Ветер умирает в полдень - Гельдлин Мишель - Страница 13
- Предыдущая
- 13/27
- Следующая
– Дэйв, ваш хозяин просил вас позвонить ему до восьми вечера.
Зачем это я понадобился Шефферу на ночь глядя, да еще в пятницу?
Он садится в крошечной застекленной будке, где висит телефон, и ждет связи. Кажется, что сам он остается невидимым, но может наблюдать за суетой в холле.
Широкополые фетровые шляпы и сапоги с острыми носками – здесь редкость. Мужчины в нейлоновых куртках и клетчатых брюках, толстые унылые женщины, часто в бигудях под прозрачной косынкой (для чего им нужна красивая, пышная прическа, если даже перед многочисленными обитателями мотеля они не стыдятся появляться в таком виде? – думает Дэвид); изможденные девицы, которые по требованию моды морят себя голодом; дети, скучающие среди витрин.
Сувениры Красной пустыни: крупноформатные рельефные открытки, безделушки из нефрита, обсидиана, окаменелого красного дерева, скорпионы, оправленные в пластмассу, сохранившиеся на Западе галстуки в виде пеньковых или кожаных шнурков, сплетенные индейцами из резервации Шошони, что за горой Аул Крик. Их деды вытачивали наконечники стрел, чтобы охотиться и воевать, а внуки мастерят эти поделки по девяносто девять центов за штуку.
Литые медные пепельницы напоминают о том, что мотель стоит посреди континента, с точностью до нескольких футов на линии водораздела бассейнов Атлантического и Тихого океанов, которые питаются скудными водами тех мест.
Дэвид видит, как Джо Вэнс, детектив мотеля, тихо подходит к подростку на голову выше его, и дергает того за рукав. В душной и задымленной телефонной будке ничего не слышно. Дэвид приоткрывает выгнутую дверь. В будку врывается гул голосов, но Дэвиду кажется, что он различает, как Джон, одетый в вязаную куртку и домашние туфли, тихо говорит на ухо юному воришке обычную в таких случаях фразу:
– Сейчас же положи на место, что украл, и на этот раз я тебя отпущу.
Прием, как правило, срабатывает. Подростки, жалкие и сконфуженные, в большинстве случаев подчиняются. Труднее бывает с теми, кто постарше, особенно с женщинами. Первым делом они приходят в негодование: как это детектив может усомниться в их порядочности? Тогда Джон ведет задержанных к кассе – на глазах у всех, под осуждающие возгласы. Самые упорные сдаются, когда он снимает телефонную трубку.
Невероятно, но многие рискуют репутацией и даже свободой ради безделицы ценой в два-три доллара.
Дэвида восхищает острота глаз Вэнса, его сдержанная деловитость. Иной раз они с Джоном вместе выпивают по чашечке кофе без кофеина, ведь они коллеги, верно?
Джон Вэнс бросил курить и не берет в рот спиртного. В сорок пять лет он тщательно бережет здоровье. Семь лет назад из-за перегрузки у него уже сдавало сердце. Он дал зарок уйти в отставку в пятьдесят лет, накопив деньжат и работая сверхурочно: днем, ночью, по воскресеньям, в городской полиции и на сортировочной станции. Двадцать лет – по шестнадцать часов в сутки. И ни одного отпуска.
Дети выросли без него. Теперь они все разъехались.
Вэнс познакомил Дэвида со своим другом и бывшим начальником – шефом городской полиции Кэлом Марвином. Как-то вечером Дэвид провел два часа с Марвином, который великодушно согласился подежурить за смертельно усталого частного детектива, чтобы тот не потерял работу.
Раздается звонок. Дэвид, который предается своим мыслям, вздрагивает, прикрывает дверь телефонной кабины и снимает трубку. Он слышит голоса Эллен, телефонисток компании "Маунтин Белл" и Солт-Лейк-Сити, секретарши агентства и, наконец, Шеффера.
– Добрый вечер, Уоррен. У вас было пять дней, чтобы ввести Стива Мерфи в курс дела. Думаю, теперь он справится один. Вы можете вернуться.
Дэвид весь сжимается. Он бормочет, запинаясь:
– Лучше бы мне задержаться немного, сэр. Я мог бы предложить наши услуги на других шахтах. У меня есть план, крупный филиал. Здесь такое творится, люди прячут оружие.
Шеффер перебивает его. И, как всегда, четко и непререкаемым тоном приказывает:
– Не спорьте, Уоррен. Надеюсь, после трех недель работы у "Бэннистона" вы не претендуете на то, чтобы руководить нашей компанией?
