Полуночный Сокол - Геммел Дэвид - Страница 7

• Предыдущая
• 7/101
• Следующая

— Ты убил его, — прошептал Гуин, младший брат Форвара.

Бэйн отшвырнул перепачканную кровью дубинку, повернулся к Бануину и рывком поднял его на ноги:

— Ты сильно ранен?

Бануин молчал, не в силах оторвать глаз от трупа.

Суд из девяти присяжных под председательством лорда Браэфара провел полное расследование и постановил, что смерть наступила в результате несчастного случая. Форвар погиб вследствие необоснованного нападения на Бануина. Бэйн лишил его жизни непредумышленно, чтобы помешать Форвару убить Бануина.

Костер догорел, и Бануин собрался спать.

Он проснулся на заре и растолкал Бэйна, тот только заворчал и перевернулся на другой бок. Бануин зевнул и поднялся.

— Ты так крепко спал, — сказал он Бэйну.

— Я обычно засыпаю с трудом, но сегодня мне приснился замечательный сон. Там были те близняшки…

— Прошу тебя, — с шутливой строгостью взмолился Бануин, — никаких фантазий до завтрака.

Бэйн фыркнул, пошел к ручью и, сняв бледно-зеленую рубаху, окатил голову и грудь водой. Потом они позавтракали сушеными фруктами и мясом, оседлали лошадей и стали выбираться из лощины. Бэйн насвистывал веселую мелодию и, казалось, был в отличном настроении. Он погнал своего коня прочь с тропинки.

— Кажется, по тропе легче взобраться на холм, — предположил Бануин.

— В обход будет быстрее.

— Тогда, ты можешь пойти в обход, — сказал Бануин, не сходя с тропы.

— На опушке леса он натянул вожжи и в ужасе взглянул вниз. У самой тропы, оросив кровью траву, лежал человек с перерезанным горлом. Чернобородый Карн. Его глаза были открыты и слепо смотрели в утреннее небо.

— Бэйн подъехал к другу.

— Он вернулся этой ночью, а с ним двое других.

— Двое других?

— Угу. Они сбежали, но ты оказался прав: одноглазого сними не было.

— Значит, ты убил Черную Бороду и спокойно лег спать?

— Я устал. Ты что, не спишь, когда устаешь? Что же я должен был сделать? Разбудить тебя, когда они появились? Зачем? Я очень тебя люблю, Бануин, но ты не умеешь драться. А стоило ли тебя будить, когда они уже убрались?

Бануин с трудом оторвал глаза от трупа, подстегнул гнедого и поехал вверх по тропе. Бэйн двинулся следом:

— Хочешь узнать, что мне приснилось?

— Не хочу, — отрезал Бануин. — Ты убил человека, и это ничего для тебя не значит?!

— А что это должно для меня значить? Они вернулись, чтобы убить нас. Ты бы предпочел, чтобы убили тебя?

Бануин натянул поводья и глубоко вдохнул, чтобы дать выход гневу. Он посмотрел на друга и увидел в его глазах искреннее недоумение.

— Конечно же, я рад, что мы живы. Но дело не в том, что ты убил Черную Бороду, Бэйн, а в том, что это тебя ничуть не трогает. У него, может, остались жена и дети. Может, он когда-то был хорошим человеком и смог бы снова стать таким. Но теперь у него уже никогда не будет этой возможности. Его тело станет добычей стервятников, а потом — червей.

Бэйн рассмеялся:

— Он был просто куском дерьма, загрязняющим жизнь. На земле будет гораздо лучше без него.

— Возможно, тут ты прав, — согласился Бануин, — но я боюсь, что ты убиваешь слишком поспешно. Тебе нравится убивать. Того и гляди, от твоей руки падет добрый любящий человек.

Бэйн пожал плечами:

— Я убиваю лишь тех, кто сам напал на меня. Это их вина, а не моя. Я знал, что этот сукин сын с бородой вернется, немного отдохнул и пошел ему навстречу.

— Но ведь тебе понравилось? — напустился на него Бануин. — Ты испытал прилив возбуждения, перерезав ему горло?

— Да, да, мне понравилось! — рявкнул Бэйн. — И что с того? Он был моим врагом, и я победил его. Так и поступают настоящие мужчины. Мы воюем и гордимся этим — пусть женщины оплакивают мертвых.

— Настоящие мужчины, — медленно повторил Бануин, — настоящие мужчины не желают спокойно жить в мире с соседями. — Не желают тратить время, читая свитки и пытаться перенять мудрость предков. Им не нужна жизнь без войн, смерти и крови. Совсем не нужна. Настоящие мужчины предпочитают раскраивать черепа по ночам.

Бэйн покачал головой:

— He cтaнy спорить с тобой, Бануин. Если бы слова были стрелами, ты был бы ужаснейшим человеком на свете. Но тут спорить не о чем. Они пришли убить нас, и один из них поплатился за это жизнью. Совесть мучит меня не больше, чем в тот день, когда я решил снести голову Форвару.

