Призраки грядущего - Геммел Дэвид - Страница 16
- Предыдущая
- 16/62
- Следующая
Но в чем бы ни заключалась истина, ворота существуют, и Покрытые Узорами изредка, в одиночку или по нескольку человек, проходят через них. Именно так прошел Окас, когда явился в их лагерь за полгода до битвы при Бел-Азаре. Он присел на корточки рядом с костром Чареоса и сидел так, пока Бельцер не предложил ему хлеба и мяса. Окас был мал ростом, не выше пяти футов, живот у него выпирал, а всю его одежду составляла набедренная повязка, украшенная светлыми камешками. Все его тело покрывали голубые узоры татуировки — были там листья, рунические знаки, целые сцены с фигурами. Лицо испещряли извилистые линии, а безволосый подбородок, сплошь синий, изображал бородку, над верхней губой нарисованы были нафабренные усы К удивлению солдат, он немного говорил на их языке, — и, что еще удивительнее, за те четыре месяца, что Окас у них пробыл, Бельцер освоил его язык. Окас стал для них настоящим сокровищем. В чтении следов ему не было равных — по крайней мере среди готиров. Умел он также отыскивать вещи. Старший офицер, Иокель, потерял дорогое кольцо и отрядил всех солдат на поиски. Окас через Бельцера передал ему, что разыщет пропажу. Иокель усомнился — но Окас тогда уже проявил свое искусство во время погони за надирами. На потеху всем, Окас взял офицера за руку и немного посидел так с закрытыми глазами. Потом он отпустил руку и пошел прочь из лагеря. Иокель, оседлав коня, поехал за ним, а Чареос и Финн, которым было любопытно, чем все это кончится, — следом. Два часа спустя они оказались на месте вчерашнего сражения с надирским передовым отрядом. С западной стороны поля протекал ручей. Окас стал на колени у самой его кромки и указал пальцем в воду. Иокель подошел и увидел на дне между камней свое кольцо с бледно мерцающим голубым опалом.
Иокель пришел в восторг и дал Окасу два золотых. Тот повертел их в руках и бросил Чареосу. В ту же ночь Окас ушел от них, просидев перед этим больше часа с Бельцером. Он ни с кем не прощался — просто забрал свое одеяло и покинул лагерь.
Утром Чареос спросил Бельцера: «Что он тебе говорил?» «Велел держаться поближе к тебе, Маггригу и Финну. Еще сказал, что кольцо Иокеля еще до прихода зимней луны украсит руку надира». «Лучше бы я не спрашивал». «Всего несколько часов, как он ушел — а я уже скучаю по нему, — сказал Бельцер. — Как по-твоему, увижу я его снова?»
Теперь, шагая по утреннему морозцу, Чареос вспоминал тот разговор и многие последующие. Бельцер рассказывал ему о стране, что лежит за Вратами. Там жарко и влажно, растут громадные деревья, а степям и озерам нет предела. Там водятся животные ростом с дом и хищные кошки с клыками, как длинные ножи. Это мир внезапных ураганов и внезапной смерти. «Тебе не хотелось бы отправиться туда?» — спросил Чареос. Бельцер покраснел: «Хотелось бы, но Окас сказал, что Покрытые Узорами убивают всех чужаков. Наши предки истребляли их без всякой пощады — они боятся, как бы это не повторилось».
...Небо нахмурилось, и это вернуло Чареоса к настоящему. Финн скомандовал привал.
— Скоро станет темно, и будет сильная метель, — сказал он. — Придется разбить лагерь и пересидеть ее. Устроим два шалаша и наберем побольше дров.
Путники вошли в густую сосновую рощу. Маггриг и Финн, найдя подходящее место, пригнули вниз четыре молодые сосенки и связали их верхушки. Финн послал Бельцера и Чареoca нарезать ветки с окрестных сосен. Скрепленные сосенки обложили хвойными лапами, и получился круглый шалаш футов десяти в поперечнике. Охотники, предоставив Киаллу, Чареосу и Бельцеру завершать его стены, отошли футов на тридцать и стали строить свой шалаш.
Пошел снег — сначала тихо, потом все быстрее и гуще. Ветер усилился — он швырял снег в лицо, покрывая льдинками брови и бороды. Пока Чареос доделывал стены, Бельцер и Киалл принялись собирать хворост для костра. Когда солнце закатилось за горы, сильно похолодало.