В ответ – молчание. Шеффер смягчается.
– В Рок-Ривере вы свою задачу выполнили. Я вами доволен. В понедельник к девяти утра будьте в конторе. Я распоряжусь, чтобы вам приготовили зарплату, и мы обсудим вашу будущую работу в Монтане, там вас ждет более широкий круг обязанностей. До скорого, Уоррен.
Шеффер дает отбой. Дэвид чувствует боль в висках. Этого он боялся больше всего. Снова куда-то ехать? Ему так нужна передышка, хотя бы несколько дней, чтобы поразмыслить, разобраться в обстановке.
Шеффер его восхищает, как и все уверенные в себе и властные люди. Придет время, и он станет таким же. Но встретиться с боссом уже в понедельник? Нет. Лучше позже. А сейчас ему надо поспать. Подумать. Отключиться.
Желание поразвлечься пропадает. Теперь Дэвиду не до ужина, кусок застрянет в горле. Он покупает бутылку хлебного виски и запирается в своей комнате. Его трясет. Монтана? Но Дэвид еще здесь не выполнил всего, что задумал.
Он включает ночник и телевизор. Сорвав целлофан с маленького ведерка, выходит в коридор, чтобы купить в автомате ледяных кубиков и пару бутылок минеральной воды.
Расстроенный и сразу же осунувшийся, Дэвид два часа валяется на кровати, пьет горькое виски, курит и невидящими глазами смотрит на экран болтливого телевизора. Реклама, Хэмфри Богарт, реклама, Хэмфри Богарт. Ночное повторение выпуска новостей телезвезды Куки Кармоди, опять реклама. В голове – полная сумятица. На Дэвида наваливается дремота.
В полусне ему чудится, что все его недруги сливаются в какую-то серую массу. А заодно с ними и все женщины, что отвергли его. Он сделает все, чтобы смыть с себя оскорбления, он уедет в Нью-Йорк, в город самых великих возможностей и разочарований, откроет частное сыскное агентство и, словно белый рыцарь, обрушится на королей организованной преступности. Его слава будет расти и расти – до тех пор, пока он, Дэвид Уоррен, не станет знаменитым героем, олицетворением добра и справедливости, а его сограждане снова не почувствуют себя в безопасности на улицах и в метро. Прекраснейшие женщины будут мечтать о том, чтобы сделаться его возлюбленными и хоть на миг разделить его славу. Его станут превозносить клубы поклонников. Газеты будут печатать его имя аршинными буквами. Куки Кармоди пригласит его выступить в своей телепередаче, и все, кто отверг его, горько пожалеют, что упустили возможность поработать с таким человеком.
В полночь у Дэвида пересыхает в горле, ему хочется кофе, и он спускается в бар. Четыре девушки обслуживают редких ночных посетителей. Из пяти подковообразных стоек только одна освещена.
Слабый кофе обжигает небо. У Дэвида нет никакого желания вступать в разговоры с официантками. Даже если какая-нибудь из них и не прочь уступить ему сегодня, то теперь, когда Дэвид знает, кем он скоро станет, неужели он будет размениваться на этих жалких и убогих девчонок, ведь его ждут самые красивые женщины мира?
Никто и не подозревает, какой гигант скромно и никем не узнанный потягивает кофе в этом пустынном мотеле. Дэвид подождет до Нью-Йорка, чтобы насладиться любовью среди шелков и ароматов. И так отпраздновать свою победу над жизнью.
Глотнуть бы ледяного воздуха, и он снова будет в норме. Вот что, прокатится-ка он до Рок-Ривера, а уж потом вернется к себе в номер.
До города Дэвид так и не доберется. Впервые этой ночью он надолго остановит машину где-то на дороге, спрятавшись в ней, как в надежном коконе.
Позже случайный свидетель будет утверждать, что видел Дэвида около двух часов ночи на дороге между шахтой и мотелем; тот сидел, словно оцепеневший. В ходе расследования выяснится, что Дэвид сделал еще несколько непонятных остановок в белой пустыне. Зачем и почему – так и останется загадкой.
После этого Дэвида Уоррена еще две недели будут встречать то в мотеле, то в городе, то на автостраде, то на дорогах, ведущих в пустыню. К Шефферу он так и не явится в назначенный день. Ну, а слава, Нью-Йорк и первые красавицы мира? Все это так и останется лишь в фантазиях Дэвида.
- Предыдущая
- 13/27
- Следующая