Лицо Бануина стало мертвенно-бледным.

— Ты хочешь сказать, что убил его не случайно?

— Конечно, я хотел его убить, ни разу в этом не раскаялся.

— В этом мы с тобой не похожи, — проговорил Бануин печально, — не прошло и дня, чтобы я не пожалел Форвара.

— Это пустой разговор, — отрезал Бэйн. — И сон я свой забыл.

На пятый день они достигли южных земель ригантов, широкой холмистой равнины, казавшейся бескрайней. Оглядываясь назад, Бануин не видел Кэр-Друах — его родные горы были уже в двухстах милях отсюда. Следующие десять дней они с Бэйном без устали скакали на юг, ночуя в селах и деревнях. Повсюду им оказывали радушный прием, ведь услышать новости о Коннаваре, Короле Демонов, хотелось каждому. Собирается ли Коннавар на юг, чтобы разбить Каменных Пантер и вероломных ценийцев? Женат ли он, есть ли у него наследник? Бануин был немногословен, а вот Бэйн оказался отличным рассказчиком и прекрасным певцом. Вечерами он подолгу просиживал с селянами, попивал эль, слушал и рассказывал небылицы; запевал веселые песни, которые селяне радостно подхватывали. Он ни разу не упомянул о том, что он сын Коннавара, и ни разу не отозвался о нем неуважительно. Что очень удивило Бануина, и однажды утром, выезжая из Деревни, он спросил об этом Бэйна.

— У меня есть причина ненавидеть Коннавара, — неожиданно серьезно ответил Бэйн, — но ведь именно он спас эту деревню, когда Валанус повел Пантер на север. Именно Коннавар и Железные Волки остановили атаку и отбросили врага в Цениго. Этого у него не отнимешь, а моя ненависть касается только меня.

На восемнадцатый день они подъехали к реке Вир и двести миль плыли по ней на плоскодонке. Плыть по реке, наблюдая за меняющимся пейзажем, было очень приятно. Сначала Бануину не понравилась команда — четверо мужчин казались ему настоящими головорезами, но Бэйн легко развеял его страхи. Он прекрасно сошелся с лодочниками. Каждую ночь лодки швартовались около поселений, и друзья пасли коней.

Однажды вечером, оказавшись на территории Норвии, Бэйн повздорил с рослым селянином, и вскоре ссора переросла в драку, стремительную, жестокую, но, когда оба уже были в крови и синяках, Бэйн неожиданно рассмеялся.

— Чего скалишься? — рявкнул норвин.

— Ты самый уродливый сукин сын на свете, — объяснил Бэйн, — но чем сильнее я бью твою рожу, тем симпатичнее ты мне кажешься.

Деревенские, собравшиеся посмотреть на драку, захохотали. В конце концов усмехнулся даже норвин.

— Ты наглый маленький задира!

— Очень может быть. Хочешь выпить? Я угощаю.

— Почему бы и нет? — согласился норвин.

Бануин не умел так легко сходиться с людьми и обычно оставался в стороне, наблюдая за другом. Он завидовал, часто с легкой горечью, способности Бэйна заводить друзей.

Взять хотя бы лодочников. Суровые и жестокие, вполне способные зарезать пассажира и выбросить тело за борт, они прониклись к Бэйну симпатией, как к родному. Поразительно! А ведь Бэйн не всегда вел себя дружелюбно. Иногда он мрачнел и подолгу отмалчивался. Когда Бэйн был не в духе, приятели сходили на берег и гуляли по лесам и лощинам. Во время таких прогулок Бэйн с грустью рассказывал о матери, о том, как от нее отвернулись жители Трех Ручьев.

— Не все, — возразил Бануин, когда они сидели ночью у костерка, — Ариан приходила к моей матери, и Большой Человек всегда был добр к вам обоим.

— Я его не помню, — посетовал Бэйн, — я был слишком мал, когда он погиб. Но мама часто про него рассказывала. Однажды, через три дня после того, как ее выгнал муж, она сидела в кузнице у дедушки и баюкала меня. Руатайн пришел навестить ее и спросил, дали ли мне имя духа. Мама ответила, что нет, и Большой Человек рассказал, что в ночь, когда я родился, он увидел летящего сокола. Он сказал, что такое случается очень редко и это — знак судьбы. Каждый раз, вспоминая об этом, мама плакала. Она рассказывала, что он обнял ее и спросил, нравится ли ей имя Полуночный Сокол. — Бэйн вздохнул. — С момента моего рождения он первый отнесся к ней с нежностью. Говорили, что жена Руатайна пришла в ярость и запретила ему навещать нас, но он не послушался и часто приходил. Жаль, что я его не помню. Все говорят, что он был великим человеком.

• Предыдущая
• 7/101
• Следующая