Кровь-камень - Геммел Дэвид - Страница 7

• Предыдущая
• 7/73
• Следующая

– Не важно, – успокоила она его. – Небо прекрасно, и я жива. Поговорим о чем-нибудь другом. Я хотела бы спросить вас о нашем… госте.

Мередит помрачнел.

– Что о нем сказать? Он не фермер, это ясно.

– Я знаю. Но почему ему изменила память? Мередит пожал плечами:

– Скорее всего тут свою роль сыграл удар по голове. Но у амнезии есть много причин, Исида. И для ответа на этот вопрос мне необходимо узнать точный характер повреждения и все то, что к нему привело.

Она кивнула и взвесила, не рассказать ли ему то, что узнала сама.

– Сначала сказала она, – расскажите мне про Иерусалимца.

Он засмеялся – жестким смехом, и лицо его посуровело.

– Благодарю Господа, что мне не довелось с ним повстречаться. Он был кровожадным варваром, обретшим малую толику славы, причем куда большую, чем он заслуживал. И потому лишь, что нами управляет другой кровожадный варвар, который благоговеет перед всеми видами насилия. Йон Шэнноу был убийцей по призванию. Отбрасывая нелепые псевдорелигиозные тексты, которые теперь публикуются, он был бродягой, которого насилие и кровь притягивали, как муху притягивают конские яблоки. Он ничего не воздвиг, ничего не написал, ничего не породил. Он был как ветер, дующий над пустыней.

– Он сражался с исчадиями, – сказала Исида, – и уничтожил силу Хранителей.

– Вот именно, – резко перебил Мередит. – Он сражался и уничтожал. А теперь в нем видят прямо-таки спасителя, темного ангела, посланного Богом. Иногда я спрашиваю себя: избавимся ли мы когда-нибудь от людей вроде Шэнноу?

– Значит, вы видите в нем носителя зла?

Мередит встал и подбросил хворост в угасающий костер, потом вновь сел напротив Исиды.

– На этот вопрос трудно ответить. Насколько мне известно, он не был наемным убийцей и никогда не убивал ради наживы. Он сражался с теми, кого считал преступниками против Бога и людей, и убивал их. Я говорю о том, Исида, что он сам решал, кто преступник, и сам творил то, что считал правосудием. В любом цивилизованном обществе подобное было бы неприемлемым. Видите ли, Исида, это создает прецедент, толкает других людей следовать его ходу рассуждений и убивать всех, кто с ними не согласен. Таких людей, как Диакон, например. Когда исчадия восстали против нас, он уничтожил не только их войско, но и их города обрек на жуткие разрушения. А почему? А потому, что он сам решил, что они плохие люди. Тысячи простых фермеров и ремесленников были убиты. Это был геноцид. Уничтожение всей расы. Вот наследие людей вроде Йона Шэнноу. Но скажи мне, какое отношение это имеет к нашему «гостю», как ты его назвала?

– Не знаю, – солгала она. – Он называет себя Шэнноу, и я подумала, не имеет ли это отношения к его… как вы сказали?

– Амнезия.

– Да, к его амнезии. Вы спросили о том, что предшествовало его ранению. – Исида запнулась, обдумывая, что сказать. – Он видел, как его друзей убивали, убивали жестоко – одних застрелили, другие сгорели заживо. Его… дом… был подожжен. Он спасся и взял оружие, которым не пользовался уже много лет. Когда-то он был воином, но отверг этот путь как дурной. Однако вне себя от горя он выследил убийц, сразился с ними и убил всех. Это что-нибудь проясняет?

Мередит откинулся и тяжело вздохнул.

– Бедняга! – сказал он. – Боюсь, я неверно судил о нем. Увидел пистолеты и решил, что он разбойник или наемник. Да, это многое проясняет, Исида. Сознание бывает очень хрупким. Я доверяю вашему дару, и поскольку дело было так, как вы объяснили, наш гость был вынужден не только сразиться с подлыми врагами, но и пойти против собственных убеждений. Его сознание не выдержало колоссального бремени мук утраты и отгородилось от собственных воспоминаний так называемой защитной амнезией.

– Следует ли мне объяснить ему это? – спросила она.

– Ни в коем случае, – предупредил Мередит. – Тут главное – «защитная». Если сказать ему все прямо, это может вызвать полную потерю рассудка. Пусть память вернется к нему постепенно, в свое время. Но вот что крайне интересно – выбор новой личности, который он сделал. Почему Йон Шэнноу? Кто он по роду занятий?

