Подарок фирмы - Мадрид Хуан - Страница 7

• Предыдущая
• 7/11
• Следующая

– Дон Хесус, я хочу представить вам моего большого друга, который…

– Мы уже познакомились, – он поставил стакан на столик. – Ну что, пойдем?

– Я готова, дон Хесус.

– Пожалуйста, Перлита, обращайся ко мне на "ты", просто Хесус и все. Я ведь тебя просил.

Лолин смех был не более естествен, чем декорации из папье-маше или улыбка уличенного в мошенничестве финансиста Руиса Матеоса, позирующего в момент выхода из тюрьмы для обложки популярного журнала.

– Не хочешь ли пойти с нами. Тони?

– Я пойду домой.

Закрыв за ними дверь, я подождал, пока не затихли шаги на лестнице, вышел из дома, пересек улицу и зашел в бар "Погребок Риваса".

Хозяина не было. Клиентов обслуживал его помощник Пеле.

– Вермут, – попросил я.

Пеле не большой любитель поговорить. Он принес мои вермут и продолжал обслуживать других посетителей. Я отпил глоток. В этот момент кто-то положил мне руку на плечо.

Это был Хавиер Баленсуэла по прозвищу Мавр и по профессии всезнайка. Он всегда был в курсе всех дел и не умел делать из своих сведений тайну.

– Тони, дружище, где ты пропадаешь! – Его умные, живые глазки блестели. Одет он был в узкий черный пиджак и брюки, перешитые по моде. Никто не знал, чем он снимается на самом деле. – Я тут видел Лолу с.., решил, что это ты, и даже подошел, но…

– Выпьешь вермута?

Вермут был его слабостью.

– Один вермут, Пепе, – закричал он, глаза его еще больше заблестели. – И поменьше тоника!

Пеле принес вермут. Мавр выпил его залпом и прищелкнул языком.

– Его зовут Хесус Маис, ловкий тип, говорят, у него много денег, очень много. Ходят слухи, что он хочет открыть современную дискотеку, знаешь, с мерцающими цветными огнями и прочее… – он помолчал. – Еще говорят, что он компаньон известного импресарио Ромеро Помбо, они якобы задумали ставить шоу по всей Испании.., ты ведь знаешь, сейчас это опять в моде…

– Пеле, еще один вермут для сеньора!

– Спасибо, Тони! – На этот раз он не стал его пить залпом, а решил продлить удовольствие. Каждый глоток подолгу держал во рту, производя звуки как при полоскании. – Этот тип только на вид сильный… Не бери в голову, Тони… Все это только фасад, одна вывеска… Ты же знаешь женщин…

Я положил деньги на стойку, потом дал ему еще пятьдесят песет.

– Выпей еще один за мое здоровье.

– Ты большой человек. Тони! – Он проводил меня до дверей. Я уже шел по улице Пальма, а он все стоял и кричал мне вслед:

– Этот тип обычно бывает в баре "Иберия" на улице Пелигрос.., по вечерам, часов в восемь.., хозяин – его земляк!

Он помахал мне рукой, и я тоже.

Открыв двери обоих балконов, выходящих на улицу Эспартерос, я занялся уборкой. На это занятие ушло полчаса, но не потому, что квартира большая – кухня, ванная, коридор со встроенным шкафом и довольно просторная комната, совмещающая функции спальни, столовой и гостиной, – а потому, что пыли накопилось не меньше, чем в заброшенном замке.

Потом я закрыл балконные двери, зажег светильник над диваном и включил приемник. У меня оставалось еще две бутылки джина: одна початая, другая полная. Я поставил на журнальный столик обе, принес чистый стакан, лед и пачку сигарет.

Декорация была готова.

Тогда я открыл нижний ящик комода и вытащил коробку из-под обуви. Рядом лежал мой "габилондо" калибра 9 мм , хорошо смазанный и завернутый в мягкую тряпочку. Прикосновение к нему холодило пальцы.

Потом отпил глоток и открыл коробку. Она была набита фотографиями, в основном черно-белыми, пожелтевшими от времени. Под ними лежали мой военный билет, паспорт, разрешение на ношение оружия, членский билет Испанской федерации бокса и несколько газетных вырезок.

Итог моей жизни.

