спросил хан.

— На это можно содержать армию в десять тысяч копий в течение целого лета.

— Хорошо. Мне нравятся эти камни. Что в других сундуках?

В одних было золото, в других благовония, специи и ткани. Последним хан остался доволен более всего — Чиен извлек оттуда ослепительно блестящую саблю. Эфес у нее был золотой, усеянный драгоценными камнями, а рукоять перевита золотой нитью. Венчающий ее молочно-белый камень был выточен в виде волчьей головы.

Джунгир взял клинок и взмахнул им в воздухе.

— Великолепное равновесие и замечательно острая сталь. Я очень доволен. Передай мою благодарность своему царю и скажи, что я не знал, сколь богата его земля. Когда ты 462 отправишься домой — завтра?

— Как прикажет великий хан.

— Завтра лучше всего, ибо близится зима, а с ней морские бури, и я не хотел бы затруднять тебе обратный путь.

— Хан очень добр, что печется о моем удобстве, но его величество поручил мне повидать его дочь и передать ей уверения в его любви и преданности

— Я сам передам ей, — заверил Джунгир.

— Не сомневаюсь, что великий хан сделает это гораздо искуснее, чем я. Но мой повелитель приказал мне повидать ее, а подданный, с чем вы, я уверен, согласитесь, должен выполнять приказания своего государя.

— Это так — но боюсь, что это невозможно. Моя... супруга находится сейчас в моем южном дворце. Дорога туда занимает два месяца. Я уверен, твой государь поймет, отчего ты не мог исполнить его желание.

• Предыдущая
• 30/62
• Следующая