– Был пастырем, – ответила она.

– Вот и объяснение. Проповедник мира между людьми вынужден поступить прямо против своей натуры. Так что может быть более подходящим, чем личность человека, который претендовал на религиозность, а на самом деле был закаленным в стычках убийцей? Позаботьтесь о нем, Исида. Он нуждается в уходе, который дать ему можете только вы.

– Все, значит, ошибаются, а ты, значит, одна права, вот что ты хочешь сказать, мам? – Лицо молодого человека побагровело от ярости. Он выскочил из-за обеденного стола, подошел к окну, распахнул его и уставился на вспаханные поля.

Бет Мак-Адам с трудом перевела дух, стараясь взять себя в руки.

– Я права, Сэмюэль. И мне нет дела до того, что говорят все. Сотворено вопиющее зло.

Сэмюэль Мак-Адам свирепо обернулся к ней.

– Ах, так это зло? Зло поступать по велению Бога? Как-то ты странно понимаешь зло. Неужто ты будешь спорить против слова Господня?

Теперь вспылила Бет. Ее светло-голубые глаза сузились.

– Ты называешь убийство велением Бога? Волчецы никогда никому никакого вреда не причиняли. И они не просили стать такими, какими стали. Только Богу известно, что с ними произошло, но у них есть души, Сэмюэль. Они кроткие и добрые.

– Они мерзость! – закричал Сэмюэль. – И как сказано в Книге: «И не вноси мерзости в дом твой, дабы не подпасть заклятию, как она».

– В этом доме есть только одна мерзость, Сэмюэль. И ее родила я. Вон отсюда! Возвращайся к своим дружкам-убийцам. И скажи им: если они вздумают наведаться на мою землю, охотясь на волчецов, я встречу их смертью и огнем.

У него отвисла челюсть.

– Ты совсем рехнулась? Это же наши соседи, а ты собралась убивать их.

Бет отошла к дальней стене и сняла длинноствольное ружье исчадий. Потом посмотрела на сына и увидела не высокого широкоплечего мужчину, каким он стал, а маленького мальчика, который боялся темноты и плакал, когда грохотал гром. Она вздохнула. Вырос он настоящим красавцем: светлые коротко подстриженные волосы, сильный подбородок. Но и теперь, как тогда, он легко подчинялся другим. По природе не ведущий, а ведомый.

– Передай им, Самюэль, все, что я сказала. Слово в слово. А если кто-нибудь засомневается в моем слове, ты ему втолкуй. Первый, кто вздумает охотиться на моих друзей, умрет.

– Тебя соблазнил Дьявол! – сказал он, повернулся и гневно вышел за дверь.

Когда топот его лошади затих в темноте, из кухни выскользнула маленькая фигурка и встала за спиной у Бет. Она обернулась и вынудила себя улыбнуться.

Протянув руку, она потрепала мягкий мех на плече волченки.

– Жаль, что ты его слышала, Пакья, – сказала Бет со вздохом. – Он всегда был мягким, точно глина в руках гончара. Я виню себя. Я была слишком строга с ним. Никогда не позволяла ему поступать по-своему. И теперь он, будто камышинка, сгибается туда, куда подует ветер.

Маленькая волченка наклонила голову набок. Лицо у нее было совсем человеческое, но заросшее шерстью и вытянутое. Глаза – широкие, овальные, коричневато-золотистые с красными крапинками.

– Когда вернется Пастырь? – спросила она, смазывая слова, потому что язык у нее был длиннее человеческого.

– Не знаю, Пакья. Возможно, что и никогда. Он так старался быть истинным христианином, терпеливо сносить все насмешки и издевательства. – Бет вернулась к столу и села. Теперь тоненькая Пакья положила длинные пальцы на плечо женщины. Бет подняла руку и накрыла ладонью теплый мягкий мех. – Знаешь, я любила его, когда он был настоящим мужчиной. Но, клянусь Богом, любить святого невозможно! – Она покачала головой. – Двадцать лет его жизни обращены в пепел и прах.

– Но они не были потрачены зря, – сказала Пакья. – И они не пепел и прах. Он дал нам гордость и показал нам истинность Божьей любви. Это не малость, Бет.

– Может быть, и так, – сказала Бет без всякой убежденности. – А теперь ты должна сказать своим, что вам надо уйти глубоко в горы. Боюсь, и месяца не пройдет, как начнутся кровавые бесчинства. Поговаривают о новых охотах.

• Предыдущая
• 7/73
• Следующая