Чареос соорудил нечто вроде двери на южной стороне шалаша, и Киалл с Бельцером заползли внутрь. Посередине горел крошечный костерок, обложенный камнями. Над таким и руки-то не согреешь — где уж тут спастись от холодной смерти, с тоской подумал Киалл. Снег сыпал все гуще — он заметал шалаши, заделывая щели в стенах и преграждая дорогу ледяным сквознякам.
В шалаше стало теплее.
— Снимайте-ка плащи и полушубки, — приказал Чареос.
— Мне и без того холодно, — заспорил Киалл.
— Ну, как знаешь. — Чареос снял свой меховой плащ и толстую верхнюю рубаху, добавил топлива в огонь и лег, подложив котомку под голову. Бельцер тоже скинул медвежью доху. Киалл посидел, стуча зубами, еще немного и расстегнул свой надренский плащ. Освободившись заодно и от козьего полушубка, он сразу почувствовал идущее от костра тепло.
— Почему это так? — спросил он. Чареос с улыбкой приподнялся на локте.
— Шерсть и мех не пропускают к телу холод, но также удерживают тепло внутри. И наоборот: если телу холодно, а снаружи жарко, они не пропускают к тебе тепло.
— Что ж ты сразу не сказал?
— Есть люди, которые лучше усваивают уроки на собственной шкуре.
Киалл пропустил подковырку мимо ушей.
— А почему Маггриг с Финном построили себе отдельный шалаш? Им бы и тут вполне хватило места.
— Они, как всегда, предпочитают держаться вдвоем, — сказал Бельцер. — Жаль, однако, что они не пойдут с нами за Врата. Я не знаю лучшего стрелка, чем Маггриг, и более хладнокровного вояки, чем Финн.
— Почему же они не хотят идти с нами?
— Потому что они умнее нас, — ответил Чареос.
Равенне снились странные, обрывочные сны. Она была ребенком на руках у матери, и ей было тепло, уютно и безопасно. Потом она стала ланью, бегущей через лес, и ее преследовали волки с длинными желтыми клыками, острыми, как мечи. Потом стала птичкой — она сидела в золоченой клетке и не могла расправить крылышки.
Она проснулась. Вокруг спали другие женщины. В душной комнате не было окон. Равенна закрыла глаза. Завтра ее выставят обнаженной на торговый помост. Сердце у нее бешено забилось, и она тщетно пыталась успокоиться.
Наконец она задремала, и ей опять приснился сон. Теперь она увидела рыцаря в блестящих доспехах — он въехал в ворота, раскидывая надренов. Он нагнулся с седла, снял ее с помоста и увез в степь. Там, в укромной роще, он помог ей слезть и спешился сам. Он поднял забрало... и она увидела мертвое, полуистлевшее лицо с ошметками плоти на оскаленном черепе.
Равенна закричала и проснулась. Ее товарки по-прежнему спали — значит, кричала она во сне, а не наяву. Порадовавшись этому, она завернулась в одеяло и села. Ее платье из желтой крашеной шерсти стало грязным, и от него пахло застарелым потом.
— Ничего, переживу, — сказала она себе. — И отчаиваться не стану.
Эти слова на миг придали ей силы, но мысль о плене тут же придавила ее, сокрушив решимость.
Она тихо заплакала. Женщина, говорившая с ней в повозке, выбралась из своих одеял, подошла к Равенне и обняла ее тонкой рукой за плечи.
— Завтра, когда выйдешь на помост, — сказал она, — не пытайся никого соблазнить. Для надиров женщины все равно что скот. Гордых женщин они боятся — понимаешь? Опусти голову и слушайся купца, ведущего торги. Не думай о своей наготе — будь мягкой и покорной.
— Если они не любят гордых женщин, может, меня никто и не купит?
— Не будь дурой! — отрезала женщина. — Если оценщик найдет, что у тебя вызывающий вид, он отхлещет тебя кнутом — или тебя купит такой, что любит обламывать непокорных. Тебе нужен хозяин, который будет относиться к тебе терпимо. Такого животного, как добрый надир, нет в природе, но уж лучше наскоро переспать с равнодушным дикарем, чем быть битой, как собака.
— Откуда ты все это знаешь? — спросила Равенна.
— Меня уже продавали как-то раз. Три года я была шлюхой в Новом Гульготире, но до этого меня продали надирскому вождю.
— И ты убежала?
— Да. И опять убегу.
— Какая ты сильная!
— Это потому, что я была замужем за слабым мужчиной. Поспи еще. А если не можешь спать, полежи просто так, иначе под твоими красивыми глазками лягут темные круги.
- Предыдущая
- 16/62
- Следующая