Одна из вырезок представляла собой интервью, взятое у меня, когда я еще был восходящей звездой испанского бокса. Это было после того, как я выиграл армейский чемпионат в легком весе. Во второй, более поздней заметке анализировались мои шансы на победу над Басилио Аренасом на чемпионате страны. Басилио выиграл по очкам, и после той встречи я не собирал газетных вырезок.

Что касается фотографий, то их было очень много.

Они относились к самым разным периодам моей жизни: в спортзале, на каком-то празднике с моей первой девушкой, на воскресной прогулке в окрестностях Мадрида, единственной, которую мы совершили вместе с родителями.., а вот я с друзьями в форме пехотинца во время прохождения службы в Учебном центре № 2 по подготовке призывников, расположенном в Алкала-де-Энарес. Первым, кого я узнал на фото, был Луис Роблес.

По воскресеньям к нам в лагерь приходили фотографы и предлагали сняться на память для матерей и невест.

В одно из таких воскресений и был, вероятно, сделан этот снимок? На фотографии нас шестеро. Первый слева – высокий сутулый парень, его я не помнил.., следующий, кажется, Лоло, он жил в районе Чамбери, у его отца была мастерская по ремонту велосипедов; рядом с ним стоял Ингаусти, точно, он еще прекрасно подражал мяуканью котов, между ним и Луисито стоял я, крайний справа – Паулино по прозвищу Лысый, голова у него блестит, как лампочка, без единого волоска, он перенес какую-то болезнь.

Луис, Луисито Роблес. Вот он стоит, кулак поднят вверх, улыбка во все лицо. Очень характерная для него поза. Армия – паразит на теле общества, ударная сила капитализма", – любил повторять он. Он вообще много говорил. Ему нравилось говорить. И иногда он говорил умные вещи.

Я подвинул обувную коробку и опрокинул стакан, не отрывая глаз от фотографии. Так я ему и не сказал, какой он хороший парень. Типично мужская черта. Мы боимся, стесняемся, что ли, говорить такие вещи. Закончилась служба в армии, и каждый пошел своей дорогой. Я пытался пробиться в боксе, он решил продолжать учебу. Думаю, именно эта стеснительность и была причиной того, что мы не звонили друг другу и не встречались.

Так мне кажется.

Я снова наполнил стакан, бросил в него оставшийся лед и опять выпил залпом.

Так я и не сказал Луису, как мне нравилось бывать с ним. Мне нравились его ум, ирония, культура. Его способность мгновенно схватывать сущность вещей. Я учил его боксу в пустом лагерном ангаре, показывал, как надо двигаться, наносить удар. А он заставлял меня продолжать учебу в школе. Однажды он принес учебники и сам составил программу моих занятий. Он мне помогал, но так, как это делают люди его типа, не придавая этому никакого значения, я даже не замечал, что он мне помогает.

Мне так и не удалось поблагодарить его за помощь.

По радио звучал бодрый голос диктора.

– ..ствуйте, дорогие радиослушатели.., программу ведет Эмилио Лаэра. Предлагаем вашему вниманию "Вечер болеро".

Я сразу же узнал "Когда я снова буду с тобой" в исполнении Эди Гормета и трио Лос-Панчос.

Первую женщину, мечтавшую выйти за меня замуж, звали Монолита Саседон, она пахла свежими яблоками и работала прислугой в городе Луго у финансового инспектора, тщетно пытавшегося выдержать конкурс на замещение должности нотариуса. Монолита приезжала навестить меня летом в воскресные дни, когда на стадионе устраивали спортивные соревнования, и привозила в судках вкусные жареные перцы и тортилью[2]. Садилась где-нибудь недалеко от ринга, и я, даже не глядя в ее сторону, знал, что она молча льет слезы, пока мы дубасим друг друга. Сейчас, наверное, стала прилежной читательницей ,двух-трех иллюстрированных женских журналов.

Тихонько напевая мелодию болеро, я снова налил себе джина. На этот раз я пил медленно, маленькими глотками, глядя, как через балконные двери в комнату входит ночь.

Внезапно я рассмеялся, сам не знаю почему.

В этот момент раздался телефонный звонок, взорвавший темноту. Я не сразу сообразил, что это телефон. Потом зажег свет. Звонила женщина. В такой вечер можно было ожидать что угодно.

• Предыдущая
• 7/11
• Следующая